Часть 26. биробиджан
О еврейском вопросе и русском хитром мужике
Наши спецкорры продолжают свое путешествие из Москвы во Владивосток на электричках.
7 декабря
Захлопнулись двери. Машинист сухо: «Следующая станция – Владивосток».
В окне сопки-сопки-сопки. Месяц в пути. И осталось десять минут. Не может быть.
Витя бегает по вагону, как медведь по клетке. И вот оно - дальневосточное море!
- Ура! – кричит Гусейнов.
- Ура! – кричу я.
Море лучистым солнцем брызнуло в окна электрички Москва-Владивосток, разлилось праздничным шампанским по душе.
Ура! Все. Мы сделали это!..
- А ты бы бочки че - не уронил?! Скажи – не уронил бы?! – истошно закричал кто-то слева. - Не трынди. Люди на путях. Даешь тормоз. Все. Труба! Бочки - как горох.
- Ты сколько уронил?
- Десять где-то. Меня месяц потом мурыжили, рейсы на Могочу не давали. А мне что – людей давить?! У тебя бочки не упали бы?! Ас такой, да? Да пошел ты!
И ты просыпаешься. Диван. Коридор дома отдыха машинистов. Где ты? В Амурской области. Еврейской? В аду? А-а-а!
Лагутенко в радио поет-издевается: «Владивосток две тыщи-и!». А в коридоре «трут» от скуки только что прибывшие на станцию локомотивные бригады.
- А куда делись эти опрокинутые бочки (имеются ввиду цистерны - Ред.), помнишь? – заворчал молчавший доселе железнодорожник. - Их же не разрезали, как обычно, а отправили на завод восстанавливать. Знаете, почему?
- Начинается, – заворчали мужики.
- Они принадлежат одному из чиновников. Че, не знаете, что ль?! Рыба гниет с головы.
- Власть тебя не устраивает, да? – тут же завелся сосед. - Вот от таких болтунов злость берет. Если бы не Путин, ничего бы тут уже не было.
- А ты почем знаешь?
- Да пошел ты!
И понесся по шпалам в самой глубинке русской разговор про политику.
У кого мозги промыты
Всю дорогу искал ответ – почему такие разговоры москвичу слышать странно… И, кажется, понял.
К примеру, заговорит человек в электричке о власти. Понесет его по смысловой магистрали: житейская проблема – кто виноват - что делать…
А ты ведь раньше как думал о русском мужике?
Мы же в Москве, в соцсетях, все умные, высоколобые. Мы же знаем, что сидит мужичок безропотно у телевизора, дурак-дураком, а пропагандисты кремлевские ковыряются в его черепе. Мозги промытые. Стерильные. 80-процентные.
А ты сидишь в электричке, слушаешь его настоящего и чуешь – что-то не так.
Ну вот, к примеру, ругает мужик в какой-нибудь красноярской электричке какое-нибудь правительство – то ли московское, то ли местное – не понять. Дескать, проворовались. Идиот на идиоте. Улюкаев. Зарплаты. Пенсии.
И это не экстремист какой. По опыту - любого в вагоне разбуди, зарплата будет тысяч 15-20. Вспомнит, разозлится. И даже Гусейнов с ужасом выключит диктофон.
А ты услужливо предлагаешь – вы, может, товарищ, за оппозицию? Раскидываешь карты. Жириновский? Зюганов? Миронов? Или – Навальный?
Нет, ничего русского мужика не устраивает. Во всем он видит подвох. И хотя уважает исключительно мертвых (Сталина, Брежнева), думает по-деревенски трезво. Хитро.
Начинаешь хвалить власти – противоречит.
Ругать власть начнешь – тоже, подумает и скажет: не все так плохо…
И ты с изумлением обнаруживаешь, что, скорее, твои мозги московские промыты. А до русского мужика – поди, доберись. Он существо скептическое. Умное. Слушает – делит на десять. Его не проведешь.
"Пусть тихо сидят"
Люди добрые помогли одолеть очередной разрыв (пассажирские поезда для нас из принципа не существовали), заключив нас в заднюю кабину какого-то контейнеровоза.
Но с условием.
- Помогите, мужики, - говорят. - Напишите, что на космодроме (имеется ввиду "Восточный" – Ред.), зарплату уже три месяца не платят. Сколько обманутых кругом… Пусть Москва поможет.
Переночевав в Облучье, утром мы вкатились в Биробиджан.
В Еврейской автономной области нас встречали представители правительства. И другие официальные лица.
В окне сопки-сопки-сопки. Месяц в пути. И осталось десять минут. Не может быть.
Витя бегает по вагону, как медведь по клетке. И вот оно - дальневосточное море!
- Ура! – кричит Гусейнов.
- Ура! – кричу я.
Море лучистым солнцем брызнуло в окна электрички Москва-Владивосток, разлилось праздничным шампанским по душе.
Ура! Все. Мы сделали это!..
- А ты бы бочки че - не уронил?! Скажи – не уронил бы?! – истошно закричал кто-то слева. - Не трынди. Люди на путях. Даешь тормоз. Все. Труба! Бочки - как горох.
- Ты сколько уронил?
- Десять где-то. Меня месяц потом мурыжили, рейсы на Могочу не давали. А мне что – людей давить?! У тебя бочки не упали бы?! Ас такой, да? Да пошел ты!
И ты просыпаешься. Диван. Коридор дома отдыха машинистов. Где ты? В Амурской области. Еврейской? В аду? А-а-а!
Лагутенко в радио поет-издевается: «Владивосток две тыщи-и!». А в коридоре «трут» от скуки только что прибывшие на станцию локомотивные бригады.
- А куда делись эти опрокинутые бочки (имеются ввиду цистерны - Ред.), помнишь? – заворчал молчавший доселе железнодорожник. - Их же не разрезали, как обычно, а отправили на завод восстанавливать. Знаете, почему?
- Начинается, – заворчали мужики.
- Они принадлежат одному из чиновников. Че, не знаете, что ль?! Рыба гниет с головы.
- Власть тебя не устраивает, да? – тут же завелся сосед. - Вот от таких болтунов злость берет. Если бы не Путин, ничего бы тут уже не было.
- А ты почем знаешь?
- Да пошел ты!
И понесся по шпалам в самой глубинке русской разговор про политику.
У кого мозги промыты
Всю дорогу искал ответ – почему такие разговоры москвичу слышать странно… И, кажется, понял.
К примеру, заговорит человек в электричке о власти. Понесет его по смысловой магистрали: житейская проблема – кто виноват - что делать…
А ты ведь раньше как думал о русском мужике?
Мы же в Москве, в соцсетях, все умные, высоколобые. Мы же знаем, что сидит мужичок безропотно у телевизора, дурак-дураком, а пропагандисты кремлевские ковыряются в его черепе. Мозги промытые. Стерильные. 80-процентные.
А ты сидишь в электричке, слушаешь его настоящего и чуешь – что-то не так.
Ну вот, к примеру, ругает мужик в какой-нибудь красноярской электричке какое-нибудь правительство – то ли московское, то ли местное – не понять. Дескать, проворовались. Идиот на идиоте. Улюкаев. Зарплаты. Пенсии.
И это не экстремист какой. По опыту - любого в вагоне разбуди, зарплата будет тысяч 15-20. Вспомнит, разозлится. И даже Гусейнов с ужасом выключит диктофон.
А ты услужливо предлагаешь – вы, может, товарищ, за оппозицию? Раскидываешь карты. Жириновский? Зюганов? Миронов? Или – Навальный?
Нет, ничего русского мужика не устраивает. Во всем он видит подвох. И хотя уважает исключительно мертвых (Сталина, Брежнева), думает по-деревенски трезво. Хитро.
Начинаешь хвалить власти – противоречит.
Ругать власть начнешь – тоже, подумает и скажет: не все так плохо…
И ты с изумлением обнаруживаешь, что, скорее, твои мозги московские промыты. А до русского мужика – поди, доберись. Он существо скептическое. Умное. Слушает – делит на десять. Его не проведешь.
"Пусть тихо сидят"
Люди добрые помогли одолеть очередной разрыв (пассажирские поезда для нас из принципа не существовали), заключив нас в заднюю кабину какого-то контейнеровоза.
Но с условием.
- Помогите, мужики, - говорят. - Напишите, что на космодроме (имеется ввиду "Восточный" – Ред.), зарплату уже три месяца не платят. Сколько обманутых кругом… Пусть Москва поможет.
Переночевав в Облучье, утром мы вкатились в Биробиджан.
В Еврейской автономной области нас встречали представители правительства. И другие официальные лица.
Это было бессмысленно, но оказывается – очень приятно.
Гусейнов, мечтающий всю дорогу о красной дорожке и барабане, приосанился. Даже его фирменный вид – а-ля отступающий немец под Сталинградом - стал казаться не таким чудовищным.
Еврейская область – как известно, географический анекдот. Шутка Сталина. По местной легенде, ему на утверждение принесли карту с новой автономией, в которой столицей предполагался поселок Бира.
Гусейнов, мечтающий всю дорогу о красной дорожке и барабане, приосанился. Даже его фирменный вид – а-ля отступающий немец под Сталинградом - стал казаться не таким чудовищным.
Еврейская область – как известно, географический анекдот. Шутка Сталина. По местной легенде, ему на утверждение принесли карту с новой автономией, в которой столицей предполагался поселок Бира.
Православный Благовещенский храм в Биробиджане.
Иосиф Виссарионович покачал головой, зачеркнул Бира и указал на станцию Тихонькая. Будущий Биробиджан.
«Пусть сидят тихо», - сказал евреям с улыбкой их добрый вождь.
Местные поняли ситуацию быстро. Съехавшиеся было со всего мира строить свою долгожданную автономию евреи были в большинстве быстро пересажены в ГУЛАГ. Остальные принялись тихо разъезжаться. И хотя мировое еврейство только за три послевоенных года поставило продовольствия в ЕАО на 6 миллионов рублей, скоро еврейская область значилась только на бумаге.
«Пусть сидят тихо», - сказал евреям с улыбкой их добрый вождь.
Местные поняли ситуацию быстро. Съехавшиеся было со всего мира строить свою долгожданную автономию евреи были в большинстве быстро пересажены в ГУЛАГ. Остальные принялись тихо разъезжаться. И хотя мировое еврейство только за три послевоенных года поставило продовольствия в ЕАО на 6 миллионов рублей, скоро еврейская область значилась только на бумаге.
В помещении Краеведческого музея Еврейской автономной области.
Зачем еврею русская жена
Евреев здесь осталось меньше тысячи человек. Театр. Музей. Синагога. И неистребимый «шалом», которым здоровается любой биробиджанский гопник.
Зато, по словам нового биробиджанского раввина Элли Рисса, Биробиджан стал заповедником русской толерантности.
Евреев здесь осталось меньше тысячи человек. Театр. Музей. Синагога. И неистребимый «шалом», которым здоровается любой биробиджанский гопник.
Зато, по словам нового биробиджанского раввина Элли Рисса, Биробиджан стал заповедником русской толерантности.
Памятник первым переселенцам, подаренный городу китайцами.
У Элли типичная еврейская судьба - родился в Биробиджане, но в двухлетнем возрасте эмигрировал вместе с семьей в Израиль, учился в США в престижном институте. Но когда пришло время подбирать невесту (по еврейской традиции тут не может быть никакой самодеятельности), Элли вдруг заявил родственникам: хочу русскую. Причем, живущую именно в России. И после пяти обязательных платонических свиданий (прикасаться до свадьбы молодым друг к другу категорически запрещено) женился на девушке из Пензы. Теперь у них трое детей.
- А я объясню, почему русская! - подмигивает нам раввин.
- А я объясню, почему русская! - подмигивает нам раввин.
Мы в этот момент аутентичны. Сидим в синагоге, в кипах, смиренно изучаем Талмуд. Мне попалась глава «Если корова упала в вырытую соседом яму – кто виноват?»
Вите – гигантский тысячестраничный том «Устройство женщины».
- Я знал, что русские мало улыбаются. Они замкнуты, – объясняет раввин. - У американцев распространен стереотип – «мрачные русские». Да, в США у всех улыбка. Но при этом не поймешь, что они думают. Может, что ты сволочь (улыбается).
- Да, русские непременно об этом сообщат. Мы народ открытый, – кивнул Гусейнов.
- Вы искали искренность? – спрашиваю у раввина.
- Да, наверное... – чуть подумав, кивнул раввин.
Элли недавно был признан лучшим раввином России. Его американская энергия пока бурлит, что контрастирует с тихим 80-тысячным Биробиджаном. Строит еврейский детский сад, школу, открывает благотворительную столовую…
Вите – гигантский тысячестраничный том «Устройство женщины».
- Я знал, что русские мало улыбаются. Они замкнуты, – объясняет раввин. - У американцев распространен стереотип – «мрачные русские». Да, в США у всех улыбка. Но при этом не поймешь, что они думают. Может, что ты сволочь (улыбается).
- Да, русские непременно об этом сообщат. Мы народ открытый, – кивнул Гусейнов.
- Вы искали искренность? – спрашиваю у раввина.
- Да, наверное... – чуть подумав, кивнул раввин.
Элли недавно был признан лучшим раввином России. Его американская энергия пока бурлит, что контрастирует с тихим 80-тысячным Биробиджаном. Строит еврейский детский сад, школу, открывает благотворительную столовую…
- Это в Москве я напряжен, – смеется чему-то раввин. - Проходишь мимо молодежи и ждешь, что в спину скажут, как обзовут. А здесь я дома. Тут сидят парни на скамеечке и машут тебе в след - «Шалом!».
Местные, кстати, и правда говорят – православные и иудеи здесь всегда жили мирно. Тут у людей другие заботы, не иррациональные, житейские…
Местные, кстати, и правда говорят – православные и иудеи здесь всегда жили мирно. Тут у людей другие заботы, не иррациональные, житейские…
Элли Рисс: "Здесь я дома. Тут сидят парни на скамеечке и машут тебе в след - "Шалом!."
Фото:
Виктор ГУСЕЙНОВ
Фото:
Виктор ГУСЕЙНОВ
- Кстати, хотите анекдот про раввина? - предложил раввин. И рассказал их три. Для рассказа выбрали самый приличный.
Анекдот от раввина
Едут в советском поезде батюшка, мулла и раввин, играют в карты. В купе заходит милиционер, те, конечно, быстро прячут карты – азартные игры в СССР запрещены. Милиционер к батюшке: "Как вам не стыдно?!". Тот: «Сын мой, не по чину мне в карты играть». Милиционер к мулле – тот тоже отказывается, «не играл». «Все понятно, - кивает милиционер. - Тут и думать – нечего. Раввин, пройдемте!»
- Я таки не отпираюсь, - пожимает плечами раввин. - Но позвольте спросить. Если я играл в карты. То с кем?
***
Рисса захохотал.
А мы, вспоминая анекдоты Элли, проулыбались до Хабаровска.
Тот нас встретил великим путешественником Хабаровым, взиравшим на нас с постамента на вокзальной площади. И долгожданным залпом столичных огней.
- Цивилизация! – завопил Гусейнов. – Мы выбрались!
- Посмотрим, – пожимаю плечами. - Как раз в таких распрекрасных местах что угодно может произойти.
Анекдот от раввина
Едут в советском поезде батюшка, мулла и раввин, играют в карты. В купе заходит милиционер, те, конечно, быстро прячут карты – азартные игры в СССР запрещены. Милиционер к батюшке: "Как вам не стыдно?!". Тот: «Сын мой, не по чину мне в карты играть». Милиционер к мулле – тот тоже отказывается, «не играл». «Все понятно, - кивает милиционер. - Тут и думать – нечего. Раввин, пройдемте!»
- Я таки не отпираюсь, - пожимает плечами раввин. - Но позвольте спросить. Если я играл в карты. То с кем?
***
Рисса захохотал.
А мы, вспоминая анекдоты Элли, проулыбались до Хабаровска.
Тот нас встретил великим путешественником Хабаровым, взиравшим на нас с постамента на вокзальной площади. И долгожданным залпом столичных огней.
- Цивилизация! – завопил Гусейнов. – Мы выбрались!
- Посмотрим, – пожимаю плечами. - Как раз в таких распрекрасных местах что угодно может произойти.
