- Читатели пишут, – громко объявляет он на весь вагон. - Двенадцать вопросов - где мы. Восемь - где спим, что едим. Шесть – где моемся. Пять – «пришлите фотки». Два (хмыкает) где в электричке туалет? (первый и последний вагон – В.В.). Совет – как не замерзнуть (надо трясти вытянутыми вверх руками - В. В.). Совет - как приманить электричку (оказывается, если вылить водку на рельсы, у РЖД не останется вариантов - В.В.). Приглашение врача скорой помощи звонить если что (запомни номер, Вить – В.В.). Ну и, конечно…

- Есть ли зайцы? – говорим мы хором.

"Мне жаль, а что делать"

Я долго отпирался говорить о зайцах, как о теме неприличной.

- Пиши-пиши, все равно не поверят, – предвещает Гусейнов.

Попробую. Зайцев в провинции нет. Мы их не видели. Да, господа москвичи, наш провинциальный житель, зарабатывающий в разы меньше вас (а в деревнях - так вообще живущий охотой и рыбалкой), к вашему удивлению, не бегает от контролеров веселой гурьбой, не прячется в тамбурах. Он просто платит за проезд.

Конечно, и это можно объяснить холодной логикой – короткими электричками, например, или печальным фактом: чем дальше восток, тем безлюднее (а значит от контролеров не спрятаться-не скрыться).

Но, по моему, здесь другое фундаментальное объяснение - у людей в глубинке часто больше достоинства. Ну, не принято здесь юлить и бегать.

- Люди пытаются показывать справки об инвалидности, но такие льготы уже отменены, - наливает нам из термоса травяной чай билетный контролер Людмила Васильченко.

Гусейнова, заметил, любят бабушки и контролеры – Витя в экспедиции выполняет важную роль – он вызывает жалость.

– Мне жаль, а что делать, - говорит Людмила и, словно стараясь подсластить свою же горечь, кормит Гусейнова конфетами.

***

С безымянным пассажиром электрички Красноярск-Уяр разговорились об оппозиции.

- Как я отношусь к оппозиции. Да так себе, - говорит. - Я не понимаю, чем коммунисты, "Справедливая Россия" отличаются от власти. Они ж там по-моему поддерживают друг дружку. Я Жириновскому верил. Хороший же мужик. По стране ездит, даже у нас в Уяре был. Только вот сын у меня есть. Высокий и чернявый (смеется). Он очень хотел у Владимира Вольфовича автограф взять. И подошел неуклюже, со спины, с листовкой ЛДПР. Жириновский оглянулся и как побежит от него. Упал даже! Охрана сразу в стойку. Сын так и остался стоять с разинутым ртом. Обидно. Что ж так свой народ-то бояться?

Трухлявые кирпичи

Электричка Красноярск-Заозерная. Впереди Тайшет. Маленький городок, рядом с которым, как утверждает Третий, лежит шаманский камень. Не нравился мне этот Тайшет. Он чреват бедами. Там 100-километровый разрыв электричек. Даже рабочих электропоездов нет!

Минус 30. И самое противное: непонятно - что делать. Началась ругань. У нас это называется - мозговой штурм. И когда слово «Тайшет» стало нецензурным, рядом обнаружился мужичок.

- Я родился в Тайшете, - тихо сказал он. – Очень хороший, красивый город.

- Простите, – смущаюсь.

- Ничего, – говорит. - Когда электрички отменили, Тайшет для всех стал «гребаным». А ведь когда-то там работал отличный кирпичный завод. И был при заводе 90-летний старичок. Директор на него молился. Кирпич доставали из обжига, только когда старик говорил «Хватит».

- А сейчас что с заводом?

Мужик усмехнулся.

- В моем Уяре переделывали вокзал начала прошлого века, – говорит. - Корейцы разбирали царскую кладку, чтоб положить новые кирпичи. Корейцы оказались хорошими ребятами. Они ж, когда вытаскивали царские, разбить их не могли. А привезли новые – трухлявые. Так корейцы совестливыми оказались, новые расколотили, а старыми кирпичами вокзал в Уяре и перестроили.

Мужичок оказался работающим на РЖД пенсионером. Говорит, самое страшное для железнодорожника – вагон-лаборатория, измеряющий качество пути. Адская машина. Такой вагончик пройдет, и премии у простых работников срежет. А начальники на Руси везде «не при делах».

Полный Тайшет

- Как живется вам здесь? – спрашиваю, чтобы утопить в разговорах грозныйТайшет.

- Нормально, - пожимает плечами. - Как все, живу. Мне свой Уяр жаль. Не везет ему. Словно, вредит ему кто-то. Например, появился у нас в городе неравнодушный человек, работающий на одну московскую нефтяную фирму. Хотел построить у города нефтеперерабатывающий завод. Китай-то рядом. Место удобное. У нас же сырую нефть туда цистернами гонят, а могли бы бензин. Москва запретила строительство. Ладно. Пришли китайцы – давайте, говорят, построим НПЗ, опять-таки рабочие места, налоги… Отказ. Город умирает, а Москве словно это и надо.

- Но почему?

- Может потому, что в Ачинске свои нефтемагнаты. Им зачем конкуренты, – мужичок машет рукой, дескать – да че там говорить. И выходит в своем бедовом Уяре…

- Че они все на Москву гонят? – задумчиво спросил Гусейнов.

- Тайшет, Витя! – думаю я о главном. - Сейчас нам настанет полный Тайшет!

Минус 36 на трассе

Как назло, утром мороз окреп до минус 36. Мы сидели в пирожковой у автостанции Иланская, от которой автобус до Тайшета шел только завтра. Оставался единственный выход.

- Нет, - просто сказал Витя.

- Варианты?

- Но это безумие. Минус 36.

- Предлагай.

- Фиг с тобой! – Витя наконец-то стал фаталистом.

Мы отправились на трассу. Автостоп. Солнце. Небо синее-синее… И покой. Редкие машины при виде нас даже не пытались тормозить.

Интересно. Оказывается при минус 36 сильно холодно только первые полчаса. Через 45 минут даже отчаяния нет. Обида.

- Сибиряки, где ваше чертово гостеприимство?! - орал Гусейнов заплетающимся от окоченения языком вслед фурам. - Смотри на водителя, смотри ему в глаза, когда голосуешь, – установи с ним контакт!

По-моему, Витя уже начинал бредить.

И тут мы вспомнили, чему учил Третий.

- Водку - на рельсы. Значит - монеты на дорогу! – сказал Витя и начал разбрасывать деньги по трассе.

А я смотрел и думал: зачем я вообще влип в эту историю с грозным Тайшетом…