От составителя: Главный редактор газеты “Пензенская правда” Павел Шишкин познакомился с Борисом Панкиным летом 2014 года в Сердобске. Сердобск, райцентр в Пензенской области, отсюда идет род Панкиных. Здесь он мальчиком прожил два года в эвакуации во время войны, здесь живут родственники с которыми он регулярно общается. Павел провел со знатным земляком целый день. Ходили по памятным местам, немного порыбачили, душевно посидели, конечно. Павел задавал сложные вопросы, которые не каждый журналист отважится задать собеседнику, уже порядком перешагнувшему 80-тилетний рубеж. Потом в “Пензенской правде” вышла его интересная беседа с Борисом Панкиным. В начале 2020 года, года 75-летнего юбилея Победы, в “Пензенской правде” вышел большой материал, посвященный документальному роману “Четыре Я Константина Симонова”. Рецензию на книгу “Пылинки времени” Павел Шишкин написал специально для раздела “Перечитывая Бориса Панкина”
Несколько раз садился за отклик на дважды уже перечитанные «Пылинки времени», и всякий раз то телефонный звонок, то неожиданный визитер отвлекали и заставляли переключиться на другое. До тех пор пока не оказался один в купе поезда, неспешно стучащего колёсами, и не замелькали за окном знакомые и, чем ближе к северу, все более печальные пейзажи. Видимо так уж мы, журналисты, устроены, что в дороге и думается, и пишется, да что там, и живётся нам легче.
Есть в книге Бориса Дмитриевича эпизод, когда молодым совсем журналистом «Комсомолки», не имея даже редакционного задания на командировку, садится он в эшелон с отправляющейся на целину молодежью, а выходит через несколько часов уже в Арзамасе и из комнаты дежурного по станции диктует по телефону репортаж в номер. Для многих блогеров и журналистов «новых медиа» поступок малопонятный. Для самого же Панкина во-многом определяющий. Из этого его интереса к людям, мотивам их поступков, наверное, почти все, написанное им впоследствии. Из этого — десятки блокнотов, которые в итоге стали книгой « Пылинки времени» и сохранили его дыхание, исконную речь и неоднозначность. Книга Панкина одна из самых честных об эпохе, начавшейся в пятидесятых годах прошлого века, уже потому, что по большей части говорит с ее страниц не автор, (он, хочешь не хочешь, человек пристрастный). Панкин дает говорить своим героям. От кого-то остается одна фраза, от кого-то десяток, порой никак между собой не связанных, но именно за счет этой причудливой палитры возникает яркий и точный портрет времени. Оно ведь у каждого из нас свое, даже если на календаре и одинаковая дата. И время колхозника из-под Сердобска сильно отличается от времени столичного чиновника.
В «Пылинках» Борис Панкин не следует строгой хронологии, листает свои блокноты в произвольном порядке, плывет по волнам своей памяти, отдаваясь, порой на волю течения и потому не сразу можно понять, он сейчас играет со временем или оно с ним? Смотрит он на него умудренным человеком из своего шведского дома или еще порывистым юношей с того поезда, в котором ведь был счастлив, как, может, никогда потом?
Сколько надежд было у людей на те поезда, сколько искренней веры! Есть ли на свете что-нибудь печальнее несбывшихся наших иллюзий? Книга Панкина и про те надежды, и иллюзии тоже. Но это не брюзжание о том, что сахар раньше был слаще, а вода мокрее. Скорее, разговор с оставшимися в том времени героями и с самим собой, очередная попытка разобраться: почему и в какой момент все вдруг пошло и до сих пор продолжает идти не так.
Сам Панкин не дает прямого ответа, но, мне кажется, его знает.
Его «Пылинки» — это портреты не только разных людей, они и собирательный портрет нескольких стран. И речь не об Англии или Швеции. Вращаясь среди политиков, культурной богемы, сумевший не оторваться от своих корней, Панкин не мог не видеть, что единый на словах Союз все меньше и меньше является таковым на деле. Разными были не только материальные возможности. Разными были цели, ценности, морально — нравственные ориентиры. Существовали страна чиновников, страна высших слоев интеллигенции, страна обычных трудовых людей, и жизни их шли как-то параллельно, соприкасаясь разве что по праздникам.
Не этот ли разрыв на самом деле и привел к развалу некогда могущественной державы? Главная беда была не во внешней политике и не в проблемах экономики — они лишь следствие отрыва верхушки от человека. Не от народа, а именно от человека. На уровне народа все ведь были вроде счастливы, а вот каждый в отдельности — почему-то не очень. Печально, что урок этот для современной культурной и политической так называемой элиты остался непонятым. Причем независимо от партийных пристрастий. В России власть с оппозицией сильнее всего сближает неуважение к собственному народу и отрыв от реальной жизни.
Неслучайно Борис Дмитриевич цитирует, к сожалению, подзабытого ныне поэта и мыслителя Давида Самойлова: «Ничто больше не сближает нашу правящую проходимскую элиту с нашей страждущей интеллектуальной эссенцией, чем презрение к народу». Самойлов Панкину явно близок, хотя тесно знакомы они не были, не случайно он на страницах книги неоднократно обращается к его мыслям, так же, как и к другому великому русскому отшельнику Максимилиану Волошину. На разных концах XX века оба они большую часть жизни прожили, словно следуя заповеди Бродского: «Коль уж суждено в империи родится, лучше жить в провинции у моря». Не ей ли подспудно руководствовался и сам Борис Панкин, когда, отойдя от большой политики, уехал в такую же провинциальную в мировом масштабе Швецию, к холодному морю, подальше от суеты империй.
В сегодняшних провинциях благородству и мудрости уютнее, нежели в столицах. Здесь легче дышится, яснее думается. Отсюда дальше видится, куда бы ты ни смотрел — в прошлое ли или в будущее.
А в империях с тех пор немного по сути своей изменилось, и сам Панкин это прекрасно понимает.
Чиновничьи некомпетентность и чванство выросли в разы, деятели культуры еще дальше стали от народа, а сам народ по-прежнему… Нет, не безмолвствует, живет своей жизнью, с удивлением взирает на персонажей мелькающих в телевизоре и по-прежнему говорит на таком же ярком, сочном, образном, языке, как герои Панкина: комсомолец Лебеденко и его жена Надя, водитель из Симферополя и массажист из Кисловодска, двоюродная сестра Бориса Дмитриевича Женя, чье письмо опубликованное в 90-е годы стало для многих откровением о жизни страны лежащей за МКАДом. Говорит, но только мало кто кроме него самого речь эту слышит и уж тем более бережно записывает в блокнот. Для Панкина же именно эти люди — его подлинный ближний круг, именно они важны ему и интересны.
Несколько лет назад мы встретились с Борисом Дмитриевичем в любимом им Сердобске, и меня удивило, что он ничем практически не выделяется из местной среды. Мы гуляли с ним по центру городка, и видно было, насколько ему здесь комфортно. Тут он был дома. Был своим.
А вечером, вспоминая детство, Панкин рассказывал:
— У нас были козы, овцы. Потом появилась корова, я помню, как вел ее через гору к нам домой. Чистил хлев, поил, кормил, мне это доставляло удовольствие. Это все и сделало меня в итоге человеком. Я горжусь собой тогдашним. И когда вспоминаю то время, думаю, что это была именно та жизнь, которую бы я хотел прожить все свои годы.
Возможно, именно это и позволило ему, несмотря на головокружительную карьеру, остаться по выражению любимого им Самойлова «честным и добрым», не потерять связь с реальной жизнью и страной, и сейчас пусть и издалека продолжать негромко говорить с нами через свои книги о прошлом, настоящем, пытаясь при этом предостеречь от многих ошибок в будущем.
* * *
— Мы живем сегодня в не очень литературной и давно уже не самой читающей в мире стране. Вы же продолжаете писать книги. Кому и куда все это пишется?
— Всегда находится читатель-друг, умный и глубокий. Для него и пишу… Надо сеять разумное, доброе, вечное, насколько ты в силах это делать, и обязательно найдутся те, кто соберет урожай.
(Из интервью Б.Д. Панкина “Пензенской правде”)
