Глава 18
Друзья-враги-компаньоны
– Вас опять обставили, генерал, – прогундосил Иерофант.
Они сидели в кабинете Псурцева, расположившись в больших кожаных креслах возле журнального столика, и нижнюю часть лица гостя по-прежнему скрывала медицинская маска. Тёмные очки он снял, однако глаза скрывала густая тень от надвинутого капюшона: генерал мог лишь догадываться, куда и с каким выражением смотрит Иерофант.
– Я не буду обсуждать с вами эту тему, – отрезал Псурцев и принялся раскуривать сигару от подожжённой кедровой палочки.
Дискомфорт при общении с Иерофантом он испытывал ещё с тех пор, когда они только начинали сотрудничать. Псурцев с удивлением обнаружил, что столкнулся с человеком, которым не может управлять, которого не может подчинить себе, и взгляд на которого сверху вниз – неуместен.
Будущий Иерофант не лебезил, не трепетал и сразу же занял позицию практически на равных, как будто не видел пропасти между комитетским генералом – и собой. Хотя многие тысячи таких же, как он, выброшенных на обочину жизни учёных в пору развала Советского Союза возили челноками шмотки, торговали на рынках или подмолачивали в кооперативах, чтобы прокормиться...
...но этот с самого начала знал, что он – лучший. И что генерал это знает – тоже знал. И просчитал генерала, поняв, что тому придётся принять условия игры.
Генерал принял. Так же, как принимал условия игры в Лаосе, Камбодже, Анголе, Мозамбике, Афганистане – везде, где для решения оперативных задач ему не хватало собственных сил. Надо было заручиться поддержкой одних врагов, чтобы победить других. Это не просто правило, это закон: если хочешь добиться результата, брать в напарники надо не удобного, а лучшего. Даже если охотно прострелил бы ему голову. Кстати, часто именно таким выстрелом Псурцев и заканчивал отношения со вчерашними союзниками в анголах и камбоджах, когда альянс исчерпывал себя.
Сотрудничество с Иерофантом продолжало быть взаимовыгодным, и общее дело шло на подъём. За два с лишним десятка лет они научились ладить. Только прежняя неуправляемость розенкрейцера, приправленная независимой манерой общения, продолжала вызывать у генерала глухое раздражение.
– Вам неприятно говорить о провалах, – не унимался Иерофант, разгоняя рукой в перчатке сизый дым генеральской сигары, – но поверьте, что и мне это не доставляет ни малейшего удовольствия. Я ещё в прошлый раз предупредил, что не вижу смысла сюда приезжать. Думал, вы сумели взять похитителей Мунина и выведали у них что-то новенькое. А вместо этого сам сообщаю вам радостную новость: американке отдали материалы исследования, и утром они будут у меня.
– Рад слышать. Мои люди всё равно достанут эту компанию хоть из-под земли, – пообещал Псурцев. – А вы, значит, можете пока рассматривать оригинал вашей Торы под микроскопом, как и хотели. Сравнивать завитушки на коронах, считать точки, переставлять буквы, складывать цифры и прочей гемáтрией развлекаться.
Они сидели в кабинете Псурцева, расположившись в больших кожаных креслах возле журнального столика, и нижнюю часть лица гостя по-прежнему скрывала медицинская маска. Тёмные очки он снял, однако глаза скрывала густая тень от надвинутого капюшона: генерал мог лишь догадываться, куда и с каким выражением смотрит Иерофант.
– Я не буду обсуждать с вами эту тему, – отрезал Псурцев и принялся раскуривать сигару от подожжённой кедровой палочки.
Дискомфорт при общении с Иерофантом он испытывал ещё с тех пор, когда они только начинали сотрудничать. Псурцев с удивлением обнаружил, что столкнулся с человеком, которым не может управлять, которого не может подчинить себе, и взгляд на которого сверху вниз – неуместен.
Будущий Иерофант не лебезил, не трепетал и сразу же занял позицию практически на равных, как будто не видел пропасти между комитетским генералом – и собой. Хотя многие тысячи таких же, как он, выброшенных на обочину жизни учёных в пору развала Советского Союза возили челноками шмотки, торговали на рынках или подмолачивали в кооперативах, чтобы прокормиться...
...но этот с самого начала знал, что он – лучший. И что генерал это знает – тоже знал. И просчитал генерала, поняв, что тому придётся принять условия игры.
Генерал принял. Так же, как принимал условия игры в Лаосе, Камбодже, Анголе, Мозамбике, Афганистане – везде, где для решения оперативных задач ему не хватало собственных сил. Надо было заручиться поддержкой одних врагов, чтобы победить других. Это не просто правило, это закон: если хочешь добиться результата, брать в напарники надо не удобного, а лучшего. Даже если охотно прострелил бы ему голову. Кстати, часто именно таким выстрелом Псурцев и заканчивал отношения со вчерашними союзниками в анголах и камбоджах, когда альянс исчерпывал себя.
Сотрудничество с Иерофантом продолжало быть взаимовыгодным, и общее дело шло на подъём. За два с лишним десятка лет они научились ладить. Только прежняя неуправляемость розенкрейцера, приправленная независимой манерой общения, продолжала вызывать у генерала глухое раздражение.
– Вам неприятно говорить о провалах, – не унимался Иерофант, разгоняя рукой в перчатке сизый дым генеральской сигары, – но поверьте, что и мне это не доставляет ни малейшего удовольствия. Я ещё в прошлый раз предупредил, что не вижу смысла сюда приезжать. Думал, вы сумели взять похитителей Мунина и выведали у них что-то новенькое. А вместо этого сам сообщаю вам радостную новость: американке отдали материалы исследования, и утром они будут у меня.
– Рад слышать. Мои люди всё равно достанут эту компанию хоть из-под земли, – пообещал Псурцев. – А вы, значит, можете пока рассматривать оригинал вашей Торы под микроскопом, как и хотели. Сравнивать завитушки на коронах, считать точки, переставлять буквы, складывать цифры и прочей гемáтрией развлекаться.
Чтение свитка Торы
Фото: GLOBAL LOOK PRESS
Фото: GLOBAL LOOK PRESS
Тень от капюшона помешала Псурцеву заметить удивление в глазах Иерофанта. Гематрия – это древний каббалистический метод поиска тайного смысла слов. Не самое генеральское занятие...
– Каббалу изучаете?! – недоверчиво переспросил розенкрейцер. – Самообразованием занимаетесь?
– Книжки почитываю, – довольный Псурцев пыхнул сигарой. – Расширяю кругозор. Пытаюсь хоть немного подтянуться к вашему недосягаемому уровню.
– Что ж, весьма успешно. А Тора не моя, не ваша и не чья-то конкретно – она общая. Слово «Тора» в буквальном переводе означает «закон». Когда вы это крепко усвоите, вам сразу станет намного проще ориентироваться в области, куда мы с вами забрели.
Иерофант взял с журнального столика увесистую зажигалку в деревянном чехле с инкрустацией, высоко поднял её – и разжал пальцы. Зажигалка почти без звука упала на толстый ковёр, а Иерофант продолжил:
– Каббалу изучаете?! – недоверчиво переспросил розенкрейцер. – Самообразованием занимаетесь?
– Книжки почитываю, – довольный Псурцев пыхнул сигарой. – Расширяю кругозор. Пытаюсь хоть немного подтянуться к вашему недосягаемому уровню.
– Что ж, весьма успешно. А Тора не моя, не ваша и не чья-то конкретно – она общая. Слово «Тора» в буквальном переводе означает «закон». Когда вы это крепко усвоите, вам сразу станет намного проще ориентироваться в области, куда мы с вами забрели.
Иерофант взял с журнального столика увесистую зажигалку в деревянном чехле с инкрустацией, высоко поднял её – и разжал пальцы. Зажигалка почти без звука упала на толстый ковёр, а Иерофант продолжил:
Свиток Торы 1797 года
Фото: GLOBAL LOOK PRESS
Фото: GLOBAL LOOK PRESS
– Закон всемирного тяготения и вообще любой фундаментальный закон един для всех – христиан, мусульман, иудеев, гностиков, агностиков, атеистов... Для всех без исключения. Вот что такое Тора.
– Интересно, – сказал Псурцев, выпуская в сторону собеседника струю дыма, – как вам с вашим цинизмом удалось добраться до самой вершины в древнем христианском ордене? Настоящий подвиг разведчика. Возглавлять религиозную организацию без капли веры...
– Э-э, нет, генерал! – Иерофант подался вперёд. – Давайте начистоту. Вы тоже не больно-то верите в идеалы, которым официально служите столько лет. Можно сколько угодно говорить о высоком, но жить-то приходится на земле. Всё те же ножницы между Абсолютом и Хаосом. Поэтому вчера вы с коллегами били буржуев и строили коммунизм, а сегодня ворочаете миллиардами. Вчера вы сажали попов, а сегодня впереди всех в церкви со свечкой стоите.
– А кроме того, не надо путать веру и религию, – продолжал розенкрейцер. – С верой человек появляется на свет. Это врождённое понимание того, как устроен мир. Ощущение своим нутром незыблемых основ бытия. Если вы вдруг потеряли веру – всегда можно заново убедиться: зажигалка падает, если её отпустить; вода мокрая, солнце восходит на востоке... Это законы свыше, которые никакой президент или парламент никаким указом не отменит и которые существуют для всех без исключения. Как можно не верить в очевидное? А религия – это идеология и обряды. Манипуляция верующими. Использование веры для извлечения прикладной пользы. В конечном итоге религия – это бизнес.
Иерофант оседлал своего конька. Псурцев спокойно курил, давая гостю выговориться. Тот всё ещё был ему нужен, и генерал привык терпеть – к тому же в рассказах Иерофанта временами проскакивали полезные мысли.
– Вера едина, как един мир, в котором мы живём, а религии разные, – рассуждал гость. – Возьмите верующих иудеев – что им делить? Одна кровь, одни заповеди, одна история... Но есть хасиды, а есть миснагеды, и никогда они между собой не договорятся. Будет возможность – глотки друг другу порвут. Среди мусульман есть сунниты, а есть шииты и алавиты, у них то же самое. Да зачем далеко ходить? В России православные когда-то были заодно, а потом рассорились: двумя пальцами надо креститься или тремя. Хотя о чём спор, если Иисус вообще никак не крестился и никого этому не учил? Стали братья-христиане друг друга огнём жечь и на куски рубить. Как это возможно, если те и другие уверяют, что Бог есть любовь?
– То ли дело математики! – говорил Иерофант. – Все живут в мире и все пользуются единым языком. Знак плюс – для всех математиков плюс, минус – для всех минус, и так далее – знак равенства, квадратный корень, интеграл, число пи... На едином языке единым образом описываются единые для всех законы. И всем всё понятно. Дважды два у всех четыре. А если разделить математику на шиитскую и суннитскую или на католическую и православную, что тогда получится?
– Вам виднее, у вас фантазия побогаче, – заметил Псурцев и положил сигару на край пепельницы, выдолбленной в уральском камне. – Кстати, о математике. Американку эти ребята отпустили, хотя могли спрятать, как Мунина. Скорее всего, интереса для них она не представляет. Мы тоже пока её трогать не будем, чтобы не вызвать нежелательного резонанса. Будем просто присматривать: эта дамочка остаётся в городе, чтобы участвовать в семинаре.
– Пусть участвует, – безразлично согласился Иерофант. – Надо, чтобы она не уехала и была под рукой, если что. Меня в первую очередь интересует работа Мунина. Для начала надо убедиться в целостности массива данных и понять, почему сегодня нам его запросто отдают, если вчера за него убивали.
– Сегодня его отдают вашим людям, а вчера убили моих, – уточнил генерал. – То есть они не возражают против того, чтобы материалы попали к вам, но охраняют их именно от нас.
– Если так, тем более надо понять – почему. И что могло произойти за эти сутки. Возможно, из папки изъяли что-то важное, или подменили, или пытаются нас как-то ещё с толку сбить. Это мы выясним.
– Выясняйте, – Псурцев снова взялся за сигару. – А мы постараемся в ближайшее время доставить вам автора собственной персоной.
– Сделайте одолжение, – Иерофант склонил голову в капюшоне.
– Интересно, – сказал Псурцев, выпуская в сторону собеседника струю дыма, – как вам с вашим цинизмом удалось добраться до самой вершины в древнем христианском ордене? Настоящий подвиг разведчика. Возглавлять религиозную организацию без капли веры...
– Э-э, нет, генерал! – Иерофант подался вперёд. – Давайте начистоту. Вы тоже не больно-то верите в идеалы, которым официально служите столько лет. Можно сколько угодно говорить о высоком, но жить-то приходится на земле. Всё те же ножницы между Абсолютом и Хаосом. Поэтому вчера вы с коллегами били буржуев и строили коммунизм, а сегодня ворочаете миллиардами. Вчера вы сажали попов, а сегодня впереди всех в церкви со свечкой стоите.
– А кроме того, не надо путать веру и религию, – продолжал розенкрейцер. – С верой человек появляется на свет. Это врождённое понимание того, как устроен мир. Ощущение своим нутром незыблемых основ бытия. Если вы вдруг потеряли веру – всегда можно заново убедиться: зажигалка падает, если её отпустить; вода мокрая, солнце восходит на востоке... Это законы свыше, которые никакой президент или парламент никаким указом не отменит и которые существуют для всех без исключения. Как можно не верить в очевидное? А религия – это идеология и обряды. Манипуляция верующими. Использование веры для извлечения прикладной пользы. В конечном итоге религия – это бизнес.
Иерофант оседлал своего конька. Псурцев спокойно курил, давая гостю выговориться. Тот всё ещё был ему нужен, и генерал привык терпеть – к тому же в рассказах Иерофанта временами проскакивали полезные мысли.
– Вера едина, как един мир, в котором мы живём, а религии разные, – рассуждал гость. – Возьмите верующих иудеев – что им делить? Одна кровь, одни заповеди, одна история... Но есть хасиды, а есть миснагеды, и никогда они между собой не договорятся. Будет возможность – глотки друг другу порвут. Среди мусульман есть сунниты, а есть шииты и алавиты, у них то же самое. Да зачем далеко ходить? В России православные когда-то были заодно, а потом рассорились: двумя пальцами надо креститься или тремя. Хотя о чём спор, если Иисус вообще никак не крестился и никого этому не учил? Стали братья-христиане друг друга огнём жечь и на куски рубить. Как это возможно, если те и другие уверяют, что Бог есть любовь?
– То ли дело математики! – говорил Иерофант. – Все живут в мире и все пользуются единым языком. Знак плюс – для всех математиков плюс, минус – для всех минус, и так далее – знак равенства, квадратный корень, интеграл, число пи... На едином языке единым образом описываются единые для всех законы. И всем всё понятно. Дважды два у всех четыре. А если разделить математику на шиитскую и суннитскую или на католическую и православную, что тогда получится?
– Вам виднее, у вас фантазия побогаче, – заметил Псурцев и положил сигару на край пепельницы, выдолбленной в уральском камне. – Кстати, о математике. Американку эти ребята отпустили, хотя могли спрятать, как Мунина. Скорее всего, интереса для них она не представляет. Мы тоже пока её трогать не будем, чтобы не вызвать нежелательного резонанса. Будем просто присматривать: эта дамочка остаётся в городе, чтобы участвовать в семинаре.
– Пусть участвует, – безразлично согласился Иерофант. – Надо, чтобы она не уехала и была под рукой, если что. Меня в первую очередь интересует работа Мунина. Для начала надо убедиться в целостности массива данных и понять, почему сегодня нам его запросто отдают, если вчера за него убивали.
– Сегодня его отдают вашим людям, а вчера убили моих, – уточнил генерал. – То есть они не возражают против того, чтобы материалы попали к вам, но охраняют их именно от нас.
– Если так, тем более надо понять – почему. И что могло произойти за эти сутки. Возможно, из папки изъяли что-то важное, или подменили, или пытаются нас как-то ещё с толку сбить. Это мы выясним.
– Выясняйте, – Псурцев снова взялся за сигару. – А мы постараемся в ближайшее время доставить вам автора собственной персоной.
– Сделайте одолжение, – Иерофант склонил голову в капюшоне.
Купить книгу
«Тайна трех государей» Дмитрия Миропольского
«Тайна трех государей» Дмитрия Миропольского
Бестселлер 2017 года уже в продаже!
В интернет-магазине «Комсомольской правды» можно купить как бумажную версию, так и электронную книгу в форматах FB2 и EPUB.
В интернет-магазине «Комсомольской правды» можно купить как бумажную версию, так и электронную книгу в форматах FB2 и EPUB.
