Магистр «Что? Где? Когда?» — о своем неожиданном актерском дебюте в драме «Обоюдное согласие» про сексуальное насилие и его последствия.
На платформе KION запущен новый сериал режиссера Валерии Гай Германики «Обоюдное согласие» (на данный момент вышло два эпизода из шести, третий ожидается 25 марта). Эта история о школьной учительнице, которая обвиняет троих своих друзей в изнасиловании. В роли следователя Нестеренко, который берется за сложное дело, снялся Андрей Козлов — президент Международной ассоциации клубов «Что? Где? Когда?», магистр этой игры, обладатель трех «Хрустальных сов» и одной «Бриллиантовой». Это важная и совсем не эпизодическая роль — тем удивительнее видеть в этом образе непрофессионального актера-дебютанта. О том, каково это — стать киноартистом в 61 год, «КП» рассказал сам Андрей Козлов.
— Признаться, ваше появление в новом сериале Валерии Гай Германики, да еще не в камео, а в одной из ключевых ролей, стало большой неожиданностью. Как это случилось? Вы были знакомы с Валерией до съемок?
— Я был знаком с Лерой только заочно, мы ни разу не пересекались до этого. Но она большая поклонница «Что? Где? Когда?» — не пропускает, как она сама говорит, ни одной игры. А я большой поклонник ее творчества. Конечно, предложение сыграть одну из ролей в сериале для меня было полной неожиданностью.
— Понятно, что вы совершенно не боитесь камер — у вас огромный, в том числе закадровый телевизионный опыт. Но все-таки сериал — это совсем другое. Вам было немного не по себе на съемках?
— Мне один из ведущих членов съемочной группы уже после окончания съемок признался, что категорически отговаривал Леру от того, чтобы она меня брала. Он ей говорил: «ты намучаешься с ним просто потому, что он не будет понимать, куда пойти, по какой команде начать и т. д.». Я понимаю, что для Леры это было сложным шагом — решиться на такое. Я проходил пробы достаточно долго — на «Мосфильм» приезжал раз десять. Вплоть до того, что когда я уже знал, что съемки начнутся в Крыму тогда-то, вдруг позвонили и спросили: «в состоянии ли вы выучить текст?». Потому что, когда идут пробы, все равно сценарий в руках. Одно дело, когда человек подглядывает в текст, и совсем другое, когда произносит его на память.
Я не принимал участия в кастинге уже миллион лет, а может, вообще никогда в жизни. Разве что на отборочных турах в «Что? Где? Когда?» в 1986 году. И когда я уже оказался на съемочной площадке — снимали сцену из второй серии на митинге (эпизоды в кино снимают не линейно подряд, а по локациям и исходя из экономической целесообразности, поэтому первая отснятая сцена с Андреевым Козловым — не первая сцена с его героем в сериале. — Авт.) когда Нестеренко вручает повестку в прямом эфире — это был первый раз, когда я волновался. У меня была хорошая отмазка внутри себя: я никому не обещал, что я актер — поэтому все претензии, ребята, к вам. Но, с другой стороны, мне, конечно, очень не хотелось подвести людей, которые в меня поверили. Ведь съемки — это производство, это дорого. А если окажется во время съемочного дня, что Козлов вообще ничего не понимает? Срочно менять актера — нереальная задача. Я размышлял об их рисках. Так что первый день был связан с волнением. Но потом это превратилось в работу и уже никакого волнения не было. У меня было 17 смен — немало для 6-серийного сериала.
— Как Валерия объяснила, почему ей были нужны именно вы?
— Не поверите, мы ни разу с Валерией на эту тему не разговаривали. Более того: мы вообще почти не разговаривали с Валерией, кроме как непосредственно на съемочной площадке. У нас состоялся один телефонный разговор по поводу ее взгляда на роль, и после этого мы все на съемочной площадке получали указания режиссера. Что я знаю точно: когда она раздумывала, кто будет играть Нестеренко, в это время как раз команда Козлова играла в «Что? Где? Когда?». Она это видела и сказала: «Так вот же Нестеренко!». Я знаю об это не от нее, по рассказам. Я понимаю, как она рисковала, вцепившись в меня. В профессиональном и человеческом смысле это вызывает уважение, когда режиссер проявляет такую настойчивость. Понятно, что ей было проще взять профессионального актера.
Почему выбрала меня? Я могу только на себя это примерить, когда я как режиссер выбираю ведущего программы. Я думаю, включается сопротивление материала. Знаете, у Эльдара Рязанова есть замечательная книжка «Грустное лицо комедии». Он там пишет, что у режиссера должен быть очень плохой характер, приводит примеры. И тогда в рамках этого характера, этого упрямства [достигается результат]. Если бы она увидела на пробах, что Козлов не устраивает ее, она бы сама отказалась, мне так кажется. Хотя я сейчас занимаюсь психоанализом Валерии Гай Германики — а это не мой стиль.
— Известно, что после школы вы поступили в Щукинское театральное училище, но родители забрали документы и вы перепоступили на химфак. Получается, вы, наконец, реализовали юношескую мечту.
— Это в самом деле мистика. Этого быть не могло! Наверное, я мог бы, если мне загорелось, кому-то из знакомых кинорежиссеров сказать: «сними меня». Может, даже смог бы убедить. Но мне и в голову это не приходило! Не только потому, что это было бы нехорошо. Это была мечта, она не осуществилась [напрямую]. Но осуществилась сбоку, что ли — ведь я стал телевизионным ведущим, магистром «Что? Где? Когда?», режиссером телевидения. Может, поэтому я в последние 40 лет не думал о том, что все-таки сыграю в кино, в театре. Это удивительно. Это мистика, как и программа «Брэйн-ринг», которая где-то раз в семь лет вдруг опять возникает, выходит два сезона, а потом она опять исчезает.
«Она строит жизнь как режиссер и потом за ней наблюдает»
— Каково ваше отношение к Германике как к режиссеру? Практически всегда ее работы становятся событием, но их у нее не так много — она еще и мама, теперь уже трижды, и ее творческая карьера периодически прерывается.
— Напишите, что я вас поправил и сказал, что она не «еще и мама», а во-первых, мама, а во-вторых — режиссер.
— Характеризуя ее творческую манеру, чаще всего говорят о гиперреализме, о живой, дерганой камере, которую она ввела в моду. Актеры нередко ею восхищаются, но одновременно признаются, что она может быть очень жесткой. А вы человек состоявшийся, со статусом. Как вам с ней работалось?
— Во-первых, я в чужой монастырь со своим уставом не хожу. Во всяком случае, очень стараюсь. Когда я собирался на съемки в Крым, то даже занимался с собой таким тренингом, напоминал себе об этом. Чтобы случайно не сделать то, за что мне самому будет стыдно. Манера съемки [нынешней Германики] — она, конечно, не такая, как в «Школе» или «В кратком курсе семейной жизни». Она стала более спокойной. Валерия — человек, который способен трансформироваться. Она взрослеет, обрастает семьей, в том числе это оказывает влияние на ее творческий метод. Хотя самый главный ее подход, который я наблюдаю с самых ранних ее работ, состоит в том, что она наблюдает за жизнью, как мне кажется. Она строит жизнь как режиссер и потом за этой жизнью наблюдает. И поскольку я совпадаю с ней в этом как зритель — мне тоже интересно наблюдать за жизнью, мы вместе с интересом смотрим за происходящим. Но она обладает преимуществом: она эту жизнь строит.
Что касается общения на площадке. Я десять лет работал бок о бок с величайшим режиссером [телевидения] Владимиром Яковлевичем Ворошиловым, о характере которого ходили и до сих пор ходят легенды. О тяжелом характере. Поэтому характер Гай Германики мне показался мягким. Я наблюдал, как она общается не только со мной. И никогда не замечал за Лерой желания кого-нибудь унизить, потому что у нее есть власть. А следовательно, она никого и не унижала. Замечания ее были едкими, резкими — она умеет короткими предложениями сказать то, чего она хочет от актера, от оператора. Я прямо восхищался. Сказала: «Козлов, лицом не играйте!», и все понятно. И не надо длинных слов. «Козлов, ну тут все заснули!» Как на это можно обижаться? Начинаешь сам разбираться, пока пауза, как же так произошло: три дубля — никто не заснул, а четвертый, который ты делал ровно то же — оказывается, все заснули.
«Это история о пределах допустимого»
— Насколько актуальна проблематика «Обоюдного согласия»? Тема сексуального насилия хорошо изучена еще позднесоветским и постсоветским кинематографом — вспомним фильмы «Авария — дочь мента», «Ворошиловский стрелок». С другой стороны, она зазвучала в новом ключе с приходом новой этики, феминизма и движения meetoo. Поначалу поначалу от сериала остается ощущение, что все это было, было. Кто-то наверняка скажет: «опять чернуха». А потом становится ясно, что не все так однозначно. Почему стоит посмотреть этот сериал, о чем он?
— Первые две серии я бы чернухой не назвал совсем. И излишних физиологических подробностей там нет тоже — это при том, что я человек достаточно консервативный. Я вам не расскажу, что будет дальше, но этот сериал не столько про сексуальное насилие. Когда мне прислали сценарий и я начал его читать, у меня тоже мысли примерно такие были: «ну да, тема злободневная, но сколько можно…». А потом оказалось, что все гораздо глубже, что все непросто. И трансформация, например, моего героя будет весьма существенная. Я восхищен сценарием. Понимаете, это удивительно, но Валерия Гай Германика умудряется снимать кино о жизни. Мне кажется, режиссер ищет историю. А насколько она будет злободневная… Что значит — злободневная тема? Тема, которая заденет зрителя. Мы же понимаем, что, когда Лера задумывала сериал, когда его запускали в производство, никто себе и представить не мог, при каких внешних обстоятельствах он будет выходить. А это тоже неминуемо накладывает отпечаток на восприятие. Зритель же живет здесь и сейчас.
Это история о пределах допустимого. О том, что допустимо и что нет в поисках правды, доказательстве своей правоты, наказании виновных. И кто такие виновные. И есть ли объективные критерии виновности. Там гораздо более глубокие смыслы. Сложная тема сексуального насилия, действительно, не с сегодняшнего дня разрабатывается искусством. Но эта история выходит за рамки темы обвинения людей в изнасиловании. Посмотрите этот сериал, даже если вас не интересует эта тема, он сам по себе захватывающий. Первые две серии — это только преамбула. Говорю как зритель, который знает, чем история закончится. Хотя досконально я не знаю, чем все закончится — во всяком случае, с моим героем. Я уговорил Валерию записать несколько финалов, а какой она выберет, я не знаю.
— Как на ваш актерский дебют отреагировали ваши друзья и знакомые?
— Мне неудобно говорить, но они говорят «какой ты хороший актер». Я отношусь к этому с иронией, потому что слова «Козлов» и «актер» не могут находиться рядом — независимо от того, хороший или плохой. Но очно мне это, конечно, приятно слышать.
— Как вы точно заметили, «Обоюдное согласие» выходит при сложных внешних обстоятельствах. Без преувеличения все вокруг встревожены. Легко ли вам сейчас смотреть сериалы? И способ ли это облегчить свое психологическое состояние?
— Мне кажется, не надо преуменьшать, но не надо и преувеличивать разбалансированность нервной системы общества в целом. У меня личное мнение о нашем народе, что нервы у нас крепкие. Но понятно, что тревожность есть. Без сомнения, в меняющемся мире очень важно не только следить за новостями. Очень важно стараться вести свой привычный образ жизни. Если у человека есть привычка смотреть сериалы, не надо ей изменять. Это действительно помогает чувствовать, что жизнь продолжается, помогает привести ощущения с реальностью. А жизнь на самом деле продолжается. И да, я продолжаю смотреть по 1-2 серии за вечер.
Главное ФОТО: Гусейнов Виктор