Книга журналиста и дипломата Бориса Панкина «По обе стороны медали» вышла в издательском доме «ПоРог» в 2018 году, тиражом 800 экземпляров. Сборник состоит почти из трех десятков отдельных текстов: статей, воспоминаний и докладов, которые были написаны Панкиным в десятых годах.
В издании три раздела: «Дайте выплеснуть слова», «В мире прекрасного» и «Кого меж нами нет». В первой части собраны размышления Панкина на общественно-политические темы, вторая — касается искусства. Третья глава, как следует из названия, посвящена воспоминаниям об ушедших деятелях науки, культуры и политики, с которыми автор был знаком.
Книга написана живым афористичным языком. А название отсылает к известному журналистскому принципу, изящно сформулированному еще во времена Древнего Рима: audiatur et altera pars (да будет выслушана вторая сторона). Из этой формулы следует, что в любом материале, претендующем на объективность, должны присутствовать два противоположных взгляда на одну и ту же проблему.
Журналист или писатель?
Проблеме самоопределения журналиста посвящена статья, открывающая сборник. Изначально она была опубликована в спецвыпуске газеты Клуба журналистов «Комсомолки» всех поколений «Шестой этаж» в 2011 году.
В этом тексте Панкин доказывает, что водораздел между художественной прозой и публицистикой является мнимым. В свидетели автор призывает Трумена Капоте с «Обыкновенным убийством» (другой перевод названия «Хладнокровное убийство»), Льва Толстова и даже св. Иоанна Богослова. «А между тем, еще Иисус Христос поставил публицистику выше художественного слова. Да-да! В критическую минуту своего подвижничества он сказал ученикам: «Доселе Я говорил вам притчами, но наступает время, когда уже не буду говорить вам притчами, но прямо возвещу» (От Иоанна 16:25)».
Роботы и зомби
В другой статье Панкин размышляет о наследии известного советского философа Александра Зиновьева. Автор отталкивается от зиновьевского тезиса о том, что наука открывает человечеству возможности, за которыми не поспевает угнаться нравственность, этика и мораль. В конечном счете философ указывает, что человечество вступает «в эпоху тотального помутнения и мракобесия, исходящего из достижений научно-технического прогресса».
Этот вывод Панкин поднимает на щит и последовательно развивает. Он приводит в качестве примера, эпизод, когда президент США Барак Обама сыграл в футбол с японским роботом. «И хотя знаменательная встреча закончилась вничью, Обама признался, что ощущение было жутковатое: слишком похож был робот на человека. «А человек — на работа», — так и хочется добавить», — пишет Панкин.
Автор с осторожностью относится к лавинообразному распространению новых технологий, которые превращают людей в «зомби» — массовых потребителей технических новинок, под которыми Панкин понимает «компьютеры, социальные сети типа «Твиттера» и «Фейсбука», генную инженерию и другие поражающие воображение открытия и гаджеты». «Идет всемирное соревнование за более успешное использование этого арсенала. Вернее, злоупотребление им». Сдерживающую роль в этом процессе должна была бы сыграть интеллигенция, однако и она «усиленно поставляет людей для зомбирования».
Кто победил в холодной войне?
В статье «Второе освобождение Европы и после», которая была опубликована в конце 2014 года, Панкин пытается объяснить логику взаимоотношений между Россией и Западом после распада Советского Союза и находит корни кризиса 2014 года в событиях, произошедших в начале 90-х.
«Наши, российские, так называемые патриоты парадоксальным образом сходятся со своими антиподами на Западе, когда самозабвенно перечисляют, когда и что «мы», то есть сначала СССР, а потом Россия, сдали, продали, уступили и т. д. нашим противникам».
«На мой взгляд, тут проигравших вообще не было. Выиграли все, другое дело, кто и как воспользовался победой», — пишет Панкин. По его словам, эйфория первых месяцев после событий 1991 года «сменилась скепсисом, разочарованием и подсчетом взаимных обид и претензий, а то и жаждой реванша по обе стороны от бывшего железного занавеса».
При этом, семена будущего обострения отношений между Россией и Западом были посеяны в 1994 году, после того, как западные лидеры приняли решение о расширении НАТО на Восток.
Портреты лидеров
Отдельное место в сборнике посвящено руководителям государств. Первым лидером, которого видел Панкин, был Иосиф Сталин. Его автор лицезрел лишь однажды, когда проходил по Красной площади в колонне студентов и профессоров МГУ в годовщину Октябрьской революции.
Никите Хрущеву посвящена следующая история. В последний день визита генсека в Австрию был прием, который от страны-хозяйки проводил вице-президент Бруно Питтерман. «Он дарит Хрущеву новенькое охотничье ружье, скорее всего, винчестер, и тот, к изумлению собравшихся, направляет его на дарителя. «Смерть социал-предателям. Вот так мы будем расправляться с холуями американского империализма», — приводит Панкин «шутку» генсека.
Один из эпизодов, связанных с Брежневым, выглядит следующим образом. Сразу после назначения генсеком, он решил поговорить с руководством комсомола. Во время этой встречи глава государства заявил: «Хватит спекулировать на энтузиазме молодежи, пора кончать с палаточной романтикой». Как отмечает автор, это требование обеспечить для молодежи нормальные условия труда «было поворотом на 180 градусов». Позднее Панкин, который готовил речи Брежнева по проблемам молодежи, включал этот тезис в выступления генсека.
емало историй посвящено первому президенту России Борису Ельцину. Один из эпизодов ярко характеризует его отношение к власти. В 1993 году Ельцин посетил Великобританию с официальным визитом. В это время Панкин был послом России в Соединенном Королевстве.
На завтраке от имени Ее Величества, Елизавета II рассказывала Ельцину о государственном устройстве своей страны. Среди прочего королева отметила, что фактически не обладает властью — «царствует, но не правит», пишет Панкин.
«Ну, нет — сказал Ельцин, знакомо повышая голос, в котором прозвучала направленная непонятно на кого ярость. — Мы с Вашим Величеством первые лица. Вы — королева, я — президент, и никто…».
И тут же контрапунктом следует вторая история. По дороге в аэропорт Панкин сопровождал Ельцина в его машине. «Все дорогу до Хитроу разогретый теплым приемом в посольстве Борис Николаевич рассказывал, как принимал из рук Горбачева реквизиты власти, включая и ядерный чемоданчик.
— Только вот от сейфа генеральных секретарей отказался. А зачем мне это? Я генсеком не был и не собираюсь».
К вопросу об иностранных лидерах
Первым из глав зарубежных государств, которых видел автор книги, был президент США Ричард Никсон. Он посетил Советский Союз в мае 1972 года. На заключительном приеме в честь визита высокого гостя Панкин стоял рядом с космонавтами Алексеем Леоновым и Андрианом Николаевым. Брежнев подвел к ним Никсона.
Панкина поразил «напряженно-отсутствующий вид Никсона», который машинально кивал головой и механически пожимал руки космонавтам. По его словам, состояние американского лидера было связано с тем, что он очень сильно устал после переговоров по снижению напряженности между сверхдержавами. Диалог проходил на фоне начавшихся ковровых бомбардировок Ханоя и Хайфона, которые поставили визит на грань срыва.
Советский лидер также был вымотан к концу визита Никсона. В таком состоянии Панкин видел Брежнева «после мучительных круглосуточных переговоров и подписания специального протокола с Дубчеком и его командой в Москве в конце августа 1968 года».
Еще одним президентом, о котором пишет Панкин, является Джордж Буш — старший. В 1991 году на вилле короля Испании Хуана Карлоса состоялась закрытая встреча, в ходе которой американский президент и премьер-министр Испании Гонсалес «страстно, не сдерживая эмоций, выходя, так сказать, из берегов, убеждали Горбачева не давать воли сепаратистам, будь то даже Ельцин, не допустить распада Советского Союза».
О пользе увольнений
Раздел «Мир прекрасного» открывает перед читателем Панкина-критика. Одна из его статей об искусстве посвящена писателю Александру Потемкину (Кутателадзе). Он начинал в «Комсомолке» стажером, работал в газете, а затем покинул журналистику и дослужился до высоких постов на таможне.
Уход Потемкина из газеты связан с некоторыми проблемами с советскими спецслужбами. «Дело было в том, что, отправившись впервые за границу, в ФРГ, где жила его мать, немка по происхождению, с которой он был разлучен, когда ему было три года, он нарушил предписанные ему «решением выездной комиссии», без которого за бугор никто двинуться не мог, сроки возвращения, и какое-то время числился по линии нетерпеливых спецслужб «невозвращенцем».
Поскольку он вернулся добровольно, репрессивных мер не последовало, однако работу Потемкину все же пришлось поменять. Как только в стране «произошло смягчение нравов», он вновь уехал в Германию, где мать помогла ему с образованием. После это Потемкин стал бизнесменом, а со временем перебрался на госслужбу.
Час лаять
Писатель Юрий Трифонов приносил Панкину свою каждую новую работу с автографом. Происходило это регулярно. «Однажды я не утерпел и спросил с чувством здоровой белой, по Роберту Рождественскому, зависти, как он успевает со столь железной регулярностью выдавать на-гора один за другим такие шедевры. Он задумчиво посмотрел на меня, пожевал полными негритянскими губами — что всегда делал, прежде чем начать диалог, — дотронулся до своих круглых роговых очков, поправил застегнутый ворот рубашки без галстука и сказал, начав со словам «вот»: «Вот, вы слышали, наверное, поговорку: у каждой собаки свой час лаять. И он быстро проходит…», — вспоминает Панкин.
Трифонова критиковали и справа, и слева. В государственных структурах его считали вольнодумцем, а диссиденты, в свою очередь, обвиняли в том, что он «идеализирует образы «комиссаров в пыльных шлемах». «Юрочка, твой папа высек бы тебя за образы комиссаров в романе «Старик», «Юра, ваши «Предварительные итоги» — плевок в интеллигенцию».
Вместе с тем, по словам Панкина, Трифонов «повинен лишь в том, что был абсолютно свободен от предвзятости, не надевал шор» и следовал завету Станиславского: «Если речь идет о монстре — ищи человеческое».
За работами Трифонова охотились и отечественные, и зарубежные издатели. Однажды, Юрий Любимов поставил в Театре на Таганке «Дом на набережной» и немедленно уступил права на постановку зарубежным театральным агентствам. На стол главного идеолога компартии Михаила Суслова легла анонимка о том, что на Запад продвигаются идейно-порочные произведения. В ЦК на разговор были вызваны все причастные. На этом же заседании обсуждали и «Мастера и Маргариту», которую также поставили в Театре на Таганке. Там, рассуждал на заседании ЦК, куда и я был вызван, Михаландрев (такова была его «подпольная» кличка), заглядывая в анонимку, — голые женщины по сцене летают. И еще эта пьеса, как ее, «Дом правительства».
— «Дом на набережной», — заботливо подсказал ему кто-то из помощников.
— Да, «Дом правительства», — повторил Суслов. — Вздумали для чего-то старое ворошить».
После этого во Всесоюзное агентство авторских прав, которое разрешило постановку на Западе, прибыла бригада комитета партийного контроля во главе с некой Петровой. Дело кончилось ничем, а руководителя бригады отправили на пенсию «за превышение полномочий», пишет Панкин.
Еще одна забавная история произошла на даче, где был Любимов и Трифонов.
В какой-то момент к ним пришли двое мужчин, якобы из местной дачной конторы. Они заявили, что кто-то срубил две елки и потребовали денег на бутылку. В противном случае гости пригрозили написать заявление.
«Базарят, а сами все на Любимова посматривают.
— А кто же этот седой? Где-то мы его видели.
— На Мавзолее, — невозмутимо сообщил Юрий Петрович.
Обалдели. Второй от растерянности спрашивает:
— А чего сейчас там не стоишь?
— Так параду же нету, — серьезно отвечает Любимов.
Помялись мужики и отправились восвояси, забыв и об охране окружающей среды, и о пол-литра».
В книге есть и воспоминания Панкина о прославленной балерине Галине Улановой. В одном из разговоров автор сказал, что самое большое впечатление произвел на него бег Джульетты навстречу Ромео. На это собеседник Панкина несколько высокомерно обронил, что «в балете все-таки важно не то, как исполнитель бегает, а то, как он танцует. «Позднее я не без торжества узнал, что эпизод этот считается одной из вершин творчества великой балерины. Бывает, что и дилетант попадает в яблочко».
Панкин также рассказывает, с каким трудом удалось добиться установки памятника Улановой в Стокгольме. Главная заслуга в появлении этого монумента принадлежит основателю местному музея танца Бенгту Хагеру.
Трудность заключалась с том, что шведское законодательство запрещало установку памятников живым людям. «А мы знаем, что такое в Швеции закон. Не то, что у нас. Пришлось Бегнту, не без помощи посла (в этом время Панкин был послом СССР в Швеции — прим kremlinhill.com) убеждать законников, что скульптура — памятник не Улановой, а персонажу «Лебединого озера».
В честь открытия памятника был устроен гала-концерт в стокгольмской Опере и пышный прием в посольстве. Однако, похоже, что Улановой, понравился больше пикник у костра, который организовал Панкин вместе с супругой после приема.
В третьей части книги содержатся некрологи и письма с соболезнованиями по случаю смерти Эрнста Неизвестного, Вацлава Гавела, Георгия Арбатова, Виталия Чуркина, Чингиза Айтатова и других деятелей, с которыми Панкина сводила жизнь.
Рецензия Дмитрия Волина была опубликована 15 апреля 2019 года на на сайте “Кремлевский холм”
