БОРИС ПАНКИН: “ТО, ЧТО МЫ ПРЕДЛАГАЛИ ЧИТАТЕЛЮ — ЭТО БЫЛА ТЕРАПИЯ ДОБРОМ”

Маленький репортаж об одной из встреч со своим главным редактором после прочтения его мемуаров «Пылинки времени»

Поводом для встречи было предложение Бориса Дмитриевича Панкина передать  в исторический архив “Комсомолки” забавный сувенир из 1973 года.

Главный редактор завершал тогда свое двадцатилетнее служение родной газете, куда пришел выпускником журфака в 1953 году и где прошел все ипостаси – от стажера до руководителя самого популярного тогда СМИ. Его переводили создавать в стране ВААП – Всесоюзное агентство по авторским правам, что было, по сути, назначением внешнеполитическим министром культуры СССР. Ему только исполнилось в это время 42. Блистательная карьера. Которая, кто помнит, завершилась дипломатическим рангом Чрезвычайного и Полномочного посла, работой таковым в Швеции, Чехословакии и, после недолгого, к сожалению, периода, когда Панкин стал последним министром иностранных дел СССР, послом в Великобритании. 

Но в 73-м он только уходил из редакции, с шестого этажа издательского корпуса на улице Правды, 24, уходил, как тогда говорили, “на повышение”, а мы, сотрудники, его провожали. Произносили всякие хорошие слова, дарили что-то необыкновенное, памятное. 

Сохранилось фото трех главных редакторов, стоящих в обнимку в Голубом зале: Юрий Воронов, предшественник Панкина, Лев Корнешов, его преемник, и сам БД (как мы все его между собой называли) с лентой через плечо. Эту красную ленту с надписью “Вечный ударник труда” от отдела рабочей молодежи доверили повязать мне, единственной журналистке женского пола в этом, традиционно мужском отделе.

 

Каждый отдел тогда старался придумать на память что-нибудь   символическое, например, — крепко запечатанную, чтобы сохранить в ней “воздух шестого этажа”, бутыль. Кстати, и сегодня, спустя почти полвека, эта бутыль стоит на полочке в красном углу его квартиры. 

И вот что придумала бригада редакционных остряков, авторов феерических новогодних “капустников” газеты, репризы которого цитировались потом не один сезон, — Ярослав Голованов и Юрий Рост, а также привлеченные Головановым его коллеги по телевизионному КВН Юлий Гусман и Юрий Мухин, которые в это время как раз запускали одноименную телепрограмме юмористическую рубрику на страницах “Комсомольской правды”. Они и  придумали подарить на прощание БД шутливый альбом, пародирующий с улыбкой популярные рубрики газеты. 

Голованов  написал о “Клубе любознательных”, до сих пор, кстати, живущем в “Комсомолке”, к созданию которого он, как научный обозреватель газеты, имел непосредственное отношение. Рост – о рубрике “9 муз”, под крыльями которых он творил свои фотолетописные шедевры. 

Привлекли к разработке этого памятного альбома двух виртуозов секретариата. Художник газеты Арсеньев Волик (официально — Всеволод, но так его никто на шестом этаже не звал, только  как когда-то, в детстве звала мама) был выдающимся  фотомастером, учителем Роста, как тот сам неоднократно заявлял, и лучшим карикатуристом страны на тот момент; он при всей скромности поведения отличался потрясающим чувством юмора в английской самоироничной манере. Аллочка Куликова, зам.  ответсека по выпуску, тоже была человеком креативным и стильным, прекрасно макетировала газетные номера. С их помощью выклеили в альбоме видеоряд из карикатур, собранных Воликом от всех авторов этого жанра со всего Советского Союза.

И завершили рубрикой “Час письма”, под которой авторы опубликовали прощальную оду уходящему главному, оставили свои автографы и сделали свой коллективный снимок с заметным эротико-грубоватым привкусом, как бы моряки своему капитану.  Что и говорить, молодость тогда пёрла из каждого… Теперь этот альбом занял свое место в музее КП.

Тут и еще вот какая деталь символична: один из юмористических рисунков был переделан впоследствии в экслибрис БД — необъятные поля на холмах за горизонт, которые перелопачивает одинокий пахарь. Действительно, работа главного сродни такому пахарю. Однако, тут и другое: сам Панкин был, как, впрочем, большинство в редакции, трудоголиком, живущим именно и ради служения своему делу. Предки его были когда-то крестьянами, от земли поднимались на верха социальной лестницы, пока не достигли трудом и талантом Бориса Дмитриевича ее высот. Не зря, видимо, он и выбрал такой рисунок символом своего интеллектуального капитала.

А сейчас, в эту встречу, он показал мне фотографию, снятую чуть раньше в кабинете главного “Комсомолки”, где сам Панкин, едва преодолевший тогда возраст Христа, и такой же молодой репортер Василий Песков поднимают за что-то бокалы вместе с первым космонавтом Юрием Гагариным. Да, вокруг редакции всегда клубилось множество выдающихся людей. А сама она была для них магнитом, быть сюда приглашенным почиталось честью. Чего стоят знаменитые “четверги” газеты, которые становились событиями культурной жизни страны, или не менее знаменитые “фронтовые землянки”, родившие традицию всенародного празднования дня Победы. 

Борис Панкин и Людмила Семина

Мы посидели  с БД за столом – по неизбывной советской традиции – на кухне. Он сам приготовил угощение, такое же традиционное для шестого этажа: капусточка квашеная, селедочка с картошкой, колбаска-сырок и наливочка, присланная ему с малой родины, из пензенских краев. 

Борис Дмитриевич вспоминал наше общее время работы в “Комсомолке”, людей, разные истории, показывал книги с автографами авторов, альбомы со снимками. Как раз недавно вышли его очень человеческие мемуары “Пылинки времени”, и сейчас автор как бы материализовал их  с любовью и нескрываемым удовольствием. Вечер промелькнул мгновенно. 

Мы много говорили и о самой газете. Пытались определить в краткой формуле ее главный секрет, позволивший молодежной газете страны занять уникальное место всесоюзного проповедника, просветителя и выдумщика, доблестного рыцаря, защитника слабых и обездоленных, государственного деятеля, бесстрашно отстаивающего  т.н. “социализм с человеческим лицом” и запускающего разнообразные социальные эксперименты и проекты в его поддержку. В какой-то момент Панкин сказал: “Думаю, то, что мы предлагали читателю – это была терапия добром”. 

Да, пожалуй: самым ценным для нас был наш читатель, присылающий миллионами писем свои вопросы, мнения, исповеди, крики о помощи или благодарности за исправление сложной ситуации. И мы всегда были на стороне своего читателя, его человеческого достоинства, его гражданских прав, его интересов и идеалов. 

В жестком обществе долга и ответственности, ударного труда и общественных обязанностей, дискомфортного выживания и непробиваемого формализма наша газета, возможно, единственная из прочих общественных институтов, протягивала читателю открытую ладонь с энергией тепла и сочувствия. Это была непростая миссия. И целая плеяда главредов послевоенного времени шла на любые “проступки” ради ее выполнения и сохранения. 

Важно, что сам Панкин в нашей беседе сформулировал и высказал это кредо. В его устах наша миссия приобретает характер исторической достоверности.

Уже ближе к концу нашего разговора я спросила БД, а как он воспринимал, будучи главредом, миг удачи? Он ответил метафорически:

— Знаете, Люся, для меня это был миг между подписанием номера и выходом первого сигнального экземпляра. Обычно я любил тогда постоять у окна своего кабинета. Вы же помните: здание наше конструктивистское, памятник архитектуры 30-х, там окна были во всю стену, вся ночная Москва перед тобой, хоть и без нынешнего блеска… 

Я смотрел туда и представлял огромное пространство страны, во все уголки которой завтра дойдет свежий номер “Комсомолки”, практически она была тогда в каждом доме. И вот я как бы глазами своих завтрашних читателей просматривал этот номер, прочитывал его в памяти, взвешивая, что же мы сообщим завтра человеку, какие мысли в него вложим, к каким поступкам подвигнем, какой пример предложим для повторения, как алгоритм правильного поступка. 

В этот момент я испытывал и тяжесть ответственности  перед людьми. И гордость от нашего влияния на судьбы и людей, и страны в целом. И, не поверите, но и какую-то детскую радость от того, что могу дать людям что-то хорошее, что поможет им быть лучше, сильней, веселей, уверенней. Идеализм? Ну, я сильно-то это не обнародовал, держал при себе. Но вот этот миг своей удачи, что мне дано такое испытывать, помню отчетливо. 

Борис Дмитриевич говорил, а я очень волновалась. И от того, что он доверил такое признание. И от того, что он говорил буквально моими словами: ведь я нередко тоже глядела в просторные окна своего отдела рабочей молодежи абсолютно с теми же чувствами и мыслями. Уверена, что и большинство моих коллег про «Комсомолке» могли бы подписаться под этими словами. Воздух шестого этажа всегда был насыщен именно таким элексиром добра. И люди на этаж прирастали соответственные. По меркам, высказанным сейчас БД, одним из самых незаурядных и мощных главредов нашей газеты.