В кабинете главы Академии царили привычные сумерки.

Иерофант утонул в кожаном кресле у журнального столика. Под низко надвинутым капюшоном бликовали тёмные стёкла очков. Розенкрейцер смотрел на генерала, который застыл у компьютерных мониторов и любовался видеотрансляцией с камер слежения из подземелья.

В советское время Пятнадцатое Главное управление КГБ занималось ядерными убежищами для руководителей государства. В новой России лучшие спецы «пятнашки» продолжали трудиться. Их преуспевающая строительная компания реконструировала особняк для Академии и отгрохала под ним громадный суперсовременный бункер на все случаи жизни. Как известно, случаи бывают разные. Так что боксы наподобие тюремных камер европейского образца в бункере тоже нашлись.

Генерал выбрал сигару в большом инкрустированном хьюмидоре на письменном столе, опустился в кресло напротив Иерофанта и сообщил:

– Вся компания в сборе. Вы получили то, что хотели.

– Как они?

– Сидят по камерам. – Псурцев провёл сигарой под носом и с наслаждением вдохнул богатый аромат. – Одинцов спит, как положено. Столько лет не при делах, но форму держит. Вот что значит старая школа! Американка в шоке, Мунин в истерике... А зачем нужен профессор?

– Тот, кто занимается созданием эгрегора, должен быть внутри группы, – глухо прозвучало из-под маски.

– Вы считаете этих... – генерал в удивлении оторвался от сигары и даже не нашёл нужного слова, – вы считаете их эгрегором?!

– Безусловно. И надеюсь на понимание. Мы занимаемся общим делом, просто вы норовите как можно скорее форсировать процесс, а меня интересует безошибочный результат.

– Интересное кино! То есть, по-вашему, меня результат не интересует?! – Псурцев прицелился сигарой в Иерофанта. – Но ведь это вы возражали, когда я говорил, что работа Мунина связана с вопросами национальной безопасности. Вы сидели сложа руки, когда я терял людей и ловил Вараксу с Одинцовым. Вы настояли на том, чтобы притащить сюда американку, хотя это чревато дипломатическим скандалом. А теперь вы собираетесь играть в интеллектуальные игры?

– Разговор в таком ключе контрпродуктивен. – Иерофант выглядел спокойным, разве что корявое словечко выдавало его напряжение. – Я могу ответить по каждому пункту, но мне жаль времени. Давайте не забывать, откуда вам стало известно про кражу Ковчега Завета и его доставку в Россию.

Действительно, всего несколько часов назад Иерофант получил кодированное сообщение от Вейнтрауба. Старик умолчал об источнике сведений, но пообещал рассказывать о развитии событий. Иерофант дал ответное обещание и срочно связался с генералом, но тоже не стал раскрывать все подробности. Лучше дозировать информацию, чтобы держать в руках основные нити происходящего и оставаться нужным для дела...

...которое приняло новый, совсем неожиданный оборот. Для Псурцева охота на Вараксу и Одинцова была вопросом принципа. Иерофанта же бывшие спецназовцы интересовали только в связи с Муниным и его записками, но вдруг погоня привела охотников к величайшей святыне всех времён и народов.

Баланс в отношениях Псурцева с Иерофантом изменился. До сих пор генерал снисходительно выслушивал мнение розенкрейцера и разве что брал консультации по частным вопросам, а стратегические решения принимал сам со словами: «Я секу поляну вдоль и поперёк, и ещё на три метра в землю».

Так оно и было, но теперь поляна превратилась в минное поле. Где могут таиться мины, какой конструкции и с какими ловушками, кроме Иерофанта, спросить некого. Розенкрейцер почувствовал силу, поэтому Псурцеву пришлось считаться с неудобным партнёром и заявлениями вроде:

– Я знаю, что делать. Но могу выслушать ваши предложения.

Псурцев свирепо клацнул серебряной гильотинкой, отсекая кончик сигары.

– Всё просто, – сказал он. – Надо было не давать Одинцову ни секунды передышки, а сразу брать в оборот. Вараксы больше нет, значит, он – единственный, кому известно про Ковчег. Одинцов, конечно, крепкий орешек, но всё равно расколется. Куда деваться-то? Несколько часов... хорошо, самое бóльшее сутки-двое – и вещь у нас. Дело техники. А теперь мы потеряли темп, и под ногами путаются гражданские. Мунин, который вообще не пришей кобыле хвост и достался Одинцову в наследство от Вараксы. Баба эта американская...

– Я просил бы вас говорить о женщине с уважением, – перебил Иерофант. – Теперь насчёт кажущейся простоты ситуации. Вы мне сейчас напомнили человека, который ночью ищет ключи не там, где обронил, а под фонарём, где светлее. Что если о том, где спрятан Ковчег, знал только Варакса? Тогда Одинцов не сможет этого рассказать, как бы вы ни старались. От вас требуется другое – с его помощью, не торопясь, выйти на след Ковчега.

– Безусловно, я не сомневаюсь в вашей квалификации, – поспешил добавить розенкрейцер, заметив, как недобро сверкнули глаза генерала, – но давайте попробуем взглянуть на проблему шире. И для начала припомним, как развивались события.

Псурцев сердито раскуривал сигару, а Иерофант немного сдвинул медицинскую маску, чтобы удобнее было говорить.

– Исследование Мунина о российских царях – вроде бы рядовая работа, предназначенная для внутренних нужд ордена, – начал он. – Однако Варакса почему-то не хотел, чтобы её текст попал к вам. Не хотел настолько, что убил двоих ваших сотрудников. Видимо, знал, что исследование совсем не рядовое. Косвенно это подтвердила американка, которая дала работе высокую оценку. Ерунда тоже бывает идеально структурированной, но если из-за неё гибнут люди, это не ерунда.

– Ерунда или нет – вы обещали разобраться, и я терпеливо жду, – напомнил Псурцев, окутанный клубами дыма. – А Варакса мог просто что-то скрывать.

– Да, но кто такой Варакса? – подхватил Иерофант. – Тот, кто похитил Ковчег Завета и двадцать пять лет обладал им или, по крайней мере, информацией о том, где он находится. А что такое Ковчег Завета?

Розенкрейцер стал загибать пальцы в перчатках.

– Это невероятная духовная ценность, при помощи которой можно манипулировать целыми странами и народами. Это колоссальная материальная ценность, которую и сравнить-то не с чем. Наконец, Ковчег Завета обладает сказочной научной ценностью, поскольку открывает путь к бездонным энергетическим ресурсам Вселенной.

Псурцев кивал в такт его словам – всё понятно, дальше-то что?

– Варакса доставил Ковчег в Россию, – сказал Иерофант. – Одновременно он очень интересовался деятельностью совершенно определённых российских царей. Значит, между тем и другим существует связь.

– Формальная, – уточнил генерал. – Формальная связь. Если бы Варакса собирал монеты, вы бы говорили о связи Ковчега с нумизматикой.

– Возможно. Только вы упускаете из виду, что связи есть между всеми вашими пленниками...

– Нашими пленниками, – снова поправил Псурцев, а розенкрейцер невозмутимо продолжил:

– ...И при этом каждый из них так или иначе связан либо с работой Мунина, либо с Ковчегом Завета, а Одинцов – и с Муниным, и с Ковчегом. Вероятность такого совпадения не просто мала, она практически нулевая.

Совсем недавно то же самое Псурцев говорил Салтаханову: случайных совпадений не бывает. Мысль вернулась бумерангом.

– Нулевая, не нулевая... – недовольно проворчал он. – Предположим, вы правы. Что дальше?

– Дальше надо признать, что группа в бункере собралась не случайно и её участники образуют мощнейшее энергоинформационное поле. Не такой эгрегор, который можно искусственно создать на семинаре, а поле высшего порядка. При движении в этом поле надо с величайшей осторожностью просчитывать каждый шаг. Слишком велика цена ошибки. Если мы выбросим или повредим хотя бы одну деталь эгрегора, последствия могут быть необратимыми.

Генерал сладко потянулся и встал во весь рост.

– Засиделся я с вами. А времечко бежит. И Одинцов уже вздремнул, так что упираться будет дольше. Теории – дело нужное, только надо кому-то и работу работать.

– Ещё несколько минут, – то ли попросил, то ли потребовал Иерофант. – Несколько минут всё равно ничего не решат. Скажите, вы сейчас меня внимательно слушали?

– Как всегда, – ёрническим тоном ответил Псурцев, держа сигару на отлёте и сверху вниз глядя на розенкрейцера.

– Так вот, можете смело забыть всё, что я сказал, потому что на самом деле это не важно.

– О как! Зачем же вы мне тут голову морочили?

– Я пытался убедить вас рациональным путём, – пояснил Иерофант. – Но раз не получилось, придётся зайти с другой стороны.

– Даже не пытайтесь. – Псурцев махнул рукой и направился к письменному столу. – Мистикой меня тем более не пронять. Я материалист в третьем поколении.

– Ковчег Завета – не просто золотой сундук со старинными камнями, который вор украл, а следователь нашёл, – сказал розенкрейцер в спину генералу. – По-вашему, Одинцов прячет вещь и достаточно тряхнуть его хорошенько, чтобы он эту вещь выдал.

– А разве не так?

– Не так. Совсем не так. – Иерофант тоже поднялся из кресла. – В Ветхом Завете написано, что лишь волей Всевышнего определяется место нахождения и любое перемещение Ковчега Завета.

Псурцев уселся на рабочее место и небрежно потряс в воздухе первым попавшимся под руку документом.

– Я тоже много чего могу написать.

– Наверное. Только во Второй Книге Царств про самостоятельность Ковчега царю Давиду рассказывает сам Всевышний.

Иерофант сел напротив генерала по другую сторону стола.

– Вы не представляете, с чем имеете дело, – сказал он. – Во многих местах Ветхого Завета отмечено, что Ковчег сам решает, с кем и куда ему двигаться. Или он решает остаться на месте, и тогда никто – понимаете? – никто ничего не может с ним поделать!

Розенкрейцер говорил всё более эмоционально: его спокойствие улетучилось.

– Вы говорите, что это мистика, – продолжал он. – Поверьте, мистики здесь ни на грош. Просто вам как материалисту не нравится термин «воля Всевышнего». Но в законы физики вы верите?

– В законы физики верю. Вы мне очень доходчиво тогда объяснили с зажигалкой. Вы отпускаете – она падает.