Таким ты был, когда перед уходом на сборный пункт встал на колени в изголовье моей колыбельки и сказал: «Бедная моя девочка, останешься сиротой». Страшные, горькие слова. Если представить, что тебе пришлось тогда пережить и перечувствовать, становится холодно, одиноко. Чем больше лет отделяет нас от того рокового дня, папа, тем ясней безысходность прощания, и слезы не приносят облегчения. И ничего не вернуть назад…

Наверное, уже тогда, мой родной, ты предчувствовал, что не вернешься и не увидишь, как я расту, взрослею. Под подушкой своей 16-летней сестры Розы оставил письмо, где просил позаботиться о любимой доченьке, если не вернешься. Видимо, сердце подсказывало, что мать, горячо любимая тобой красавица Эльжбета (или Лиза, как ее звали все), меня предаст, не надеялся на нее, предвидел свою гибель и мою сиротскую судьбу.

Бои на подступах к городу Карсава стали особо ожесточенными, немцы оказывали упорное сопротивление, беспрерывно контратаковали, наносили бомбовые удары по артиллерийским позициям, командным пунктам и тылам. Сколько солдат, стоявших насмерть вместе с тобой за родину твоей любимой Лизы и моей матери, жестоко предавшей меня, полегло тогда, страшно представить. Кровью ты доказал свою великую любовь и преданность нам…

Без твоей заботы и защиты младенчество мое было непростым. Овдовев, мама недолго оставалась одна – слишком молода была, хороша собой. Встретила молодого офицера, вернувшегося с войны. Он оказался неумолим: мол, ребенка не примет, я ему не нужна. Но чтобы получать пенсию, которую выплачивало мне государство, мать сперва забрала меня из дома твоей мамы, а потом спихнула ненужную малышку к своей родне на окраину, в старый домишко, насквозь промерзавший зимой. Мои бабушка и тетя, узнав это, зимой, проваливаясь по колено в сугробы, нашли тот дом и, укутав во что нашли, забрали меня к себе, всю больную, в коростах и вшах. Тогда мать официально подписала отказное письмо от своей двухгодовалой дочки. Как это назвать и понять – не знаю, но не держу зла на биологическую мать. Хотя можно ли вычеркнуть ее предательство из памяти? За 75 моих лет не получилось забыть.

Но твои мама и сестра не дали мне пропасть. Моя горячо любимая вторая мама Роза в 18 лет стала мне опекуном: в ее сознании иначе и быть не могло. Вместе со своим мужем, моим дядей Колей, и бабулей она меня вырастила, выучила, замуж выдала. У тебя, милый папочка, есть внук, правнуки и праправнуки. Ты можешь гордиться: все они честные, добрые люди. В каждом – частичка тебя, ты всегда с нами. В этом полная заслуга моих вторых родителей. Низкий им поклон! Я их очень любила. Добрые дядины руки сохранили от горестей меня, как и двоих его родных детей. При этом я никогда не чувствовала себя приемышем, лишним ртом, обузой. А ведь после войны кормить, обувать-одевать большую семью стоило невероятных трудов.

Я, папа, выжила благодаря заботе бабули, тети Розы и дяди Коли. Платья мне шили соседки по заказам тети, до сих пор помню свою любимую шляпку, что купила она. Я всегда была хорошо одета, и куклы мои были не хуже, чем у других детей. Родные делали все, чтобы я, сирота, ни в чем не нуждалась.