– К сожалению, не только в России, но и во всем мире зачастую выделяется какое–то одно научное направление, которое становится определяющим. Эту тему окружают своего рода «табу», непозволяющие приводить те или иные научные данные, даже если они получены правильным образом. В последние десятилетия одной из таких проблем стало разрушение озонового слоя, – говорит Владимир Владимирович. – Наибольшую активность она приобрела в 80–90е годы, когда во всем мире главным врагом озонового слоя были объявлены фреоны, использовавшиеся как хладагенты. В итоге в России производство фреонов прекратилось, были разрушены предприятия, в том числе градообразующие, и теперь наша страна закупает т. н. дружественные к озоновому слою хладагенты за рубежом, затрачивая огромные деньги.
Наши ученые уже более 20 лет ищут ответ на вопрос, почему образуются озоновые дыры и виноват ли в этом фреон. Так, около года назад ИМКЭС опубликовал статью в западном журнале «Atmospheric Environment», где мы показали, что основным источником хлора в Антарктиде является собственный природный источник – антарктический вулкан Эребус. Тем самым, по сути, развенчивается мало чем подтвержденная гипотеза об истощении озонового слоя Земли, за которую в 1995 году получили Нобелевскую премию Пауль Крутцен, Марио Молина и Шервуд Роуланд. Интерес к нашей работе очевиден: по статистике, за этот период насчитывается более пяти с половиной тысяч скачиваний. Тем не менее до сих пор не получено ни одной официальной ссылки, ни одного критического отзыва – именно потому, что она противоречит общепринятой точке зрения.
Примерно так же обстоит дело с другой научной проблемой, которая чрезвычайно близка тематике ИМКЭС. Сегодня созданы десятки численных моделей изменения климата. Но поскольку за основной критерий «правильности» берется чувствительность модели к парниковому эффекту, остальные попросту выбрасываются на обочину. То есть заведомо принимается только то, что хотят услышать или, грубо говоря, за что платят деньги.
Подобная ангажированность, которая особенно проявилась в 80–90е годы, размывает то, что всегда было свойственно науке, – некие критерии истины. В нашем институте мы пытаемся выстроить работу именно так, чтобы отстаивать правдивость научных результатов, а не просто отрабатывать заказы.