Наш корреспондент о громкой премьере от братьев Андреасянов
В конце декабря на платформе ОККО вышла долгожданная премьера комедийного сериала «Манюня», по повести Наринэ Абгарян. Книга вышла десять лет назад и стала поистине народным хитом. Рассказы про стеснительную девочку Нарку, шебутную Манюню и грозную Ба, «ветерана неудавшейся личной жизни» — покорили и детей, и взрослых; в армянский городок Берд потянулись туристы, а фразы и рецепты из книги пошли в народ.
Спектакли по «Манюне» уже давно идут в разных театрах страны и получились довольно успешными, а вот с экранизациями долгое время не задавалось. Многие покушались, однако до реализации никто так и не дошел, пока, наконец, за дело не взялись братья Сарик и Гевонд Андреасяны.
Собственно, здесь можно было бы и закончить рецензию. Продукция кинематографического содержания, создаваемая братьями, отличается столь небрежным исполнением, что фамилия Андреасян уже стала нарицательной, и одно время я вообще зарекался это смотреть. Но, как учила Ба из «Манюни», «не зарекайся, пока не наступил климакс». Трудно было не полюбопытствовать, что в итоге наснимали, поскольку, во-первых, уж больно хороша была книга; а во-вторых, сама автор «Манюни», узнав о затее Андреасянов, первым делом попросила, чтобы режиссером был не Сарик («все-таки это дети смотреть будут»). Так что имя режиссера Армана Марутяна хотя ничего и не говорило, но, по крайней мере, не отпугивало.
Армянский Карлсон
Бесполезно пересказывать «Манюню» тем, кто не читал. Это, без сомнения, лучшее произведение Наринэ Абгарян, написанное еще начинающей и аполитичной писательницей на заре карьеры. Наринэ переехала в Москву, работала на нелюбимой работе, вдобавок ей поставили страшный диагноз: рассеянный склероз. Так, чтобы забыться и поддержать себя, женщина взялась писать веселые истории из детства. Если совсем приблизительно, то они чем-то похожи на «Малыша и Карлсона» в армянском изводе, с той разницей, что в роли Малыша выступает прототип автора, застенчивая девочка Наринэ, а Карлсон — это ее соседка, рыжеволосая Манюня. Вдвоем девочки доводят своими выходками Ба, помесь домомучительницы и бабушки из «Похороните меня за плинтусом» Павла Санаева.
Десять фильмов сериала «Манюня» воспроизводят часть рассказов из книги, выбранных по непонятному принципу, возможно, создатели искали наиболее детский контент. Так что в в сериал не вошли истории о любовных похождениях отца Манюни, сюжет о том, как Наринэ и Манюня стреляли из ружья по учителю физкультуры и множество более смешных эпизодов.
Первые серии я смотрел еще в ноябре на книжном фестивале КРЯКК в Красноярске. Самое главное, что отметили все зрители — это подбор актеров. Поскольку герои книги всем очень полюбились, то логично предположить, что в голове каждого сложились образы. Но, что удивительно, решения, найденные в фильме, нисколько им не противоречат. Застенчивая и худая Нарка (Каринэ Каграманян), по признанию автора, похожа не нее в детстве. Рыжая Екатерина Темнова, играющая Манюню Шац, — вообще идеальное попадание. Приятный бонус — папа Манюни в исполнении Армана Навасардяна удивительно похож на Дмитрия Быкова. А когда Наринэ выставила в своих соцсетях образ Ба в исполнении Джульетты Степанян, то, слышно было до рассвета, как ликовали подписчики. Образ совпал на сто процентов. Пользователи утверждали, что Ба похожа на Фаину Раневскую. (Хотя, на мой взгляд, Степанян по большей части косплеит Инну Ивановну Ульянову, играющую тетю Асю из старинной рекламы «Комета»).
Второе, за что хочется похвалить фильм, — это качество операторской работы. Пейзажи и панорамные виды в сериале настолько восхитительны, что кажется, Армения могла бы конкурировать с Новой Зеландией за честь быть локацией «Властелина колец».
Патетический набат и армянский русский
Собственно, на этом «положительные плюсы» заканчиваются и начинаются «плюсы отрицательные».
Сериал не стал в полной мере самостоятельным произведением, а, в лучшем случае представляет собой череду иллюстраций к книге: ведь все, что мы видим, превращается в пересказ. Закадровый голос (меняющийся каждые две серии) комментирует каждую мелочь. «А на носу был День Победы и на наш хор была возложена ответственная миссия исполнить песню «Журавли», — сообщает Чулпан Хаматова, хотя я и так вижу стоящий на сцене хор, надпись на транспаранте «С днем победы» и даже слышу, как хор поет «Мне кажется порою, что солдаты».
С этим закадровым вещанием постоянно возникают факапы, которые трудно не заметить, поскольку каждая серия небольшая и длится всего 18-20 минут. «Раз в неделю мама открывала двери шкафа, выгребала оттуда наспех закинутую одежду и заставляла нас приводить ее в порядок», — сообщают зрителям и невозмутимо продолжают: «Мы ненавидели этот ЕЖЕДНЕВНЫЙ ритуал».
Помилуйте, откуда «ежедневный», если ранее было сказано, что мама выгребала одежду раз в неделю?
Обращаемся к тексту книги и видим, что к автору претензий нет, в книге написано «еженедельный ритуал». Ошибка? Ляп? Плохое знание русского языка?
В первой же серии посреди пения закадровый голос вдруг сообщает, что «зал проникся патетическим набатом и притих».
Допускаю, что режиссер полагал, будто «патетический набат» — это синоним выражения «патетический настрой». Однако, если обратится к тексту книги, можно убедиться, что фраза родилась в ходе неудачной правки. По книге хор поет не «Журавлей», а «Бухенвальдский набат». Поменяв шило на мыло, сериальщики не потрудились убрать следы шила далее по тексту.
Обилие таких просчетов создает ощущение, что фильм ваяли на скорую руку, как пресловутые бабушкины пирожки.
И сколько бы Наринэ ни радовалась, что сценаристы «бережно отнеслись к ее тексту», то, что получилось, бережным назвать сложно. Исчезли не только многолосье и легкость рассказов, но кое-где даже композиция. Например, это касается истории про визит цыганки, в которую запустила сковородой бабушка. Рассказ Наринэ был композиционно выстроен: бабушка занята приготовлением варенья; приходит цыганка с предожением погадать; между дамами возникает перебранка; конфликт эскалируется и последней каплей становится упоминание цыганкой байки о том, что их предок украл гвоздь, которым должны были прибивать ноги Христа. Этого бабушка вытерпеть не может и непрошенная гостья получает по заслугам.
Автор приберегла объяснение на финал и в конце мы возвращаемся к теме Христа, узнав, почему эта фраза так вывела пожилую женщину.
В фильме закольцовку убрали, но при этом оставили фразу про Христа во время перебранки. В итоге вся композиция пошла прахом: ружье висит, но не выстреливает.
Не обыграны и эпизоды, требующие того, чтобы их показали. В одном из рассказов Манюня, воспользовавшись бабушкиным отсутствием, попыталась улучшить тесто и постепенно добавляет туда то воду, то крахмал, потом выливает получившееся в унитаз; засорив его, берется вычерпывать поварешкой, которая в итоге там и застревает.
Я, конечно, не режиссер, но догадываюсь, что сам бог велел это показать. Однако эпопею с тестом нам зачем-то пересказывает бабушка.
О сериальных речах стоит сказать отдельно. Диалоги никогда не были сильной стороной Андреасянов. В детском фильме ситуация только усугубилась. Герои говорят длинными напыщенными фразами, звучащими крайне неестественно. Не справляется даже опытная Джульетта Степанян, что говорить о детях.
«Мама, больно мышцам!» — плачет десятилетняя Нарка, когда мама моет ее в ванной и зрителю хочется стать Станиславским и закричать «не верю». Вряд ли в речи нормального ребенка могут появиться «мышцы»: если ему больно, то человек воскликнет «ай» или так и скажет: «мама, больно». (Кстати, этой фразы в тексте нет, она целиком и полностью придумана создателями фильма).
Но и в тех местах, где сохранены диалоги от Наринэ, все выглядит не лучшим образом.
«Я подумала что пара другая простецких подарков может заставить его влюбиться», «надо извиняться так, чтобы никто другой, кроме него, тебя не слышал», — когда дети воспроизводят эту тщательно заученную заумь, даже действие начинает притормаживать и буксовать.
Дело в том, что текст «Манюни» был стилитически сложноскроенным произведением. В него был введен авторский голос, принадлежащий повзрослевшей Наринэ. Этот голос пересказывал нам события, поэтому мы принимали стилистическую игру, понимая, что это не совсем детская речь, а речь детей, воспроизведенная определенным взрослым персонажем.
Создатели сериала этого абсолютно не учли.
В итоге приходится признать, что сериал стал очередным примером вечного стенания режиссера Александра Адабашьяна на тему того, что мы потеряли наше детское кино.
Впрочем, тройку по пятибальной системе я ставлю за кастинг и красивые картинки.
Как говаривала Манюня: «Нас и так рвет. Но с конфетами хотя бы вкуснее».
Вот то же самое испытываю я как зритель. Но с картинками хотя бы красивее.