Эвенки — коренные жители реки Маи

Мая — река, не обжитая людьми. Раньше в ее окрестностях кочевали с оленями эвенки (старое название — тунгусы).

Первое официальное упоминание об аборигенах окрестностей Джугджура — тунгусах — мы встречаем в записках (скасках) Нехорошки Колобова из отряда казака-первопроходца Ивана Москвитина: «А бой у них лучной… У стрел рогатины и копейца все костяные, а железных мало… А бьются на оленях сидя, что на конях гоняют… И лес, и дрова секут, и юртя рубят каменными и костяными топорки».

Позже ученый и путешественник Ричард Маак записал, как тунгусы демонстрировали ему свое искусство владения луком. Охотник пускал одну стрелу как можно выше — что она едва была видна. А второй старался попасть в нее. «Из десяти выстрелов, — восхищался Маак, — он действительно попадал в цель от семи до восьми раз».

Исследователь Владилен Туголуков в книге «Следопыты верхом на оленях» тщательно описал сезонный образ жизни тунгусов: «С середины октября до середины декабря эвенки занимались добычей белок по мелкому снегу. Это был первый период промысла. С середины декабря до середины января — отдых, во время которого устраивались «сугланы» — родовые собрания, где решали общественные дела. Этот отдых являлся вынужденным: в декабре-январе обычно стоят большие холода, когда белка прячется в дуплах деревьев и много ее не добудешь.

Второй период промысла начинался с середины января и длился до середины марта, затем снова следовал небольшой отдых с попутной охотой на копытного зверя.

С середины апреля до начала мая шел отел оленей, и для этого эвенки выбирали удобные места. Пока новорожденные оленята набирали силы, эвенки занимались промыслом глухаря на токах, подготавливались к пантовке, т. е. к добыче рогов изюбря. С 20-х чисел мая до конца июля — пантовка.

В июле — новый «суглан», отдых, совмещенный с рыболовством. Но этот отдых был небольшим. Уже с конца июля начинался промысел забайкальского сурка — тарбагана. Те, кто имел лошадь или промышлял продажей сена на сторону, приступали к сенокошению.

С начала сентября до начала октября велась охота с целью заготовки мяса впрок. Одновременно эвенки тщательно готовились к белкованию.

С начала октября до середины октября проходил промысел лисицы, и, таким образом, цикл замыкался».

Жизнь эвенков проходила в непрерывном передвижении с одного места на другое. Описанный выше цикл заставлял эвенков переходить от рек в горы, из гор – в долины к рыбным озерам, словом, туда, куда пойдет зверь. И туда, куда может дойти олень.

Сама жизнь в тайге и охота определяли их кочевой образ существования: семья преодолевала в год от 300 (безоленная) до 500 (оленная) километров. Этот уклад развил у эвенков стремление преодолевать пространства, исследовать новые территории, что отразилось во всех сказках и сказаниях и стало отличительной чертой характера целого народа вплоть до нашего времени.

Жизненный опыт сотен поколений тунгусов оттачивался в рациональных практических знаниях, которые становились все совершеннее, в процессе передачи от родителей детям. Ежедневные наблюдения и склонность к аналитике привели к появлению зачатков метеорологии (умение предсказывать погоду по приметам), арифметики (своя система счета и умение оперировать числами, оригинальные прикладные меры длины), и прикладной географии, а именно: представление о направлениях по сторонам света, ориентирование на местности и умение рисовать вполне точные «карты».

Исследователи быта и жизни тунгусов отмечали их способность отразить на песке, бересте или бумаге любую таежную, речную или горную систему, по которой хотя бы раз в жизни прошел абориген, изобразить следы животных и птиц, а также вырезать из дерева изображение предмета охоты. Именно эвенкийской топографической схемой, нацарапанной на бересте острием ножа, пользовался известный исследователь, член Русского географического общества Петр Кропоткин в своем путешествии по Забайкалью.

И задолго до него русские первопроходцы активно пользовались помощью проводников-эвенков при освоении Дальнего Востока. Их роль не отражена в летописях, но понятно, что без помощи местного населения в столь короткие сроки и было бы невозможно открытие столь обширных новых территорий (к середине XVII в., когда Сибирь была уже почти полностью покорена, на ее бескрайней территории было не более 10 000 служилых людей).

Надо признать, во многом это было покорение земель. Местные племена видели в пришлых казаках врагов, пришедших для захвата их земель, из-за чего происходили неоднократные стычки и даже небольшие войны в годы колонизации — аборигены были не только смелыми охотниками, но и воинами. Однако жизнь бок о бок заставила ориентироваться пусть на худой, но мир. Постепенно установился правопорядок, наладились взаимоотношения, наступил длительный период доброго сосуществования, взаимопомощи и торговли.

От эвенков русские землепроходцы заимствовали многие топонимы (географические названия):

• Джугджур («дюгдюр» — высокая безлесая гора),
• Алдан («алдун» — каменистые берега),
• Енисей («ионесси» — большая вода),
• Лена («елю-енэ» — большая река),
• Олёкма («олоохунай» — беличья),
• Могоча (золотое дно),
• Чита (глина),
• Мая (лабаз).

И в первой половине ХХ века советские географы, геодезисты, геологи, топографы не выходили в сложные экспедиции без сопровождения опытных проводников-эвенков. Легендарным стало имя спутника начальника геодезической партии Григория Федосеева — эвенка-проводника Улукиткана (1871-1963).

«Охота и постоянные передвижения по горной местности развили острое зрение, чуткий слух, тонкое обоняние, наблюдательность, исключительную зрительную память и умение различать все тонкости форм ландшафта, все незаметные для других приметы в пути, — объяснял особенности этого северного народа исследователь Г.М. Василевич в труде «Древние географические представления эвенков и рисунки карт». — А все это вместе взятое позволяло им легко ориентироваться в любом новом месте».

Все это естественно нашло свое отражение и в языке. Разделы лексики, относящиеся к таежной флоре и фауне, на порядок богаче любого словаря европейских языков. Например, лексика, относящаяся к ландшафту и его формам, настолько разнообразна, что требует для перевода на русский язык дополнительные слова. Возьмем понятие «долина» — оно имеет 8 (!) переводов на эвенкийский язык:

1) икэннэ (узкая, круто понимающаяся к истоку);

2) илэгир (та же долина, но в нижней части);

3) чопкоко, нэпкэкэ (короткая, узкая с низкими берегами);

4) хэрэлгэн (широкая с речкой, с заболоченными берегами, на которых растет низкорослая береза); 5) сигдылэ (узкая между хребтами без растительности);

6) кандака (широкая со слабым подъемом к истоку, без растительности);

7) кела (широкая заболоченная);

8) онкучак (с низкими террасовыми берегами, покрытыми тальником).

Или возьмем животных. Кроме общих и половозрастных названий, они имели еще и сезонные имена. Например, изюбр назывался «пэнту» весной, «бугу» осенью и «согон» зимой. И, конечно, нельзя не отметить, как практично, но в то же время поэтично, переводятся на русский язык эвенкийские названия сторон света: восток — дылача юкичин — «выход солнца», запад — дылача бурукичин — «солнце упало», север — долбор — «ночной», юг — инэнкэкин — «самый день».

Подобные знания очень помогали в добыче зверя и рыбы и, конечно же, в кочевке с оленями. Охотились эвенки в основном в одиночку. Группа собиралась только в случае загона крупного зверя (медведя, лося) или при преследовании табунов. Добывали преимущественно мясного зверя, пушного же били попутно, однако ситуация изменилась, когда царские эмиссары «подвели племена под ясак» — то есть обложили налогом в виде пушнины.

На охоте тунгусы пользовались луками, рогатиной, копьями, устанавливали самострелы и силки. На рыбалке так же использовали лук и острогу. Кроме того, на небольших речках устраивали запоры и устанавливали в них корыта и «морды».

Оленеводство составляло основную часть жизни тунгусов. Именно олень давал аборигенам все необходимое для существования. Причем, он очень неприхотлив. «Олень — корабль тайги и тундры, — писал отечественный путешественник, географ, зоолог, ботаник и натуралист Александр Миддендорф. — Он служит и средством транспорта, и источником пропитания, и поставщиком шкур… Олень легко ловится, охотно идет на зов, послушен в работе. Он неприхотлив. Для него не надо заготавливать ни мох, ни траву, ни строить теплое стойло. Олень сам найдет себе пищу и зимой, и летом. Ему не страшны ни дождь, ни снег, ни мороз».

Олень для эвенка и сегодня — это все: «Есть олень — есть эвенк, нет оленя — нет эвенка». У оленя в ход шло практически все: шкура — на одежду, обувь, спальные мешки, покрытие чума; сухожилия — на нитки; шерсть — на матрасы, подушки, покрывала; железы — для изготовления снадобий и лекарств; рога и копыта — на столярный клей; кровь — в пищу и в качестве красителей, жир — для освещения чума. Молока одна важенка дает совсем немного — в среднем кружку, но оно имеет жирность 20 процентов и по калорийности превосходит коровье в четыре раза.

До того, как в тайгу пришла авиация, олени являлись единственным транспортным средством. «Если вы поехали на оленях, то вас ничто в пути не остановит и в положенное время будете в пункте назначения, чего, к сожалению, никогда не скажешь про авиацию», — писал Владимир Клипель в своей книге очерков «Улыбка Джугджура».

В беге олень вынослив и способен пробежать за день по тундре более 100 км. Крепкий олень может везти на себе груз в 40-50 кг или седока весом до 70 кг. «Правда, не всякий может усидеть на олене, — уточняет Виктор Кальянов, — Сидеть надо умеючи. Шкура скользкая, подвижная. Седло без стремян крутится во все стороны. Сидеть приходится на самых лопатках, иначе переломишь оленю спину. При переходе через любую канавку, впадину, на подъемах, спусках, приходится помнить об этой нежной оленей спине… Даже эвенки на оленях без посоха не ездят и при каждом прыжке или препятствии облегчают оленя, опираясь посохом в землю. Это целая наука». У тунгусов и единицей измерения расстояний был «кес» — то есть, дистанция, которую олень может пройти не отдыхая.

Сейчас быт эвенков мало чем отличается от быта других жителей Дальнего Востока. Ведут они в основном оседлый образ жизни, но некоторые и до сих пор сохраняют быт предков, охотятся и пасут оленей. В том числе и в районе Маи.