Гоголь считал: водку надо настаивать на белой нехворощи, а в макароны добавлять «множество сливочного масла»
Николай Васильевич Гоголь
Гоголь-щёголь: «Его жилетка напоминала шкурку лягушки»
Настоящая фамилия Гоголя - Яновский, с ней он родился. Гоголем-Яновским начал именовать себя его дед Афанасий, которому хотелось думать, что происходит он от Остапа Гоголя, казацкого военного деятеля времен Богдана Хмельницкого. Дед мечтал о дворянском звании, но возникало непреодолимое препятствие: его отец был священником, а люди с такой родословной дворянами не становились. Полумифическое происхождение от Гоголя эту проблему как-то решало.
Долго ли, коротко, а только в 12 лет Николай Васильевич Яновский стал Гоголем-Яновским. А повзрослев, Яновского решительно отметал. «Зачем называете вы меня Яновским? - говорил он. - Моя фамилия Гоголь, а Яновский только так, прибавка; ее поляки выдумали».
* * *
Рост Гоголя составлял примерно 160 сантиметров. У него были карие глаза и русые (в детстве - совсем светлые) волосы. В воспоминаниях его то и дело называют белокурым. Публицист Пантелеймон Кулиш писал: «В Петербурге некоторые помнят Гоголя щеголем; было время, что он даже сбрил себе волосы, чтобы усилить их густоту, и носил парик. Но те же самые лица рассказывают, что у него из-под парика выглядывала иногда вата, которую он подкладывал под пружины».
Говорят, Гоголь думал, что у малороссов, приезжающих в Петербург, под действием местной воды вылезают волосы, и единственное средство этого избежать - сразу по приезде обриться наголо. Когда волосы отросли (и при этом потемнели), он их начал завивать, как ни трудно нам сейчас представить завитого Гоголя.
* * *
Гоголь был франтом и любителем ярких цветов в одежде. Один его жилет описывали так: «жилетка была бархатная, в красных мушках по темно-зеленому полю, а возле красных мушек блестели светло-желтые пятнышки по соседству с темно-синими глазками. В общем, жилетка казалась шкуркой лягушки». В 1849 году он пришел пить кофе с друзьями «в светло-желтых нанковых панталонах, светло-голубом жилете с золотыми пуговками и в темном синем фраке с большими золотыми пуговицами и в белой пуховой шляпе».
Гоголь и гурманство: «Никто не съедал столько вареников с вишнями!»
« - Он всегда, когда бывал у Панаевых, просил ставить ему на стол особый розовый бокал…
- И пил из розового бокала?
- Да. И пил из розового бокала.
- А что пил?
- А кто его знает! Ну, что можно пить из розового бокала? Ну конечно, водку…»
Это, разумеется, из божественной поэмы «Москва-Петушки». И это почти правда. Хотя на самом деле «розовое стекло» стояло перед Гоголем на обедах не у Панаевых, а в доме Аксаковых: Панаевы просто там тоже присутствовали и упомянули это в своих мемуарах. Причем Авдотья Панаева вспоминала, что «у прибора Гоголя стоял особенный граненый большой стакан и в графине красное вино» . Так что и с водкой персонажи Венедикта Ерофеева немножко промахнулись.
* * *
Впрочем, и водкой Николай Васильевич не брезговал. Вспоминали: «Перед обедом Гоголь выпивал рюмку водки, во время обеда рюмку хереса, а так как собеседники его никогда не обедали без шампанского, то после обеда – бокал шампанского». Но водку, по воспоминаниям сестры, «просил настаивать на белой нехворощи; говорил, что она полезна». Согласно словарю Даля, белая нехворощ - это народное название понтийской полыни, а еще нехворощью называют вербену.
Ольга Гоголь еще вспоминала, как брат делал наливку-скороспелку из терна: «Велел принести новый горшок, положил полный горшок терна, потом налил водку, накрыл ее, замазал тестом, велел поставить в печь, в такую, как хлеб сажают. На другой день вынули, поставили, пока простыло. Вечером открыли: цвет великолепный, и на вкус ему очень понравилось».
* * *
«Никто не всасывал столько макарон и не съедал столько вареников с вишнями, сколько этот худой малорослый человек», - писал Владимир Набоков. Макароны, к которым он, вероятно, пристрастился в Италии, были его любимым блюдом. Во всяком случае, именно в Италии он научился варить их «аль денте».
Уже упомянутый Аксаков вспоминал: «Когда подали макароны, которые, по приказанию Гоголя, не были доварены, он сам принялся стряпать. Стоя на ногах перед миской, он засучил обшлага и с торопливостью, и в то же время с аккуратностью, положил сначала множество [сливочного] масла и двумя соусными ложками принялся мешать макароны, потом положил соли, потом перцу и, наконец, сыр и продолжал долго мешать. Нельзя было без смеха и удивления смотреть на Гоголя; он так от всей души занимался этим делом, как будто оно было его любимое ремесло, и я подумал, что если б судьба не сделала Гоголя великим поэтом, то он был бы непременно артистом-поваром. Как скоро оказался признак, что макароны готовы, то есть когда распустившийся сыр начал тянуться нитками, Гоголь с великою торопливостью заставил нас положить себе на тарелки макарон и кушать. Макароны точно были очень вкусны, но многим показались не доварены и слишком посыпаны перцем…»
Гоголь и призраки: «Врачи нашли, что желудок у него вверх ногами»
Гоголь отличался слабым здоровьем, которое было помножено на невероятную мнительность. Александр Данилевский вспоминал: «[Гоголь] вдруг вообразит, что у него какая-нибудь тяжелая болезнь (всего чаще он боялся за желудок), и носится с своим горем до того, что тяжело и грустно на него смотреть, а разубедить его в основательности ужасных призраков не было никакой возможности».
А поэт Николая Языков писал: «Гоголь рассказал мне о странностях своей (вероятно, мнимой) болезни: в нем-де находятся зародыши всех возможных болезней; также и об особенном устройстве головы своей и неестественности положения желудка. Его будто осматривали и ощупывали в Париже знаменитые врачи и нашли, что желудок его вверх ногами». Владимир Набоков считал, что Гоголь сам это выдумал, но врачи середины XIX века были способны на самые невероятные умозаключения. Некий знаменитый целитель Карус из Дрездена осмотрел писателя и нашел, что «главная причина всего заключается в печени, печень необыкновенно выросла, оставив весьма мало места для легких, оттуда и нервическое расстройство, и расслабление, и прекратившееся вырабатывание крови». Как тут не стать мнительным.
* * *
Вообще, воображение Гоголя было для него источником мучений. Он говорил: «Я, например, вижу, что кто-нибудь спотыкнулся; тотчас же воображение за это ухватится, начнет развивать – и все в самых страшных призраках. Они до того меня мучат, что не дают мне спать и совершенно истощают мои силы». А еще вспоминал «ужасную болезнь в Вене»: «я почувствовал то подступившее к сердцу волненье, которое всякий образ, пролетавший в мыслях, обращало в исполина, всякое незначительно-приятное чувство превращало в такую страшную радость, какую не в силах вынести природа человека, и всякое сумрачное чувство претворяло в печаль, тяжкую, мучительную печаль, и потом следовали обмороки, наконец, совершенно сомнамбулическое состояние».
* * *
Если изучить письма Гоголя и историю его семьи, можно поставить диагноз: биполярное аффективное расстройство (ранее было известно как маниакально-депрессивный психоз). От него, похоже, страдали и папа, и мама. Отец, Василий Афанасьевич, был веселым, жизнерадостным, но говорил, что за веселостью скрывается грусть, «происходящая от каких-то страшных воображений». Анна Хоружая и Алексей Паевский в своей книге «Смерть замечательных людей» пишут: «порой у него случались припадки, во время которых вдруг он впадал в апатию, жестокую тоску и мог бросить все свои дела». А у матери БАР проявлялось в чистейшей форме, как по учебнику: «Безудержное веселье и грусть случались с ней припадками, во время которых она то приходила в двигательное возбуждение и могла совершать ненужные покупки, оставляя семью почти без средств, то долгими часами сидела в безжизненной позе с отрешенным выражением лица».
И у Гоголя были невероятные перепады настроения: периоды необыкновенного подъема сменялись периодами острой меланхолии. Под конец жизни меланхолия возобладала, приступы депрессии были очень долгими. Вероятно, второй том «Мертвых душ» он сжег во время помутнения психики.
* * *
Кроме того, в 1839 году, пишут Хоружая и Паевский, Гоголь перенес малярию, она осложнилась энцефалитом (воспалением головного мозга) и диэнцефальным синдромом (поражение гипоталамуса), «о котором говорила даже особая походка - неуверенная, мелкая, будто после паралича… У писателя развилась тафефобия - навязчивый страх быть погребенным заживо. Она стала одной из шести фобий, помимо фобии болезни, профнепригодности, отравления лекарствами, внезапной смерти (танатофобия) и страшного адского суда (родом из материнских рассказов в детстве). Религиозное помешательство вместе с депрессивным ступором, в который он вошел на закате дней, стало последним этапом его болезни. Вероятно, его вызвала скоропостижная смерть близкой подруги Гоголя Екатерины Хомяковой 26 января 1852 года. После этого он стал активно молиться, лишая себя сна и еды и желая скорейшей своей смерти».
Окончательный диагноз, с точки зрения современных врачей, выглядит так: «Основное заболевание: маниакально-депрессивный психоз, депрессивная фаза. Осложнения основного заболевания: депрессивный ступор. Алиментарная дистрофия, тяжелая степень. Острая сердечно-сосудистая недостаточность. Дыхательная недостаточность. Сопутствующие хронические заболевания: диэнцефальный синдром после перенесенного малярийного энцефалита. Хронический двусторонний отит. Хронический гепатит. Геморрой».
* * *
Агония Гоголя была жуткой. Набоков писал: «С ужасом читаешь, до чего нелепо и жестоко обходились лекари с жалким, бессильным телом Гоголя, хоть он молил только об одном: чтобы его оставили в покое. С полным непониманием симптомов болезни и явно предвосхищая методы Шарко, доктор Овер погружал больного в теплую ванну, там ему поливали голову холодной водой, после чего укладывали его в постель, прилепив к носу полдюжины жирных пиявок». (Ощущение, что все это Николай Васильевич предвидел еще в «Записках сумасшедшего»: «Боже! что они делают со мною! Они льют мне на голову холодную воду! Они не внемлют, не видят, не слушают меня. Что я сделал им? За что они мучат меня? Чего хотят они от меня, бедного?»)
Еще писали, что живот у отощавшего Гоголя «был как доска, вовсе без содержимого, мягкий, вялый, позвоночник через него ощущался легко». Одни говорили, что перед смертью писатель кричал «Лестницу, поскорее, давай лестницу!..» , другие - «Поднимите, заложите, на мельницу, ну же, подайте!» Критик Степан Шевырев вспоминал: «Последние слова, написанные им, были: «Как поступить, чтобы признательно, благодарно и вечно помнить в сердце полученный урок?» К чему относились эти слова, – это осталось тайной. Одними из последних слов, сказанных им еще в полном сознании, были слова: «Как сладко умирать!»
КТО ИГРАЛ ГОГОЛЯ В КИНО?
1927: Федор Лопухов. Артист балета, звезда Мариинского театра, впоследствии балетмейстер. Появился в роли Гоголя в немой мелодраме «Поэт и царь»; по сюжету, Николай I влюблен в Наталью Гончарову и отчасти становится виновником роковой дуэли Пушкина.
1941: Алексей Консовский. 29-летний артист сыграл Гоголя в экранизации «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Всенародной славы ему эта небольшая роль не принесла, в отличие от роли принца в «Золушке» (1947) с Яниной Жеймо.
1951, 1952, 1959: Георгий Вицин. Будущий «Трус» из комедий Гайдая сыграл Николая Васильевича в фильмах «Белинский», «Композитор Глинка» и второй экранизации «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». В роль он вписался идеально, - видимо, это лучший Гоголь в истории кино. Кстати, в комедии Григория Александрова «Весна» (1947) появляются два актера, претендующих на роль Гоголя и спорящие о том, как произносить пассаж про побасенки из «Театрального разъезда»; это как раз Консовский и Вицин. В последний раз Георгий Михайлович появился в роли Гоголя в 1976 году, в комедийной новелле из киножурнала «Ералаш».
1984: Александр Трофимов. Актер, более всего известный по роли кардинала Ришелье в «Д’Артаньяне и трех мушкетерах», появился в фильме Михаила Швейцера «Мертвые души».
1986: Николай Бурляев. Актер сам поставил фильм «Лермонтов» и сам сыграл в нем заглавного героя, - а кроме того, появился в роли Гоголя!
2009: Евгений Редько. Сыграл Николая Васильевича в фильме «Гоголь. Ближайший», поставленном Натальей Бондарчук и посвященном духовным исканиям писателя.
2017: Александр Петров. Гоголь нового поколения: звезда мистических фильмов «Гоголь. Начало», «Гоголь. Вий» и «Гоголь. Страшная месть», в которых писатель помещается внутрь собственных произведений.