- Дмитрий Олегович, давайте сразу к делу. Как вы оцениваете сегодняшнее состояние отечественной космонавтики? И условимся – говорим мы сегодня про гражданский космос…

- Разное состояние, - вздохнул Рогозин. - Какие-то предприятия на высоте и не просто конкурентоспособны, онилучшие в мире. Например, наше ракетное двигателестроение. До сих пор, несмотря на тяжелейшие и все время нарастающие санкции против нашей страны, сокращение возможностей по высокотехнологичному экспорту, американцы, тем не менее, закупают наши ракетные двигатели. Это и РД-180 для ракетоносителей Atlas, и это РД-181 для ракеты Antares.

- На Atlas, а по сути, на наших двигателях должен полететь новый американский пилотируемый корабль Starliner…

- 85 успешных пусков ракет Atlas – великолепная статистика.

Но проблема в том, что далеко не все предприятия Роскосмоса в таком состоянии. Очень неровное положение у предприятий. Кто-то стабильно и уверенно стоит на ногах, кто-то себя чувствует средненько, кому-то точно надо помогать…

И задача новой администрации Роскосмоса, которая сформировалась в прошлом году, удержать системообразующее предприятия отрасли от сползания в банкротство.

- Это вы про центр Хруничева?

- Да. Мы не имели ни морального, ни какого бы то ни было иного права остановить производство тяжелых ракет на этом предприятии. Здесь же у нас должна выпускаться новая ракета «Ангара». В этом году должен состояться ее пуск.

Мы приняли решения по развитию предприятия. Центр Хруничева уже себя чувствует намного спокойнее.

- Знаете, рассказы о сложном положении ключевых предприятий отрасли я слышу не первый год. Сейчас вы отвечаете за наш космос. Когда, по-вашему, вы сможете сказать: моя основная миссия, как кризисного менеджера, выполнена, костяк космических предприятий в хорошем состоянии?

- Я могу сказать когда. Если говорить про финансово-экономическое состояние, думаю, года три необходимо. Если говорить о переходе на новую ракетно-космическую технику, то он начнется в 2022 году.

- Это тоже 3-4 года.

- Да, 3,5 года. Мы должны испытать новый пилотируемый корабль, который вообще-то должен был появиться намного раньше. А появится он в 2022 году. И носитель для него - новая ракета, которой пока еще нет, «Союз-5» будет к этому времени. Мы сейчас разгоняем по всей кооперации первые деньги, работа началась.

Произойдет переход на ракеты «Ангара», постепенный отказ от «Протонов». И многое-многое другое.

По сути дела, 2022 год – это наш рубеж.

- То есть, можно будет сказать, скоро начнется новый этап отечественной космонавтики?

- Конечно. Более того, вопрос не только в железе. Переход на новуютехнику означает формирование нового класса конструкторов, инженеров, технологов и высококвалифицированных рабочих. Будет происходить мощная смена поколений. И здесь особое внимание я и мои коллеги уделяют подготовке кадров.

Страна долго летала на технике, которая была создана в предыдущие годы. Ведущие КБ, инженерный класс «Роскосмоса» занимался модернизацией существующей техники. А новые ракеты, корабли, двигатели – это шанс молодым конструкторам и инженерам проявить себя, сформировать из своего состава новых Королевых, Челомеев, Янгелей.

- Вот как раз про молодежь и центр Хруничева. Я много читал о том, что Роскосмос, вместо того, чтобы вкладывать деньги в отрасль, собирается строить небоскреб в виде ракеты на землях завода имени Хруничева… Как я понимаю, история далеко не про это…

- Роскосмос нашел вариант, при котором, благодаря тесному сотрудничеству с правительством Москвы, мы вкладываем деньги исключительно в сохранение и в развитие московского ракетного завода.Раньше предполагалось, что все производство центра Хруничева должно было переехать в Омск. Хотя было понятно, что москвичи вряд ли в Сибирь поедут. Такое решение могло привести к фактической гибели КБ «Салют», которое работает в структуре центра Хруничева. Поэтому был разработан план по сохранению космического производства в Москве.

Безусловно, «Ангара» будет серийно выпускаться в Омске. И это правильно, потому что это ближе к космодрому Восточный.

Но в Москве остается опытное производство, остаются компетенции, которые связаны с созданием ракеты сверхтяжелого класса, ее третьей водородной ступени.

Была найдена формула, при которой создаются совместные предприятия между центром Хруничева и одним из столичных предприятий, которое определит московское правительство. Москва выделяет 25 млрд. рублей, но не Роскосмосу, а на создание Национального космического центра. Он расположится на площади 250 000 кв. м. В это предприятие Роскосмос входит своим заводом, территорией, которая сегодня напоминает некоторые кадры из фильма «Сталкер». На площадях, которые высвобождаются – а это около 90 гектаров - Москва совместно с Роскосмосом будет размещать московские же предприятия, которые не входят в состав Роскосмоса, но связаны с высокими технологиями. Появятся технопарки тех, кто производит микроэлектронику, композитные материалы, новые сплавы. Там же будут базовые кафедры московского госуниверситета, МВТУ им. Баумана, Московского авиационного института и других вузов-доноров. Студенты смогут не просто обучаться, а получат доступ на опытные производства центра Хруничева и в другие современные технологические компании. Роскосмос вкладывается только в покупку новых станков, нового оборудования для центра Хруничева.

- Это тоже за 3,5 года?!

- Мы с Сергеем Семеновичем Собяниным уже первые документы подписали. Надеюсь, в ближайшее время соберемся с ним, чтобы распределить зоны ответственности. Я знаю, что архитекторы Москвы уже приступили к проекту, первые деньги на него выделили…

Москве выгодно, чтобы появилсяинженерно-конструкторский, аэрокосмический квартал. Это – налоги, новые рабочие места, это изменение облика Москвы. Планируется, что в Национальном космическом центре будут заняты 20 тысяч человек. Из них 8 тысяч это хруничевцы, они останутся на своей площадке, но переедут в современные здания. Еще 12 тысяч человек - сотрудники технопарков. Семья Роскосмоса будет находиться в одном месте. В современных помещениях разместятся десятки тысяч интеллектуалов, инженеров, молодых конструкторов и квалифицированных рабочих!

- И все-таки – неужели в такие короткие сроки?

- Надеюсь. Архитекторы, конструкторы и строители нам действительно называют срок - от 3 до 3,5 лет.

- Дмитрий Олегович, у нас долго не было запусков научных спутников. Потом на орбиту вышел один – обсерватория «Радиоастрон». И вот теперь ждет запуска новая техника – «Спектр-РГ»…

- О, чего я только не читал – мол, «Спектр Р» (он же «Радиострон» - А.М.) не выходит на связь, все пропало… Да у него ресурс был 3 года! Но благодаря техническим решениям, которые были заложены в эту машину, она проработала в 2,5 раза дольше положенного… Ученые еще несколько лет будут обрабатывать результаты работы этого космического аппарата.

А мы через несколько месяцев запускаем ему на смену новую машину – «Спектр-РГ». Я спрашивал у руководства совета по космосу РАН, у академика Зеленого, сколько нобелевских премий мы сможем с этого получить? Он утверждает, что несколько получим.

- Вы, еще когда были вице-премьером, говорили о том, что нужно более эффективно проводить научные эксперименты на МКС. И вот недавно на станции был проведен уникальный эксперимент по 3D печати живых клеток. А что еще изменится?

- Еще на прошлой работе я задумывался – а чем занимается космонавт на орбите? Я стал активно этой темой интересоваться. Так вот, всего за 20 лет существования МКС российскими космонавтами было проведено 176 экспериментов. Научная значимость у них есть. Но не скажу, что это была абсолютно эффективная работа. Космонавты настаивают на том, что хотят заниматься перспективными, прорывными вещами.

Поэтому сейчас мы пересмотрели подход к работе экипажа МКС и эксплуатации станции как таковой.

Мы будем активно задействовать не только ее внутренние рабочие помещения, но и внешний борт. На внешнем борту на новых модулях, которые готовятся к отправке, а это многофункциональный лабораторный модуль (МЛМ) и научно-энергетический модуль (НЭМ), мы планируем установить специальную платформу, к которой будет крепиться научное оборудование. Это будут и метеоаппараты, и аппараты дистанционного зондирования земли, и всевозможные ретрансляторы. Экипаж превращается не просто в летающих внутри станции специалистов. Он будет представлен инженерами, которые станут следить за работоспособностью аппаратуры, установленной снаружи.

- А зачем?

- Объясняю. Когда отправляли космические аппараты на орбиту, бывало, что они вдруг прекращали работу. Что произошло? Как проверить? Никак. Поэтому все новые решения по электропитанию, по ретрансляции, по каким-то приборам я предложил сначала отправлять к МКС, вешать на внешний борт. Космонавты выходят в космос, смотрят, как работает аппаратура.После излечения «детских болезней» аппараты будут отправляться на соответствующие орбиты. Не исключаю я и того, что протестированные на внешнем борту МКС их прототипы также за счет электро двигательных силовых установок смогут быть отправлены на доступные орбиты.

- С высоты МКС – а это около 400 км - на геостационарную орбиту в 36 тысяч км?

- Это зависит от двигателя. Электро ракетные двигатели могут поднять, да. За несколько месяцев дойдет своим ходом до любой орбиты.

- То есть, МКС - тестовая лаборатория?

- Конечно! Лаборатория для отработки самых современных спутниковых технологий.И второе – это платформа, чтобы наблюдать за Землей. На высоте в два раза меньше, чем, та, на которой обычно работают спутники дистанционного зондирования Земли.

Поясню. Если спутник повесить на высоту 350 километров, то наша Земля его будет притягивать и он в итоге рухнет в атмосферу. Либо на нем надо ставить дополнительное оборудование, которое каждый раз будет корректировать его орбиту.

Поэтому обычно космические аппараты дистанционного зондирования Земли (ДЗЗ), которые проводят высокоточное, высокодетальное фотографирование, поднимают на высоту от 700 км.

- Это те аппараты, которые вы как-то назвали «Государево око»?

- Да-да. У нас сейчас 11 такихаппаратов. Так вот, на одном из модулей МКС устанавливается платформа, на которой закреплены аппараты ДЗЗ. Станция сама удерживает необходимую орбиту. Нет расхода топлива.

- А почему раньше не догадались так делать?

- Не знаю, почему. Вот пришел новый руководитель Роскосмоса и сказал запатентовать идею… - смеется Рогозин.

- И когда это будет реализовано?

- Я дал поручение установить такого рода платформу на МЛМ. На той стороне, которая обращена к Земле. Получается, аппараты будут на высоте от 2 до 3 раз ближе к Земле, чем обычно. Соответственно, аппаратура будет видеть намного лучше. Мы получаем уникальную космическую съемку.

- А что многофункциональный лабораторный модуль все-таки полетит? Он уже лет двадцать создается…

- Тема, правда, сложная. 18 лет назад фактически он был сделан. Один раз его пытались отправить, второй раз пытались… На самом деле что такое МЛМ? Это точная копия модуля «Заря», который давно летает в космосе. Это основной модуль, где работают наши космонавты. Он тоже имеет корни в советском времени.

Модуль этот не должным образом какое-то время хранился в центре Хруничева. При испытаниях, которые мы начали летом прошлого года, были обнаружены проблемы с баками для топлива, которые обеспечивают вместе с двигателем подход модуля к станции, мягкое сцепление. Что это за брак, когда он возник? Найти людей, которые за это дело отвечали, хотелось бы, конечно, но…

Короче, решение принято – поменять эти штатные баки МЛМ на баки, которые используются в разгонном блоке «Фрегат».

Мы давно не запускали такие тяжелые конструкции под 20 тонн. Надо конструкцию подвести к 400-тонной МКС – это филигранная работа, которая предстоит РКК «Энергия» и всем нашим специалистам. В августе мы перевозим МЛМ из центра Хруничева в РКК «Энергия». Там его доведут до ума, проведут все необходимые испытания, после чего он будет отправлен на Байконур. Если все будет нормально, то в июле 2020 года мы планируем его запустить. Это крайне важно. Позже нельзя. Потому что позже заканчивается ресурс двигателей, приборов...

- А зачем запускать аппаратуру, у которой заканчивается ресурс?

- Ресурс заканчивается для наземной отработки. В космосе хватит его еще на 10 лет хватит.

- Может, не рисковать?

- Можно, конечно, все это отправить в металлолом. Но, во-первых, тогда надо пересажать несколько десятков человек, которые должны ответить за то, что произошло…

- Может, ответить они должны в любом случае?

- Да. Но у них есть шансы успешно провести эту операцию.

Во-вторых, мы не сможем расширить наше рабочее пространство на МКС. А это крайне важно. Для сравнения. Американская часть МКС – 400 тонн, российская – 40 тонн. В 10 раз меньше.

МЛМ – это первый шаг. Второй шаг – в 2021 году отправка так называемого узлового модуля, такой шарик для стыковки с кораблями - грузовыми, пилотируемыми.И третий шаг – это 2022 год – отправка нового научно-энергетического модуля.

Система жизнедеятельности станции находится в нашей части МКС, но энергетика в основном американская.Мы не должны зависеть от американцев, соответственно, мы должны полностью обеспечит энергетикой себя и наших будущих международных партнеров.

- Партнеров? Это не нынешние партнеры по МКС?

- Многие страны сейчас рвутся в космос. Индия. Объединенные Арабские Эмираты… Египет интересуется. У американцев сейчас политическая задача – высадить снова человека на Луну. Хотя я не очень понимаю, если они там были, зачем снова? Повторить подвиг 50-летней давности? В чем прибавленная стоимость?Мы же понимаем, что и в прошлые десятилетия, и сейчас часто такого рода операции в космосе являются некоей ширмой для проведения неких недекларируемых операций. Космос бывает не только гражданским.

- То есть, вы считаете, у США есть какие-то военные интересы на Луне?

- Не думаю, что есть военные интересы на Луне. Хотя не исключаю, например, некие эксперименты, которые там могут проводиться в условиях повышенной радиации, в условиях малой гравитации – могут представлять интерес и для военных.

Я думаю о другом. Такого рода работы создают огромное количество сопутствующих технологий. А вот эти сопутствующие технологии можно использовать в военных целях. «Буран» мы тоже создавали в общем-то под советскую военную программу…

- Ну а мы пока будем топтаться на низкой околоземной орбите…

- Станция на околоземной орбите тоже крайне важна.Это полигон для новых экспериментов, которые сейчас должны быть подчинены одной главной идее – созданию технологий пребывания человека вдали от Земли.

- То есть, базы на Луне и на Марсе?

- Нам необходимо отработать технологии, которые позволят обеспечивать полноценную работу человека без постоянной подпитки со стороны Земли, как сейчас происходит.Надо сделать так, чтобы была как можно более высокая регенерация всего того, что потребно на дальней орбите. Начиная от возможности на 3D принтерах выращивать какие-то детали в случае, если что-то сломалось на станции, выращивать продукты питания, регенерировать воздух, воду…

- Если я правильно понял, вы говорили о том,что Россия готова эксплуатировать МКС после 2025 года, когда американцы перестанут ее финансировать. Как это может быть, если эти системы связаны? Мы не можем отделить наш модуль и работать на нем отдельно.

- Во-первых, если понадобится, это физически можно сделать. Специалисты утверждают, что российский сегмент абсолютно независим от американского. Зависимость в энергетике будет снята в 2022 году.

- То есть, если НЭМ будет пристыкован, у нас проблем не будет?

- Никаких. Конечно, потребуются средства на содержание, на полеты кораблей – пилотируемых, транспортных – но если мы грамотно построим наше международное космическое сотрудничество и привлечем другие страны, которые заинтересованы в пилотируемой космонавтике, то это все будет компенсировано…

- Но американцы же не пустят в свой сегмент.

- Мы сейчас с вами обсуждаем вопрос возможной автономизации российского сегмента. Но мои переговоры с руководством НАСА говорят о том, что насовцы сами-то не хотели бы прекращения работы станции. Там есть определенное политическое давление. Но профессионалы, которые занимаются космосом, прекрасно понимают потребность друг в друге. И я сам являюсь горячим сторонником международного сотрудничества, в том числе, и с американцами, поскольку страна большая, высокотехнологичная, и они для нас могли бы быть хорошими партнерами. Тем более, что отношения личные и профессиональные на рабочем уровне, между Роскосмосом и НАСА – великолепные.Кстати, американцы то же самое говорят про наши отношения.

- Россия на американских астронавтов заработала 3 млрд. долларов за счет того, что возила их на «Союзах» на МКС. Это большие деньги. Полетит пилотируемый корабль Илона Маска, полетит корабль Boeing. И у нас образуется серьезная брешь в бюджете. Это правда?

- Слушайте, деньги, безусловно, корпорация должна зарабатывать везде, где это возможно. На коммерциализации космических услуг, на наших ракетах, на наших кораблях… Это хорошее дело. Если эти деньги правильно расходуются. Я не очень уверен, что деньги, которые зарабатывала РКК «Энергия» на полетах астронавтов, были израсходованы эффективно. Если бы они были эффективно израсходованы, то, наверное, мы бы сейчас уже имели новый пилотируемый корабль.

- Так они еще и туристов у нас переманят. У нас в корабле три кресла, а у них – 7. И корабль просторнее, посовременнее выглядит.

- И что дальше-то? Зато каждое кресло там стоит в два раза дороже, чем на «Союзе». Если они хотят развивать космический туризм, то они должны понимать, что туристам должны заплатить в два раза больше, чем они за такой же полет на МКС могут заплатить Роскосмосу.

- Получается, если, как вы говорили, наши космонавты будут летать на американских кораблях, мы тоже будем вынуждены платить НАСА за «извоз»?

- Это не наше предложение. Мы общались с нашими насовскими коллегами и Билл Герстенмайер, отвечающий в агентстве за пилотируемую программу, сказал, что после того, как они квалифицируют для полетов свои корабли, они готовы пригласить российских космонавтов на них летать.Но не за деньги, а на условиях так называемого безфинансового бартера – то есть баш на баш.

- А зачем им это?

- Для них важно подчеркнуть, что Россия готова отправлять своих сыновей и дочерей на их кораблях. Это говорит о международной сертификации этих кораблей. Мы же тоже не отправим на непроверенном корабле своих граждан… Конечно, их кресла будут стоить намного дороже, чем наши, но, видимо, политическая задача настолько важна для них, что они готовы делать это…

Я в профессиональном плане желаю, безусловно,американцам завершить успешно эти испытания. Для нас это тоже важно, чтобы были резервные транспортные системы и к МКС, и в будущем к Луне.

- Полет нового пилотируемого корабля на ракете «Союз-5» у нас планируется с Байконура. Зачем мы строим на территории другого государства систему для новых пилотируемых полетов? В городе Байконур уже около 70% - граждане Казахстана. Я не знаю, какой квалификации рабочая сила, которая там осталась, многие наши инженеры и военные переехали в Россию…

- Я бы не поддавался таким паническим настроениям в отношении Байконура. Огромные деньги были вложены в этот космодром Советским Союзом. Как так – взятьи оттуда убежать?! Хотя относительно данного решения… Я не принимал в нем участие. Я всегда являлся сторонником того, чтобы все стартовые позиции всех существующих и перспективных ракет находились на национальной территории.

Другое дело, что это вовсе не исключает, что они могут находиться и за пределами, да. Например, у нас во французской Гвиане есть стартовая позиция для ракеты «Союз».

- Это она у Французского космического агентства есть.

- Да, но космодром построен по нашему дизайну и ракета сделана нами.

Проблема Байконура состоит в том, что крайне сложно поддерживать на территории дружественного, но другого государства необходимое количество и инженеров, и конструкторов, высокий уровень качества сборки и обслуживания ракетно-космической техники. Тем более, что у нас постепенно один за другим выводятся из эксплуатации стартовые столы. В 2019 году будет законсервирован легендарный гагаринский старт.

Потому что с него летает ракета «Союз ФГ» с украинской системой управления и у нас остались считанные эти ракеты. Мы вот их достреляем до конца года и дальше мы должны будет перейти на 31-ую площадку, где пускаем ракету «Союз-2.1а». После испытательного пуска пилотируемого корабля без экипажа в августе, мы начнем пуски космонавтов оттуда. 31-ая площадка тоже не самая свежая, между нами, говоря.

Пилотируемый космос, если у нас не появится ничего другого, будет полностью зависеть от нормального технического состояния только одного стартового стола. И да - на Байконуре.

На Восточном стартовый стол прекрасный, великолепный технический комплекс, там очень удобно работать, это самый современный космодром в мире, но он не под пилотируемые пуски.

Что касается «Союз-5». Мы исходим из того, что Российская Федерация арендует космодром Байконур для запусков своих ракет. Мы – Казахстан и Россия – договорились вместе реализовать проект Байтерек. Смысл его в том, что Казахстан вкладывается своими деньгами в реконструкцию бывшего зенитовского старта под создание стартового стола для нашей новой ракеты «Союз-5». Мы же делаем ракету. Они должны вложить 314 млн. долларов. Казахстанский вклад – около 25% стоимости всего проекта.

Почему выбрали Байконур? Сторонники этой идеи считали и, наверное, есть правда в их словах, что там все «намолено». То есть, там есть вся инфраструктура под пилотируемые пуски, под работу с экипажами, есть понятные поля падения, которые согласованы с казахстанской стороной. Есть отработка по всему маршруту спасательных служб.

- Казахстан, я слышал, еще ни доллара, ни тенге не вложил..

- Я надеюсь, что мы не столкнемся с ситуацией, когда Россия будет иметь ракету, а стартовый стол, с которого нужно будетее запускать, будет отсутствовать. Сейчас идут интенсивные переговоры и между нашими лидерами, и на уровне космических ведомств. Уверен, что мы с дружественным Казахстаном обо всем договоримся.

- Скажите, наверное, тяжело вашему сыну. На днях состоялся первый полет военно-транспортного самолета Ил-112В, созданным в Авиационном комплексе им. Ильюшина, которым руководит Алексей Рогозин. А в прессе его обычно называют – «сын Рогозина»? (Когда готовился этот материал, стало известно, что Алексей Рогозин оставил пост генерального директора концерна «Ил» в связи с переходом на другую работу — прим. ред.)

- Я тоже был «сыном Рогозина» когда-то. У меня отец был очень уважаемый человек в министерстве обороны. Доктор технических наук, лауреат всевозможных премий, генерал-лейтенант. Это главный мой учитель в жизни. И я отцу всегда подражал и одновременно с ним конфликтовал, как парень, как пацан.

- Самоутвердиться хотелось?

- Конечно. Я выписывал, помню, с первого класса журналы «Авиация и космонавтика», «Крылья Родины», «Наука и техника». Потом, лет в 16, стал еще журнал «Юность» выписывать, даже чего-то публиковал в нем. Тем не менее, от отца – а онбоевой летчик, в 14 лет юнгой, добровольцем, форсировал Днепр в Смоленске – я попытался оторваться. Попытался уйти в гуманитарии. Он меня отчитывал: – ты что, куда ты пошел, у нас же все Рогозины инженеры, военные… Действительно, дед мой был преподавателем московского авиационного института, сестра закончила МАИ, отец тоже иногда преподавал, докторскую там защищал.Мой прадед был один из первых русских военных летчиков, друг Нестерова, они вместе заканчивали летную школу, воевал в первую мировую войну. Его отец тоже был царским генералом. А я один «отщепенец». Но судьба, она же с чувством юмора – так аккуратненько меня сначала через Думу, через политику, потом через постпреда России при НАТО, прибила к родному берегу.

- То есть, вы чувствуете, что вы дома сейчас?

- Я чувствую себя абсолютно комфортно. Я предан этой отрасли, и я сделаю все, что зависит от меня, для ее успеха. И я в ней разбираюсь. Первую докторскуюя защищал по философии, но вторую – по техническим наукам. С огромной любовью к тому делу, чем я занимаюсь.

Поэтому, когда вы говорите – сына называют «сыном Рогозина» – и я был сыном того самого Рогозина. Олега Константиновича.

- А как он к этом относится?

- Мы с ним это обсуждаем, смеемся… Я говорю – ну, потерпи, потом твоего сына будут называть «сыном Рогозина»…Это хорошо, когда ты чего-то добиваешься… Про меня тоже говорили – генеральский сынок. Но мне отец никогда ни в чем не помогал. Кроме одного.Он мне передавал знания и любовь к делу и к Родине.

- Алексею-то вы, наверное, помогли…

- Алексею я помогал тем же самым, прежде всего. Он закончил университет. Потом, когда я уехал в Брюссель работать постпредом России при НАТО, он вместе со своими молодыми друзьями и конструкторами создал первый частный оружейный завод «Орсис». Сейчас это лучшие снайперские винтовки, в ФСБ уже второй или третий год подряд выигрывают чемпионаты мира по снайперской стрельбе этими винтовками. У нас никогда, кроме СВД, ничего хорошего не было в плане снайперского оружия. А они сделали. На голом месте, с нуля.

- Да, тут папа бы не помог никак.

- Я в этом и не очень-то понимаю. Потом он уехал в Тульскую область на Алексинский химический завод и решил делать там карьеру… Вы бы видели этот «убитый» завод! Полез со своей командой в подвал, где застывала взрывчатка. Парни в течение нескольких суток в октябре ведрами вынимали эту взрывчатку. Потому что спасатели туда не пошли… Алексей Дюмин, губернатор Тульской области, когда узнал эту историю, сказал – за это парню орден надо давать!

- А зачем ее надо было вынимать-то?

- Потому что завод бы взорвался и город взорвался…

А я сидел с женой молились, чтобы ничего не произошло… После этого коллектив завода за него двумя руками. Он сделал образцовое предприятие, которое сейчас нормально зарабатывает. И на илюшинскую фирму он встал в условиях колоссального кризиса. Там за четыре года сменилось четыре директора, а объем работы в 300% от возможностей КБ. В тяжелейшем положении Воронежский авиационный завод, Ульяновске авиационный завод. Тогда я был вице-премьером и сказал Алексею: другому поручить не могу. Я прекрасно понимал все карьерные риски, которые будут у него, если…

- Так и на вас бы это отразилось…

- Оно и отразилось – и на нем, и на мне.

Но дело-то в другом. Мы-то, Рогозины, переживем все эти аппаратные интриги. Для нас главное другое.Я понял, что сын испытал счастье – он поднял самолет. Они это сделали, подняли самолет с минимальным количеством замечаний. И что теперь скептики скажут?

Я горжусь своим парнем. Они уже сдали первый самолет серийный в министерство обороны. То есть, задача, которую я ставил перед ним два года назад, им блестяще выполнена.

- Мне очень важно в нашем разговоре то, что вы упоминаете жену, сына…Мне кажется, что у вас семейная команда… Ваша жена Татьяна была, по-моему, инициатором идеи фанклуба Роскосмоса…

- Я вам скажу, откуда это появилось. Она говорит – мне надоело читать всю эту грязь, которую на тебя, на твою команду пишут, я же знаю, как вам тяжело достается… И это была ее такая чисто женская реакция… Мы с ней потом поговорили, посмеялись…

Но вы правы – да, конечно, семья живет этим.

Хотя моя супруга занимается своим делом – она пишет стихи, песни… Она в этом для меня непонятном мире общается…

- Подождите, вы ж тоже пишете стихи. И песни на них я слышал…

- Я пишу для того, чтобы чем-то занять себя в самолетах. Я с юности писал. Помню, еще в 10-м классе занял первое место на конкурсе стихотворного перевода – я переводил французскую поэзию, поэзию Поля Верлена. Поэтому с тех пор я пописывал, что называется. Да.

Я очень жалею, что отца сейчас нет в живых. И мамы. У меня отец всегда был советником. Я думаю, что он мне бы и сейчас очень многое подсказал.Я вырос на кухне, куда приходили выдающиеся люди.

- Вы где-то неподалеку от редакции «КП» жили?

- Да, на улице Марины Расковой. Отец был очень скромным человеком, в квартире у нас была газовая колонка с двумя ручками, не было мусоропровода. И мать сколько раз на него ругалась… а он говорил – отстаньот меня, Томочка… Он ушел из жизни и фактически ничего у меня и у сестры-то не осталось, библиотека только, его знания и память о нем светлая. Такие были люди в то время – настоящие. Настоящие коммунисты, если правильно сказать.Именно с верой в свою страну, в идею…

- Говорят, у вас появился телефон для анонимных жалобщиков?

- Я надеюсь, что решения по укреплению системы качества, надежности, дадут свои результаты. Я анализировал за последние 20 лет все аварии – а у нас был период, когда аварийность была намного выше, чем сейчас – это 2008-2009 год… Так вот, причины – в основном человеческий фактор. Мне говорили – Сергей Павлович Королев, например, поощрял тех, кто признавался в своих ошибках. Думаю, хорошо - в наших условиях если я сейчас тоже деньгами буду поощрять тех, кто станет признаваться в своих ошибках, люди будут специально совершать ошибки, чтобы заполучить деньги…

Поэтому мы сделали по-другому. Мы установили телефон доверия. Допустим, ты совершил ошибку, боишься, что она может привести к аварии, но не решаешься признаться. Набери телефон и скажи об этом…

- Что, уже звонят?

- Первые два месяца молчал. А теперь стали звонить.

- Правду говорят? Проверяете?

- Проверяем. Правда. Вроде работает.

- Это касается космических производств или больше стучат на бухгалтеров?

- Речь идет именно о производстве.

- Вы говорили, что против Роскосмоса ведется информационная война. Значит, на той стороне враг. И кто-то его финансирует. Сейчас принято обвинять в такой подрывной деятельности Америку. Но вы сами говорите, что с НАСА у вас прекрасные отношения. Тогда кто может за этим стоять?

- Думаю, дело не в организованном враге. Скорее, это дурная привычка к самобичеванию. Мол, нет пророка в своем отечестве… Все эти стенания: ах, мы тут все профукали, прости нас, Юра…

С другой стороны, я согласен с нашей пресс-службой, которая проводила исследования, чтобы понять откуда это все идет. Конечно, есть те, кому, наверное, не очень хотелось бы, чтобы ракетно-космическая промышленность России стала той, о которой мы мечтаем.

- Наши люди?

- И наши люди, в том числе… Вот, например, ракета «Ангара». Когда она полетела, тут же подкатили эти гряземеты и стали поливать… Почему? Я думаю, что на рынке реально могут опасаться этой ракеты. Я не сомневаюсь в том, что жесткая конкурентная борьба, цена которой сотни миллионов долларов, стоит того, чтобы заплатить 1 млн. долларов, например, продажной российской прессе, чтобы она поливала всех создателей этой ракеты и саму ракету.К спонсорам чёрного пиара против Роскосмоса и меня лично я бы отнёс некоторых бывших отраслевых руководителей и подрядчиков, которым мы просто не дали воровать.

Поверьте мне, я говорю то, о чем имею детальное представление.

Но когда пойдут первые успехи, вы увидите, как все это быстро поменяется.

- Вы не так давно подали в суд на издание, которое критиковало «Роскосмос»…

- Да какая критика? Грязь была откровенная… В любом деле должен быть профессионализм, во-вторых, ответственность.

Людям, которые интересуются новостями о стране или о российской космонавтике, я порекомендую пользоваться авторитетными источниками. Перепроверять полученную информацию – это два. И третье – обращаться к нам, к нашим новостным ресурсам. Роскосмос, наверное, на сегодня одна из самых, если не самая открытая, корпорация в нашей стране.

Я надеюсь, что переходный период в нашей отрасли завершится восстановлением высокого авторитета и репутации всех тех, кто работает у нас. Наши граждане будут гордится, что живем в стране, которая первой побывала в космосе.

- Когда ждать первых успехов?

- Да каждый успешный пуск – это успех. Каждый новый космический аппарат, выведенный на целевую орбиту – успех. Исправление ошибок, сделанных раньше –успех. Омоложение отрасли – это успех. Создание дивизионов, которые вводят единую техническую политику, – и это успех.

А самым большим успехом, конечно, для нас будет переход на новую технику, созданную руками молодых российских специалистов.