Дорогой Боря!
Я прочитала твои «Пылинки» залпом — как начала с вечера, так и просидела за компьютером полночи. А днем, как только разделалась с текущими делами, принялась перечитывать. Я не собираюсь выступать в роли критика, да никто от меня этого и не ждет. Поэтому просто впечатления не совсем постороннего читателя.
Для начала в высоком стиле — ты открыл очень удачный, необычный, очень емкий жанр. Получилась картина эпохи, нарисованная — даже не знаю, как и чем, но читать очень интересно и оторваться невозможно. Я восприняла прочитанное очень эмоционально — я ведь в этом жила и живу сейчас. Например, плаваю под процитированную тобой песенку «Чем выше любовь, тем ниже поцелуи» и уже не захлебываюсь.
Первую часть читала с радостью узнавания и ностальгическим чувством, в отсутствии которого тебя упрекнул автор предисловия. Хотя ведь многое из рассказанного тобой не просто ужас, а ужас-ужас. Но это в прошлом и смешано с такими счастливыми воспоминаниями молодости, что читаешь с улыбкой. И ты собрал в своих Тетрадках много настоящих сокровищ, которые об эпохе говорят больше иных рефератов.
Вторую часть я бы пылинками не назвала. Это булыжники, а не пылинки — я имею в виду собрание цитат.А у меня была своя очень эмоциональная реакция — желание бежать отсюда без оглядки. Но прочитала дневник твоей сестры и поняла, что мои переживания, что называется, генеральские страдания. В этом смысле они очень уравновешивают остальное.
Ну и, конечно, замечательные очерки о Востоке и Грузии, не знаю, публиковались ли они раньше, но это и не важно.И еще много чего хорошего. Я даже решила отпечатать твою рукопись на ксероксе и отвезти дочке — так ей будет легче понять много из того, что я пытаюсь до нее донести.
И еще порадовали встречи со знакомыми из прошлой жизни. Их — этих моих знакомых — в твоей книге очень много. Кстати, поэта («А в глазах у них Тольятти и Торез…) зовут Эрих Соловьев, он философ, очень хороший философ, но и замечательный поэт.
Вспомню один эпизод из редакционной жизни. Ты на летучке рассказывал о поездке в Америку, конечно, не помню когда. И упомянул, что где-то на встрече с аборигенами тебя приперли к стенке рассказом о человеке, которого незаслуженно арестовали и повезли по железной дороге в Сибирь. Вспоминаешь? А он якобы сумел убежать и потом об этом написал или рассказал. Ты среагировал замечательно: от нас не убежишь, сказал ты. Смех в зале, и напряжение снято. Чувство юмора — вещь замечательная, в наших условиях жизненно необходимая и ты хорошо написал, как часто оно тебя выручало.
Обложка на мой взгляд удачная, что-то антикварное и очень художественное.
