Летящий из Москвы в Ташкент аэробус Узбекских авиалиний оказывается грязно-джинсовым и черно-туфельно-лаковым, то есть под завязку забит гастарбайтерами: столичные строители, мясники и торговцы, джихад-таксиcты и дворники возвращаются на короткую новогоднюю побывку в родные кишлаки и махалля.

При посадке в Ташкенте местный филиал российского сотового оператора приветствует меня следующим посланием: "Уважаемый Клиент, а Вы знаете, что такое симулякр и бонвиван? Подключите сервис «Уроки русского», углубляйте знание языка".

Я так и вижу узбекского дехканина из далекого кишлака, который, купив мобильник, познает русский язык и углубляет его знание с помощью слов "бонвиван" и "симулякр". Внушает уважение, если уж местная глубинка принимает вызов времени…

Именно туда, в азиатскую глубинку, а не в вылизанные для интуристов Самарканд, Бухару и Хиву, где выстроены суперсовременные отели, а к перронам прибывают скоростные электропоезда "Тальго" испанского производства, и проложен мой маршрут…

При всей бестолковости узбекских аэропортов — понятие "логистика" здесь вряд ли кому знакомо, — которую усугубляют своей беспорядочной и суетливой настырностью сами пассажиры и добавляет вязкой гущи типичная азиатская неспешность портовых служб, границу я преодолеваю вполне легко. За каких-то три часа.

Салям алейкум, Узбекистон!

Даже зимний, с голыми чинарами Ташкент прелестен в своей азиатской пышности дворцов, где золота, бронзы и цветного стекла с избытком хватит на пять столиц, и такой же неприкрытой убогости и потертости жилых кварталов. Как написала Анна Ахматова, жившая здесь почти три года в эвакуации, "и горькое это несходство душило, как воздух сиротства…".

В любое время дня и ночи в центре немноголюдно. Больше всего милиционеров: они здесь буквально на каждом шагу, охраняя выставленные непонятным зигзагом барьеры, куда совсем нельзя ходить. Почему Аллах и пророк Магомет его знают…

Сколько в кустах агентов в штатском, можно только догадываться.

Снимать на камеру тоже нельзя! Только я нажимаю на спуск, нацелившись на вывеску "Министерство финансов", как сержант в зеленой форме дует в свисток и требует, чтобы кадр я стер. Стратегический объект!

Роскошные станции метро в стилистике позднесталинского классицизма – с мрамором и люстрами "ай, брат, чего скупиться, однова живем". Пассажиров немного – так что стоящие на входе другие милиционеры вполне успевают, не создавая заторы, осмотреть сумки, даже дамские, и проверить каждого металлодетектором. Снимать, ясен пень саксаула, тоже нельзя! Стоит удовольствие проехать на узбекском сабвее в типично московском вагоне Мытищинского завода недорого – всего 1000 сумов, или около 12 рублей на наши деньги.

Даже и не знаю, какие дотации отпускаются на подземку при таких-то раскладах. Затраты на содержание и поддержание этого транспортного богачества, не отягощенного обильным пассажиропотоком, должны быть колоссальными. Тем более, что российские метростроовцы тянут сейчас еще одну нитку. Зачем? А надо!

Здесь не жалеют денег на память. Обелиски и монументы содержатся в образцовом порядке. Сквер скорбящей матери возле центральной площади Независимости (когда-то это была крупнейшая в Советском Союзе площадь Ленина) просто потрясает.

На металлических листах выбиты имена почти 500 тысяч узбекистанцев, погибших в годы Великой Отечественной войны, — каждый третий ушедший на фронт. А всего тогда воевал каждый второй мужчина союзной республики. И ведь в каждой области (по-новому вилайете) есть такие же отлитые в металле книги памяти. Только региональные. Но здесь собраны все!

В первый же вечер в претендующем на престижность отеле в самом центре Ташкента — номер удалось забронировать только там — пытаюсь подзарядить мобильник. Не тут-то было: все розетки нестандартные — что-то среднее между британской трехконтактной с заземлением типа G и нашим массивным устройством для подключения электроплиты. Переходника на стойке приема гостей, разумеется, нет.

— Да вы не расстраивайтесь, — успокаивает меня дежурный портье, — сейчас позовем биллбоя, он у нас этим занимается.

Пожилой мальчик для перемещения багажа поднимается со мной в номер и с помощью какой-то проволочки, нажав на один из контактов, засовывает в два других гнезда мой зарядник. Правда, приходится отключить телевизор. Ну да и ладно — чего там смотреть...

Вопрос в другом: вот содержат для этого дела специального человека, а не проще розетку стандартную поставить? Отдельную и хотя бы одну на номер? Или это еще один хитроумный канал для чаевых?

Не о том я думаю, чужак с холодного севера...

Современные узбекские гостиницы, что в Ташкенте, что в провинциальных центрах, — это ханские дворцы. Конечно, в специфическом понимании того, как именно должен выглядеть дворец. Мраморно-золотые лестницы с бронзой завитушек на решетках. Гигантские холлы со стенами, увешанными коврами, медными кувшинами, якобы древним фарфором и таким же оружием, холодным и огнестрельным. Огромные номера с набором всевозможных совершенно ненужных буфетов, шкафов и комодов, узких диванов, пуфиков и почему-то венских стульев и кресел с резными ножками и подлокотниками. Треугольные ванны с джакузи. Типично восточная смесь пышности и желания пустить пыль в глаза. "Мой-то отель круче, чем у Мухамоджона!".

При том в номерах может не быть самых элементарных, но нужных для постояльца вещей — стаканов, щетки для одежды, обувной ложечки. Нормальных полотенец. Даже туалетной бумаги. Плохо работает сантехника и стонут от обиды засорившиеся трубы. По два-три раза на день отключают свет, и не на час, а на два-три. Генератор не предусмотрен: экономия! А когда свет есть, чтобы его выключить в комнате, приходится вставать с кровати и брести к входной двери. Горячей воды обычно нет. Часто и с холодной перебои. Да что там — в зимние дни в номерах холодрыга, а летом — пекло, потому что хозяева сэкономили на кондиционерах. Это в Узбекистане-то, где годовые перепады температур достигают 70-80 градусов! И там, где есть вай-фай, а он есть далеко не везде, Интернет ползет со скоростью самого ленивого ишака.

— Что ты удивляешься, — поясняет мой добрый знакомый Владимир Е. (он строитель, живет в Узбекистане много лет и объездил всю страну от края до края). — Всё это роскошество надо как-то содержать. Вот и экономят на всем. Электроэнергии, водоснабжении, услугах провайдеров. Расходных материалах. Персонале, наконец. Ты обратил внимание, что эти ханские дворцы плохо убирают, что они просто замусорены?

Ещё бы не обратить. Еще как замусорены!

• Это кто с вами?! – строго тормозит меня и местного жителя, которого зазвал на беседу, отельный охранник, прикрывая торсом распахнутую кабину лифта. – В номер нельзя!
  
• Да мне поговорить с человеком надо. Буквально полчаса. И посылочку маленькую из Москвы передать…
  
• Нельзя! Разговаривайте здесь, в холле! – указывает секьюрити на угол. Как раз на место под зорким объективом камеры и, как я почти уверен, запрятанным в обшивку дивана микрофоном.
  

Что ж, сидим. Молчим. Безопасность прежде всего!

На Куйлюкском рынке подряжаю на день бомбилу – он, узбек, единственный среди окруживших меня и кричащих, как дервиши на базаре, таджиков свободно изъясняется на русском. Едем по бывшим промышленным городам и поселкам Ташкентской области. Алмалык – золотообогатительный комбинат. Красногорск – там когда-то добывали и обогащали урановую руду и редкоземельные металлы. Ангрен – центр угледобычи и тепловой энергетики Узбекистана. Это оставшиейся еще в Узбекистане островки компактного расселения русских. Индустриальные гетто.

Водитель подозрительно смотрит на мою фото— и видеоаппаратуру и сразу предупреждает:

— Не вздумай снимать Новоангренскую ГРЭС!

А чего ее снимать? Тоже мне достопримечательность… Видел я эти ГРЭС: две трубы и производственный корпус. Обычно стандартный сборный металлический ангар — из тех, что называют "бутерброд". Градирни. Всё как обычно. И какие тут секреты?

— Ну как знаешь, но я предупредил. А то тут пару месяцев назад итальянца возил. Он вышел из машины, снял несколько кадров, и нас обоих зацапали. Меня-то утром отпустили — знакомый гэбист заступился. А вот итальянец просидел в зиндане СНБ целую неделю. Шили ему шпионаж и съемку стратегических объектов. Мол, копает под китайцев, которые там новую турбину ставят. Пока итальянское посольство не подсуетилось. Депортировали, проводив прямо до трапа...

Вот уж в самом деле загадка! ГРЭС… Турбина… Китайцы… А то, что бывшие центры индустрии Узбекистана сейчас в страшном запустении – это не гостайна?

В стоящем буквально на золоте городе Алмалыке заезжаем на территорию бывшего троллейбусного депо. Депо уже шесть лет как не существует. Все шесть линий закрыли по постановлению правительства страны, которое признало троллейбус "морально устаревшим видом транспорта". Сорок рогатых отправили на металлолом, последнюю машину порезали только год назад.

Бывший директор депо ходит по территории с видом ослика Иа, печально мотая головой и оглядывая опустевший двор. Никак не успокоится, как тягловое животное, оказавшееся вдруг без дела…

А, может, и в самом деле на смену транспортному моральному вырожденцу пора запустить ишака. Вон их сколько на соседних улицах и дорогах!

И то сказать, дефицитную в Узбекистане электроэнергию не жрут, частной инициативе маршруток и такси не мешают. Опять же на одном троллейбусе можно перевезти сразу три десятка пассажиров, причем за сущие гроши, то есть фактически лишить рабочих мест пару десятков бомбил. А это негосударственный подход. Поэтому троллейбусу и вообще любому электротранспорту — категорическое ёк!

Не ищите на улицах узбекских городов урны для мусора. Их нет. Нет вообще. Идешь светлым и широким проспектом где-нибудь в столице, Намангане или Фергане и думаешь: а куда бы кулек из-под самсы выбросить? Сразу ясно: ты — приезжий. Местные жители не заморачиваются, спокойно кидая всякий мусор прямо под ноги. Бумагу, пластиковые пакеты, окурки и ореховую шелуху.

— Урн нет — наверное, это по соображениям безопасности, — решил я. – Чтобы бомбу какую не заложили…

— Безопасность здесь не при чем, — разочаровал мой узбекский визави. — Поставишь металлические урны — тут же украдут, поставишь пластиковые — украдут тоже. Да и зачем? Проще нанять пять узбечек с вениками, заодно и проблема безработицы решается.

Вон оно чо, оказывается, Петруха! А я то думал, почему в любой узбекской чайхане официанток вдвое-втрое больше, чем надо, да еще и деньги потом платишь не им, а нужно идти к специальному человеку на выходе. В общем, производительность труда и рациональный подход, эффективность персонала — это вещи пока непонятные для страны.

Кстати, хозяин любой забегаловки мог бы нанять еще вдвое больше людей: зарплаты он им всё равно не платит, отстегивает фиксированный процент с каждого счета. Так сказать, "за обслуживание"…

Любой россиянин в Узбекистане, а то, что ты именно из России, здесь определят на глаз, на нюх, наощупь, воспринимается как средство уехать и получить работу.

— Ты кем работаешь в Москва? — первым делом спрашивает меня водитель, в такси которого сажусь в аэропорту в Намангане. И тут же вручает мне свою визитку с именем-фамилией и телефоном. Визитка, что характерно, на русском.

— Да, в общем-то, никем. Я сам по себе, — интересничаю я.

— А, значит, ты хозяин, брат! Работа мне у себя сделаешь?..

Такое чувство, что все взрослое население страны от 18 до 60 только и думает, как отыскать заработок в России. Всего лишь прицеливаешься на рынке к дыням или кураге с фисташками, а все торговые ряды уже оценили тебя как возможного работодателя...

Официантки, которые ловят клиентов на входе в чайхану в парке "Бобур" в Намангане, увидев видеокамеру у меня в руках и "Никон" с большим объективом в руках, волнуются, как побеги риса под ветром, чувствуя поживу.

— Привет, красавицы! Как живете?

— А, так вы из России, а мы думали иностранец...

— А что, россиянин — не иностранец?

— Нет, конечно!

Кормят, впрочем, хорошо. Вкусно. И недорого. Всего-то 13300 сумов (меньше 150 рублей) за шурпу, плов, чайник с зеленым чаем и горячую еще, прямо из тандыра, лепешку.

Эх, к российским бы зарплатам да такие порции и цены!

Система денежного обращения в стране затейлива и извилиста, как притоки Сырдарьи в Кызылкуме, которые то теряются с песках, то вновь неожиданно выходят на поверхность. Не знакомый с особенностями местной финансовой гидрологии постоянно теряется, хотя местные жители уже попривыкли. А некоторые чувствуют себя в этой мутной воде как сом на придонном иловом кормлении.

Загадкой, например, является курс узбекской валюты сума к доллару и рублю. Официальный курс Нацбанка на редкость стабилен и удивительно далек от жизни: от реального курса на "черном рынке" он отличается в меньшую сторону в 2 (два) раза. Поэтому в банках здесь к окошкам обменников вообще никого — видимо, эти окошечко и держат только потому, что "так надо, так положено". Зато у любого базара-вокзала ошиваются менялы – местные Фахриддины и Зухры с заплечными сумками, в которые уложены пачки узбекских денег. Даже в дорогой и солидной гостинице в центре Ташкента, где я остановился, пожилой мальчик для подноски багажа первым делом спросил меня: "Валюту поменять не надо? Э, брат, хороший курс даю!". Словом, денежная водичка всегда найдет дорогу в бетонной плотине официальной финансовой политики. Просочится через запреты и ограничения.

Банкоматов, даже в Ташкенте, не говоря уже о провинциальных городах не найдешь, как воду в пустыне. Карточкой можно расплатиться разве что в редких оазисах некоторых супермаркетов в центре столицы. В двух-трех, не более. В стране царствует наличка. Между тем пенсии и зарплаты многим бюджетникам переводят, как здесь говорят, на терминал. И как жить? Как покупать? Как оплачивать жилье и общественный транспорт? Вот и идет человек к знакомому престижной для Узбекистана специальности — бухгалтеру-кассиру или оператору на АЗС, которые имеют доступ к волшебной машине по превращению виртуальных денег в хрустящие купюры, и просит: "Будь другом, обналичь мою пенсию". Бухгалтер-кассир или оператор на АЗС не ломаются, но берут за услугу свой процент. Кто десять процентов от суммы, а кто и все пятнадцать.

Фактически в Узбекистане действует система двойных ценников — безналичных и наличных. Приходит, например, покупательница в ювелирный магазин, чтобы купить себе колечко, серьги или цепочку, смотрит на ценник, а там написано: 700 тысяч сум (примерно 7800 наших рублей). Многовато будет! Но продавщица тут же говорит: "Скидку дам, однако", — и на лежащем рядом калькуляторе показывает новую цену: 410 тысяч сум (четыре с половиной тысячи российских рублей). И обе без слов понимают, что первая цена, это если платить безналично, через терминал, а вторая, которая почти на сорок с лишним процентов меньше, при оплате кэшем, принесенном в пачке с резиночкой.

И Бог бы с ней, этой ювелиркой, чай, не предмет первой необходимости. Но такая система "скидок", действует практически везде. Когда покупаешь мебель, бытовую технику, рубашки и ботинки...

Для приезжих это странно и даже дико. Что за платеж? Откуда он вообще взялся?!

На следующий день после отъезда из Ташкента получаю смс-сообщение: с моей карточки списано 170 долларов в одном из столичных торговых центров. Как это могло произойти, ведь карточкой в Узбекистане я пользовался всего один раз при оплате номера в отеле, а где этот самый торговый центр, даже не подозреваю?

Ну ясное дело. Кто-то из служащих гостиницы воспользовался служебным положением и данными моей карточки и наконец-то купил в дом новую китайскую микроволновку "Никай", которую из Дубая привезли, брат! А что, иностранец уедет и вряд ли будет поднимать шум из-за каких-то двух сотен долларов…

Срочно звоню домой и блокирую карточку.И вот зря же это я! Напраслину возвел на честных ташкентских отельеров. Оказывается, через терминал торгового центра всего лишь произвели авансовую оплату моего будущего размещения в одном из провинциальных отелей…

Бомбила Фархад очень любит поесть. Может, еще и потому, что вылезти из-за баранки ему удается редко. Но со мной ему повезло. Потому что я тоже пожрать не дурак, а уж по части среднеазиатской кухни так ваще!

Устраиваем себе полноценный обед в чайхане на обочине дороги. Лагман, шурпа, манты, плов, горячие лепешки с каймаком, точнее, здесь это называют сузьмой. Естественно, большой чайник черного чая.

— Зеленый чай пьем только летом, — объясняет Фархад, — а сейчас черный, хотя в нем кофеину много.

При этом он наливает в маленькие пиалы по 2-3 глотка.

— Лей больше, — говорю ему я, — ты что, краев не видишь?

— Нельзя до края — этим ты оскорбишь гостя. Ну типа: вот тебе всё, выпивай и уходи!

Что ж, будем следовать традиции, если бомбиле нравится подливать из чайника и подливать...

После плова Фархад начинает вспоминать все самое по его мнению вкусное, что он попробовал в своей жизни:

— У меня старший брат жены привез на прошлой неделе дикого кабана. Я поел, и у меня даже сил прибавилось. Ты когда-нибудь ел мясо дикого кабана.

— Ел. Ну дичина и дичина... Постой! Тебе же нельзя дикого кабана!

— Почему?

— Это же свинина!

— Нет, про дикого кабана там ничего не сказано, про свинью сказано, а про дикого кабана — нет! Это же просто белый баран! Ты знаешь, чем дикий кабан питается?

— Ну там желуди, корешки всякие...

— Вот! То есть он ест растительную пищу. А что ест свинья?

— Да все подряд и что попало.

— Видишь!

Велика всё же сила убеждения и рациональных толкований, которая помогает преодолевать любые запреты и ограничения...

А за соседним столиком группа раскрасневшихся узбечек под пронзительный смех допивает уже второй чайник. Жидкость в нем, правда, какой-то уж очень бледной заварки, да что там, прозрачная совсем жидкость. И почему-то пахнет водкой. Но кто упрекнет этих женщин — ведь они пили из чайника? А что наливают в чайник? То-то же!..

Это уж потом моя ташкентская знакомая объясняет:

• То, что вы видели, называется у нас… ну неважно, как называется. Просто женщины собираются раз в неделю или месяц вместе, общаются, а счет оплачивают по очереди. Кстати, и водку у нас продают в чайниках, она так и называется – «Белый чай». Да и в конце концов, не чай же в чайхане пить!
  

Ох, уж эти знойные узбекские женщины! Они тоже хотят гламура и лакшери, пусть и на местный манер. Ласки и обожания – как в любимых импортных сериалах. А что в итоге: случайно подобранный родителями муж и куча детей…

Но что мне очень нравится в центрально-азиатских женщинах, так это их верность и счастливая покорность судьбе. Помню, была у меня однокурсница. Поехала она на зимние каникулы домой, в далекий предгорный кишлак. Возвращается и ставит на тумбочку в комнате в общаге карточку с каким-то мужиком. "А это кто?", — интересуемся. "Это мой муж", — отвечает юная пери. Оказывается, приехала она на каникулы, а родители, пользуясь удобным случаем, замуж ее выдали. Суженого она увидела в первый раз за день до свадьбы. Кстати, и баранов за нее дали больше — потому как женщина с высшим образованием стоит дороже!

"Ну и как же ты жить-то будешь?!" — задали мы, испорченные цивилизационным развратом, вопрос новобрачной. "Ну как, — спокойно ответила та, — любить его буду. Сейчас вот на карточку смотрю, привыкаю...".

И ведь что самое важное — счастливо живут до сих пор. Уже сорок лет почти. Куча детей, внуков тоже куча. А вы говорите: институт брака, мол, пребывает в кризисе...

Однако злые ветры перемен дуют и в эту сторону. От прогресса, видимо, не скроешься и в таких сладких, как халва, сферах.

Многие молодые узбечки не прочь подзаработать. Ну вы сами понимаете, как… Нет, деньги брать не будут — это же проституция! А вот мобильный телефон — с удовольствием и запросто. Это не оплата — это просто презент.

Недаром президент страны Ислам Абдуганиевич Каримов сказал: "В Узбекистане нет взяток, у нас есть подарки".

Так что и в этом смысле здесь революции нет. В Узбекистане запрещена порнография. И это, конечно, правильно! С учетом исламских устоев и местных традиций. Какие сайты "для взрослых"! Какое там "до свадьбы"! Ни-ни! Харам! Хотя в центре Ташкента, как когда-то на московской Тверской, у обочин запросто стоят узбекские девушки совсем не тяжелого поведения. Зато самой популярной услугой местных пластических хирургов остается операция по восстановлению девственной плевы. Стоит 3 миллиона сумов (чуть больше 30 тысяч рублей). Как новый китайский двухкамерный холодильник купить. По местным меркам, дороговато, конечно. Но иначе нельзя: замуж не возьмут. Позор!

Конечно, мастера пластики с учетом интимности обстоятельств могли бы и больше брать. Но цены не ломят, получая, так сказать, с оборота...

В городе Андижане, крупнейшем в Ферганской долине, полностью победил "Матиз". Он обошел и "Нэксию", и "Спарк", и даже популярный микроавтобусик "Дамас". "Дамасы" от огорчения даже в другой узбекский регион на сборку перерехали.

"Матизы" в Андижане, что называется, мастера на все колеса: и бычков в прицепе на рынок отволочь, и тюк сена в кишлак доставить, и по части такси по городу помотаться. Судя по их скоплению у городской администрации-хокимията, "Матиз" стал чуть ли не представительским лимузином для перевозки чиновников…

Все это автодобро, и чего подороже, собирают в Асаке — это город-спутник в 10 километрах от Андижана. Платят там на конвейере хорошо — аж 2 миллиона сумов (почти 400 долларов!), есть даже такие, кто 450 зеленых получает. Плюс всякие социальные льготы. Так что устроиться туда практически невозможно.

Это ведь именно про "Нэксию" из Асаке была у нас несколько лет назад сладкая, как щербет, реклама: "А я узбека люблю". Помните? Сейчас это уже вроде как и не узбек, и даже не кореец: компанию УзДЭУ продали американской Дженерал моторс и все старые и новые модели выпускают под брендом "Шевроле". Так и пишут на багажнике: слева – "Матиз", справа рядышком – "Шевроле". Для России, правда, чтобы не смущать нас иноземной маркой, которая демонстративно покинула пределы Отечества, "Шевроле" заменяют на "Равон". Те же колеса, вид сбоку. Как сказал бы классик применительно к местным реалиям: "Теория, как арык, суха — чинара жизни вечно зеленеет!". Хитрость такая незатейливая азиатская...

Продвигаюсь в сторону узбекско-киргизской границы на сухопутный переход "Дустлик" (в переводе — "Дружба"). Это больше 50 километров по разбитой вдребезги дороге, где выпавший накануне снег превращается в грязную мокрую кашу. Трасса явно забыта всеми. А чего ее ремонтировать — поток машин что в ту, что в другую сторону настолько незначителен, что на КПП откровенно скучают.

Может, поэтому – время, раз нельзя никого другого, всё равно надо как-то убить, — меня проверяют аж четыре раза. Сначала на въезде в погранзону милицейский сержант, сидящий прямо на улице за столом в сопровождении двух армейских автоматчиков, долго вписывает от руки данные моего паспорта в толстую бухгалтерскую книгу. Зачем? Кто его знает...

Шариковая ручка на холоде не пишет, и сержант старательно отогревает ее дыханием. Про существование компьютеров, сканеров и иной оргтехники здесь, видимо, не подозревают.

Через десять километров, уже на самом КПП, за меня для начала принимается таможня. Интроскоп есть, но он не работает. Как и рамка металлодетектора. Всё сам-сам-сам и вручную.

— Открыть сумку! Что это у вас такое?!

— Газета "Звезда Востока". Ну ваша же, президентская.

— Эй, Фатима, а газету вывозить можно?

— Не знаю. Но пусть вывозит...

— Запрещенной литературы нет? Антигосударственной или экстремистской? Порнографии?

— А что, у вас в Узбекистане делают порнографию?

— Подождите здесь, а потом пройдите в комнату для личного осмотра!

Обысканный с ног до головы, впрочем, довольно поверхностно и формально, чистый на предмет гостайн, запрещенной литературы и интимных снимков межполового свойства, далее попадаю в руки пограничников. Еще один опрос и сверка всех деклараций и справок о регистрации (общим числом 6), и наконец узбекский сторож рубежей ставит в мой паспорт штамп.

Свободен? Не тут-то было! Приходится еще раз предъявить паспорт постовому на калитке в Киргизию.

— А где у вас узбекская виза? — спрашивает он меня.

Вид его суров и грозен: затянутая камуфляжем каска, штык-нож на ремне, "калаш" с отстегнутым прикладом и пристегнутым магазином. Палец на спусковом крючке. Вспоминаю напутствие узбекского знакомого: "Ты, брат, с ними не шути. У нас сразу стреляют. Без предупреждения и на поражение. А разбираются потом". Поэтому терпеливо — трижды! — объясняю узбекскому бойцу: между Россией и Узбекистаном безвизовый въезд.

Он явно разочарован и неохотно открывает калитку:

— Проходите...

Странная какая-то дружба между соседями. Так дружат, что смотрят в сторону друг друга, не снимая пальца со спускового крючка.

Но это узбеки. На киргизской стороне полная разлюли-малина. Постовые тоже с автоматами, но "калаши" с пристегнутыми прикладами заброшены на спину, магазины в сумках. Штамп в паспорт мне шлепают, не глядя, а таможенник ограничивается вопросом: "Ничего запрещенного не везете?", — переходя дальше на рассказ, как он четыре года жил в России и как ему там понравилось.

А ведь соседние вроде бы страны. Близкие языки. Куча родственных связей. Но два государственных капитана — два лагмана...

Возьмем Узбекистан. Доходящая до нелепостей финансовая и фискальная политика. Строгий паспортный режим, обязательная регистрация, еще куча каких-то непонятных и кажущихся чрезмерными ограничений. Закрытое государство? Полицейский режим? Ну не без этого. Полицейская машина не может без врага, и чем крупнее механизм репрессивного аппарата, тем больше ему надо объектов для приложения сил. Чтобы шестеренки не ржавели.

Но с другой стороны... ИГИЛ, запрещенный в России и тем более в Узбекистане, уже совсем рядом. Буквально за горой. В Афганистане. В самой стране существует тщательно законспирированное ваххабитской подполье.

— Чего они хотят, сами, похоже, не знают. Думаю, всё из-за денег, которые приходят из-за рубежа. Вы слышали, что в Ираке и Сирии воюют тысячи узбеков? — рассуждает знающий ситуацию изнутри ташкентский политолог. – Да и обожглись мы уже на открытости.

Одно время Узбекистан сильно дружил с Турцией. Куча турецких лицеев с хорошим уровнем образования. Режим наибольшего благоприятствования для турецкого бизнеса. Правда, местные власти не без помощи всемогущей Службы национальной безопасности стали замечать странности: вот учат узбеков в турецком колледже вроде бы инженерным или техническим премудростям, но под соусом пантюркизма и идей Великого Турана. Не мудрствуя лукаво, турецкие лицеи закрыли. А в 2011 году спецслужбы наведались и в несколько турецких торговых центров. Оказалось, наверху торгуют одеждой и бытовой техникой, а в подвалах — типографии, которые вовсю мастрячат вовсе не рекламные проспекты типа "Купи шубу сегодня, скидка 20%!", а брошюрки и прокламации все того же великоосманского духа. А еще — материалы в поддержку запрещенных в стране экстремистских и фундаменталистских группировок "Хизб ут-Тахрир" и Исламское движение Узбекистана. В общем, турецких предпринимателей, организаторов и пропагандистов в одном лице вычистили за пределы страны буквально в полдня...

И Киргизия. Фактически в стране, пережившей за последние двадцать лет две революции и насильственно сменившей двух президентов, воля-волюшка – от края и до края. С присущими свободами и удобствами. И неудобствами тоже.

• Ты смотри, не гуляй по Ошу вечером один, — сразу же предупреждает меня киргизский пограничник. – И вообще, не говори никому, что ты турист. Говори, что местный.
  
• Это почему?
  
• Да потому, что точно или ограбят, или обманут. Даже убить могут!
  

Вот и выбирай, что лучше: закрытое общество, где можно по ночам гулять спокойно и без опасений за свои кошелек и жизнь, или свобода-матушка с полной демократией вкупе, где твою безопасность никто не гарантирует.

Почему-то гармоничного гибрида свободы и безопасности в Туркестане пока не получается…