Алексей Смертин: «Норадреналин – офигенное ощущение. Без этого мне было бы пресно»
Алексей Смертин рассказал почему бегает марафоны и вспомнил Моуринью
Звезда российского футбола Алексей Смертин выступал за сборную страны и «Челси», а после окончания карьеры выбрал путь футбольного менеджера и марафонца. В РФС он занимает пост руководителя проектного офиса устойчивого развития и социальной ответственности. Именно Смертин является идеологом фестиваля адаптивного футбола «Стальная воля» для спортсменов с инвалидностью и ограниченными возможностями здоровья, который сейчас проходит в Сочи.
В интервью «КП Спорт» Алексей Смертин рассказал о том, как в УЕФА с интересом следят за российским опытом, а также вспомнил:
- чем Моуринью отличается от Фергюсона
- что чувствуешь, когда играешь в футбол 25 часов подряд
- почему марафон можно сравнить с бегством от волка
- и чему футболист может научить бизнесменов из «Сколково»
«Почетнее, когда меня расценивают не как бывшего футболиста, а как локомотив, который тащит за собой»
— Многие люди фотографируются с вами во время фестиваля «Стальная воля». И видно, что это для них очень важно. Они вас знают как футболиста сборной России и «Челси» или того, кто помогает им жить полноценной жизнью?
— Думаю, второе. И мне почетнее быть вторым. Когда общаешься с человеком из мира футбола, — это хорошо, приятно. Но когда тебя расценивают как идеолога, как локомотив, который за собой тащит, это гораздо важнее.
— В России 13 миллионов людей с инвалидностью, а сколько всего из них занимаются футболом?
— Мало, одна тысячная процента. И наша задача, наш KPI — не только повысить мастерство таких игроков, но и увеличить их количество. Здесь вопрос именно организации. В РФС планируется к реализации цифровая платформа, база данных, где желающие заниматься футболом люди с ограниченными возможностями здоровья могут зарегистрироваться, это поможет им узнать, где в их регионе можно играть в футбол. Для нас цель — вовлечь, социализировать через мяч. Не обязательно выигрывать соревнования.
— Как выглядит вертикаль футбола для людей с ограниченными возможностями здоровья?
— Есть федерации, аккредитованные Минспорта, такие как федерация спорта слепых, федерация спорта глухих. Они развивают свои дисциплины, мы с ними тесно сотрудничаем. А есть футбол на электроколясках – и здесь другая история. Мы инициировали, а Минспорт РФ официально утвердил эту новую дисциплину (ПОДА-футбол на электроколясках, ПОДА — поражение опорно-двигательного аппарата – Прим.Ред.) в прошлом году, в декабре. И она зашла «под крыло» РФС, теперь мы обязаны проводить чемпионат и Кубок России. У нас будет два дивизиона, как в КХЛ: Запад и Восток.
В футболе на электроколясках, по большому счету, у человека работает прежде всего кисть, которой он управляет коляской, поэтому в него могут играть люди с самыми тяжелыми заболеваниями. И все упирается в оборудование. Не в техническое оснащение спортсмена, а в оснащение коляски. И теперь наша обязанность предоставить их занимающимся.
— Сколько всего разновидностей такого футбола?
— Основных шесть: незрячие, ампутанты, глухие, ЦП, ЛИНы (лица с нарушением интеллекта), на электроколяске. А еще у нас представлен трансплант-футбол, для людей с трансплантацией органов. Мы привлекали и людей с синдромом Дауна. Есть еще ХНИЗ – хронические неинфекционные заболевания – это люди с сахарным диабетом, у которых врач даже на матчах проверяет уровень сахара.
— Как вообще появился турнир «Стальная воля»?
— Сама идея объединить нозологии (группы заболеваний – Прим. Ред.) и собрать всех в одном месте витала давно. Тогда еще даже не было департамента РФС как такового и бюджета не было. Но мы решили объединить все нозологические группы и разновидности адаптивного футбола в одной локации. Это своего рода уникальное мероприятие — форум футбола для людей с инвалидностью и ОВЗ, аналогов которому нет во всем мире. Мы встретили понимание у наших бизнесменов, которые помогли с организацией первого фестиваля. Он стал трамплином, всем сразу понравилось.
«Дюгарри сказал, что я бегаю как недорезанная собака»
— Фигуристка Медведева недавно сказала, что она нашла свое место в жизни после спорта. А вы считаете себя полностью реализовавшимся человеком?
— Полностью реализовавшимся? Я несколько этапов прошел. В 17 лет первый гол забил за «Динамо» Барнаул». У читинского «Локомотива» мы выиграли 1:0. И осуществилась моя мечта. Нам не давали на поле по траве ходить, мы на гаревом за трибунами тренировались, и моя мечта была, подавая мячи, оказаться на футбольном поле с литерой «Д» на груди. И в своем третьем матче я забил гол. И мне показалось, что я самореализовался.
Потом следующий этап был – стал лучшим игроком страны 1999 года. Думаю: ну, куда еще мечтать? Как следствие – татуировка, легкая накипь звездной болезни (именно накипь), соответственно, мелированные волосы. А потом – бах – как обухом по голове, удар Рахимича. Ну, потому что меня, лучшего футболиста, сзади сбили с ног…
— А дальше?
— Отъезд во Францию. Понимание того, что здесь лучших футболистов – пруд пруди. И вот с этого момента я очень аккуратно начал с самооценкой обращаться. Пришло понимание, что это не предел. Во Франции мне пришлось заново учиться футболу, можно сказать, становиться командным игроком. Это позволительно в «Локомотиве» у Дроздова брать мяч и бежать, за наших забивать. Это одно. А когда я начал так бегать на тренировке в «Бордо», Дюгарри (чемпион мира 1998 года – Прим. Ред.) сказал тренеру: «Слушай, ты успокой этого сумасшедшего русского, он бегает, как недорезанная собака, по всему полю». Я понял, есть функционал, в рамках этой команды ты должен отвечать за свой сегмент. После этого у меня уже не было такого четкого понимания самореализации. И, как следствие, на футбольном поле я стал требовать от себя самого все меньше и меньше. И меня это не устраивало.
Тогда подвернулось «Торпедо». Я бы не оказался в Англии, в «Челси», если бы почивал на лаврах если бы чувствовал себя самореализованным. «Бордо» ведь не играл в Лиге чемпионов. И я сделал себе вызов, согласился на переход в «Торпедо», потому что хотел стать чемпионом России. У меня вообще была мечта играть в Лиге чемпионов, я видел трамплин – вернуться в Европу через «Торпедо». Расторг контракт с «Бордо», а у меня два года было гарантировано. И, вот, я расторгаю и оказываюсь без работы. Сделка то по продаже «Торпедо» новым владельцам не состоялась…
Дисциплина ума
— Вы постоянно искали мотивацию. А сейчас она для вас в чем состоит?
— Тот свод правил, который мною сформирован для себя же, его не нужно брать как лекало. У каждого своя мотивация. Тем более, у меня она особый носит шарм. У меня базовые потребности давно закрыты уже. То, к чему стремится человек, в принципе: самореализоваться, заработать больше денег, купить дом, машину. Это все уже закрыто довольно-таки давно, поэтому я перешел на другой уровень восприятия.
— Какой?
— Моя деятельность сейчас связана, прежде всего, с какой-то миссией. Я и к футболу относился не как к работе. Это был труд. А я разделяю труд с работой. При высокой конкуренции нужно трудиться еще больше. Когда у тебя есть определенные ограничения из-за такой конкуренция, ты берешь за счет дисциплины ума. Я считаю, она вырабатывается годами, с детства.
— Что такое дисциплина ума?
— Регулярность. Слова «хочу, надо, должен, могу» — для меня синонимы. Когда ты ставишь между этими словами знак равно, то получается все. В футболе именно это получилось. Сейчас я, можно сказать, легкоатлет. У меня произошло замещение футбола, я в него наигрался достаточно. Происходит новый этап эволюции, а я любитель познавать, узнавать что-то в себе самом. Какая наша цель-то вообще? Эволюционировать. Как мир, как человек.
— Как вы пришли к этому?
— С детства выработал это благодаря отцу, футболу как таковому, как феномену, где дисциплина обязательно нужна, когда регулярность приводит к системности. Системность – признак мастерства. Отец, собирая нас с братом за столом (Женя тогда заканчивал карьеру, а я находился в самом расцвете) говорил: «За что я вас уважаю? Не за красивые голы, которых вы забили на двоих пару десятков всего, а именно за стабильность. Что никогда не опускаетесь ниже определенного уровня».
И вот эта самомотивация давала возможность всегда держать себя на самом высоком уровне, не проседать. Футбол — коллективная игра. Выходишь с одним настроением, через 15 минут проигрываешь 0:2, у тебя настроение другое. И первая мысль: блин, скорее бы это закончилось. А тебе еще играть, и играть. И вот здесь как раз вот эти синонимы – «хочу, могу, надо, должен», они вступают в силу. НЗ, который ты всегда можешь использовать.
Гуттаперчевая субординация
— Вы кандидат психологических наук, эксперт бизнес-школы Сколково. Чему учите?
— Хочу – могу, надо – должен. На самом деле, это даже не обучение. Мы в социуме и любая компания, любая фирма, корпорация – это команда. Моя задача не говорить про футбол. Я просто через метафоры, через аллегории, через свой жизненный опыт и параллели мостики с футбольного поля перекидываю в бизнесовую плоскость. А всех всегда интересует командообразование, мотивация, лидерство, операционка.
И оперативное управление, которым в футболе занимается не главный тренер. Это не хоккей – пятерка выкатилась на 40 секунд, заменил другую пятерку, передернул звенья и все. Это не баскетбол, не пляжный даже футбол. Мой близкий товарищ Миша Лихачев (главный тренер сборной России по пляжному футболу – Прим. Ред), трехкратный чемпион мира, в финале дважды обыграл бразильцев, за счет быстрой смены, за счет именно операционного управления. Вид спорта позволяет. Бразильцы выходили по 4 минуты играли одним составом, ну, они же основатели футбола на песке… А Миша говорит: «Я своих меняю, меняю, меняю…». И один его игрок, он просил не называть его фамилию, сказал про Лихачева: «Уверен, когда плохая ситуация, мы проигрываем, вы что-то придумаете».
В футболе такого нет. Там операционкой занимается капитан команды либо лидеры. Про такие вещи я и рассказываю.
Еще поднаправление – сравнительная характеристика командообразования на примере трех стран (Алексей Смертин играл в чемпионатах России, Франции и Англии – Прим. Ред.). Это интересно всегда. Мы, футболисты, зажаты пространством и временем. То есть, у нас есть поле и есть 90 минут. Сжатая форма, чтобы достичь цели – стать лучшими. И как раз вот про это и говоришь. Все любят практику. Сейчас люди настолько искушенные, можешь сколько угодно с презентацией выступать, говорить про трансформацию… Теории не верят уже, слишком много шарлатанства. А здесь приходишь и говоришь – так было в «Локомотиве», вот установка Юрия Павловича Семина. А здесь гуттаперчевая субординация между тренером и игроком в «Бордо».
— Гуттаперчивая?
— Ну, в «Бордо» тренера звали Эли Боп. И его можно было называть на «ты». То есть, если дело не касается футбольного поля, установки на игру или там тренировочного процесса, для тебя главный тренер – просто старший товарищ, которого называешь на «ты», по имени.
Ну, подзатыльник не дашь, но кепку сорвать с лысой головы можно было. И это нормально. То есть, он становится твоим товарищем. Он тебе может вино за ужином налить. Эли даже настаивал. Я приехал только в «Бордо», и он мне вина предложил. Уже то, что выпивает на ужине руководство, для меня удивительно было. А когда Эли, заметил мой взгляд, то предложил вино. У меня первая мысль – провокация. Реально провокация! Сейчас, думаю, выпью и меня отправят обратно в «Локомотив». И я отказался.
А потом Дюгарри подходит, бокальчик наливает себе. И я приобщился. Я только не переборол себя, всегда Эли на «вы» называл. Вот она, субординация гуттаперчевая, гибкая. Когда не касается футбола – «ты». Как только касается игры – он для тебя уже бог. Так же, как Моуринью. С Моуринью можно было пошутить, выругаться. Но это в ресторане, в самолете, в автобусе, на прогулке… Как только футбол, как только установка – сразу все иначе. Я к такому не привык, потому что попробуй, пошути с Валерием Георгиевичем Газзаевым, который отменил помидоры, не знаю по какой причине, в день матча…
— Вы говорили, что не разделяете жизненных принципов Моуринью, а как профессионал, он достоин громадного уважения.
— Я не так говорил. Я его не очень любил как человека, но очень сильно любил как тренера.
— То есть, речь не шла о том, что Моуринью – это победа любой ценой?
— Шла. У Моуринью всегда была победа любой ценой. Но это не говорит о его качествах человеческих. Это говорит о целеполагании. В то время болельщики «Арсенала», я общался и до сих пор дружен с ними, говорили: «Моуринью никогда не будет тренировать наш клуб. Из-за своих принципов». Хотя, не думаю, что все болельщики «Арсенала» так думают. Победа всегда важна и нужна.
Другое дело, что мне, как человеку, который хотел постоянно играть, никто ничего не объяснял. Для кого-то вообще достижение попасть в «Челси», а для меня этого было мало. Я хотел играть каждый матч. А у Моуринью принцип ротации был. И костяк небольшой: Чех, Терри, Макелеле, Лэмпард, все. Даже Дрогба первый сезон не всегда играл. Он его шлифовал. А мне хотелось постоянно приносить пользу. С одной стороны, амбиция хорошая. С другой, в контексте «Челси» и тех четырех турниров, в которых клуб участвовал, можно было себе поблажку сделать. Простить тренера, который тебя не ставит на игру. Моуринью не объяснял, он был всегда выше всего этого. Чтобы управлять звездной командой, нужно быть самому звездой. Чтобы руководить такими футболистами, которые хотят играть постоянно, получить контракт гарантированный, нужно быть самому тщеславным, коим являлся Моуринью…
Смотрите, Фергюсон делал по-другому. Мы обучались с Аршавиным в Master for International Players от УЕФА. Тот, кто получил такой диплом может стать президентом ассоциации, президентом клуба, спортивным директором. С нами учились Кака, Хески. и Джон O’Ши, ирландец, который играл в «Манчестер Юнайтед». Добротный был футболист. И вот Фергюсон к нему подходил перед игрой и говорил – мы играем завтра с «Челси», но ты не играешь… Потом у нас выездной матч, но ты не играешь… А вот игра на Кубок – ты в составе. О’Ши такой: «Хорошо, спасибо». И здесь важно было, чтобы тренер не обманул. Фергюсон никогда не обманывал. Тем самым он как бы показывал футболисту, ты востребован, ты — часть команды. Просто тренер тебя не видит в этой схеме в конкретном матче, но видит в другом… Футболиста это вдохновляло, он знал, он готовился.
«Парень хотел уйти из жизни, а теперь нашел смысл в футболе на электроколясках»
— На «Стальной воле» на меня произвело сильное впечатление то, как играют слепые. Если они вообще ничего не видят, не понимаю, как им объяснили, что такое футбол?
— У них где-то что-то убывает, а где-то прибывает. Я сподвигся раз поиграть, надев повязку на глаза. Опыт был довольно печальный. Сразу потерялся в пространстве, раз повернулся налево, раз направо и не понял, где ворота чужие, где свои. Я не ощущал пространства, не знал, где бортики… Эти люди очень хорошо, несмотря на то что они тотально слепые, ориентируются в пространстве. Удивительно. А ведь надо же еще контролировать мяч. Там и правила особые, если ты атакуешь, должен слышать от соперника «бой-бой»…
У нас ампутанты играют, через себя в падении как они бьют! Не каждый человек, который лишился конечностей, сможет прийти заниматься. Как мне говорят тренеры, уходят месяцы, а то и годы для того, чтобы просто адаптироваться, особенно если ты недавно оказался на костылях. Ходить привыкаешь, а здесь же еще и бегать нужно – перебирать одной ногой, которая постоянно опорная. То есть, когда играешь ногой, то для тебя опора это костыли. Непросто, не каждый может.
У нас был случай, только ради которого можно было утвердить футбол на электроколясках как вид спорта. Мой заместитель Игорь Принь ездил в Омск на межрегиональный турнир. И там был парень, прям совсем хиленький, такой слабый, что даже не видел смысла в жизни. И мы ему дали возможность такую, он пересел на хорошую коляску. К сожалению, пока что это дорогостоящее оборудование, мы не можем обеспечить каждого, кто хочет играть, но обеспечиваем команды на турнирах. И вот он пересел, поиграл, и говорит: я вижу в этом смысл своей жизни теперь, хочу играть на этой коляске.
— Помимо матчей, что люди еще получают на ваших турнирах?
— Общение. Мяч – это повод. Приятно то, что в одном месте ЦПшник может общаться с «опорниками». Я их так называю, мне нравится, потому что я сам был опорником (опорным полузащитником – Прим. Ред.). Они между собой друг друга называют «опорники», потому что поражение опорно-двигательного аппарата. Так вот «опорник» там может спокойно разговаривать с ЦПшником, со слепыми. У ребят чувство юмора потрясающее. Они даже сами говорят: я подойду. Не говорят: я подъеду.
А еще благодаря Академии РФС мы запустили образовательный модуль по программе «Футбол равных возможностей». У нас там три направления. Первое — вовлечь людей с инвалидностью в футбол, чтобы они играли. Второе — чтобы они болели за свои клубы, за сборную, и чтобы у них был доступ на стадион, благо, много хороших арен. И третье – работа в футболе для людей с инвалидностью. Честно говоря, для УЕФА эта тема с работой была очень интересной. Правда, сразу появился вопрос: а сколько таких людей после образования уже работает у вас на постоянной основе?
— Действительно сколько?
— У модуля «Путь в футбол» прошел только первый поток. 20 человек учились, некоторые из них закончили играть, а некоторые до сих пор участвуют в наших турнирах. «Путь в футбол» значит работать в этом виде спорта: юристом, аналитиком … Многие хотели, у ребят есть усидчивость. Они не только учились, еще и проходили практику. Кто-то в федерации Московской области, кто-то в РФС, кто-то в клубах. Сейчас в «Арсенал» Тула нашего парня взяли аналитиком, в РФС 4 или 5 человек трудятся. 4 из 20 человек – это 20 процентов. После футбольной школы, если брать возраст какой-то, то гораздо меньше становятся профессиональными игроками.
«Мне обязательно нужно ставить цель и ее достигать»
— «Стальная воля» — это ведь про преодоление. Вы тоже преодолеваете себя – бегаете марафоны. Откуда такая страсть?
— У меня дофаминовая зависимость. Мне обязательно нужно ставить цель и ее достигать. Странно прозвучит: я получаю удовольствие при колоссальных нагрузках. Мазохизм определенный, ты истязаешь организм на протяжении месяцев. К марафону в пустыне Сахара я полгода буду готовиться. Там тащишь рюкзак до 12 кг на себе, со спальником, со всеми припасами, которые ешь. Это +50 днем, +5 ночью, перепад температур. И это тоже определенный вызов. Я специально озвучиваю, чтобы триггерить себя самого. Понимаю, сложно. Плюс ко всему я приурочил это к 50-летию, думаю, такой себе подарок сделаю в апреле следующего года. Дофаминовую зависимость я получаю не когда пересекаю финишную черту, а именно в процессе подготовки. Это наполняет жизнь эмоциями, ты живешь.
Вы знаете, кто дольше всех живет? Композиторы, которые в долгую строят траекторию своей деятельности. Не жизни, потому что она уже спроектирована за тебя, но смачно живут те, кто свою траекторию деятельности стремятся как можно дальше проецировать. Тем самым ты постепенно идешь, и у тебя жизнь наполнена смыслом. Норадреналин – то, что ты получаешь при достижении… Не адреналин, а именно норадреналин. Ты идешь и увидел медведя. У тебя сразу адреналин подскакивает.
— Видел в берлоге. Лосей часто встречаю, потому что бегаю недалеко от Лосиного острова, это мои соседи, можно сказать.
— От лосей адреналин тоже подскакивает?
— Он вырабатывается, когда ты видишь опасность.
— Лось не очень страшно, медведь гораздо хуже.
— Медведь не тот пример, потому что он лазает по деревьям. Волк. Увидел волка в лесу, думаешь: всё… Раз – сработал адреналин. А потом у тебя в голове: надо спасаться! За доли секунды, как футболисты принимают решение, ты сразу понимаешь: бежать! И в этот момент, цель твоя – добежать до дерева и забраться наверх, потому что волк туда не залезет. И здесь срабатывает норадреналин. Вот примерно, может быть, не в такой концентрации, но это мне и дает бег. Офигенное ощущение. Без этого мне было бы пресно.
«Лучше 25 часов бегать, чем играть в футбол»
— Никогда раньше не слышал, чтобы человек говорил, что он на сто процентов реализовался в футболе.
— Это я сказал?
— Да.
— В одном из интервью. Все правда?
— Я думаю, даже на 110. Исходя из своих возможностей, антропологических данных, конкуренции, скорости сокращения мышц, отсутствия игры головой, неумения отдавать длинные передачи. У меня и по геометрии было с натяжкой три, а это нужно для пасов на 40 метров, я максимум на 20 могу исполнить. Я выжал для себя максимум. Хотя я в принципе добротный, хороший футболист.
— «Профессиональное выгорание самое страшное в карьере, о чем я узнал в 33 года». Ваши слова?
— Да.
— Есть универсальный рецепт, что делать для выхода из такого состояния?
— В моем случае просто повесить бутсы на гвоздь. Закончить заниматься тем, что ты не любишь. Все. Профессиональное выгорание – нелюбовь к тому, чем ты занимаешься. А так мне просто изначально повезло: я делал то, что я любил – мячик я любил. Это сейчас не могу к нему подойти и не хочу. Мне кажется, я честно поступил по отношению к футболу. Отслужил ему честно. Отдался полностью. И процент какой-то того, что заработал – не только про деньги – я заплатил. Это и травмы, и операции. Может, не так много, но сам факт. Шел за себя и за товарища – это абсолютно нормальная была позиция. И как только я начал выходить на поле, понимая, что уже я выхожу со скрипом, мне не хочется, я себя заставляю, то…
Чтобы вы понимали, есть два процесса. Деструктивный — ты идешь против воли, и тоже достигнешь цели, но не так быстро и другими усилиями. И конструктивный, когда у тебя любовь к тому, чем ты занимаешься. И там, и там в основе воля, но просто как ты ее используешь. У меня воля не была уже партнером по команде, когда я закончил с футболом. И как следствие, видите, я не стал играть на Кубке Легенд – меня уговаривали не разрушать пятерку… ну, до какого-то время я уступал и шел, чтобы не разрушать. Но это уже не доставляло удовольствия.
Отец у меня очень жесткий был. По всей видимости, какую-то часть –«хочу – могу, надо – должен» — он через пинки настолько сильно у нас с братом перегрел, что мы любовь к футболу не донесли до того момента, где заканчивалась наша физическая возможность.
— Свобода – делать решительный выбор и стоять на своем до последнего. Это про вас?
— Судя по марафонам – да. У нас сейчас (1 июня – Всероссийский день футбола в «Лужниках» — Прим. Ред.) самое жесткое будет – 26 часов игры в футбол 7×7. Пришла идея сделать такой ультрамарафон. Здесь не совсем про футбол, здесь про выносливость. Я уже играл в футбол 25 часов подряд. Думал – так легче, чем бегать. Слышал об ультрамарафонах, о суточном беге, ну, думаю, какие-то идиоты. Мы с моим замом Игорем установили мировой рекорд, никто так долго на ногах не играл. У нас каждые 2 часа было по 10 минут отдыха. В туалет сходил, перекусил, сфотографировался с болельщиками. Самый ад начался часов с пяти утра и до 12 дня. Мозг вообще не отдыхал. Я понял, лучше 25 часов подряд бегать, чем столько же играть в футбол.