Письма с фронта

Кубань отмечает 75 лет Победы
ПАРТНЕРЫ ПРОЕКТА
21 апреля 1945 г.
21 апреля 1945 г.
Лети, моё письмо, на далёкий Кавказ, в родную станицу, и неси горячий привет всем моим родным и знакомым.

Здравствуйте, дорогие родные – мама, Майя и Рая, а также и все племянники. Сегодня я решил написать вам письмо, в котором хочу сообщить, что я жив и здоров, чего и вам желаю в вашей мирной обстановке, и всех успехов в обработке вашего огорода.

… Нам ещё надо жить, но Гитлер со своей сворой не дал нам пожить как следует, молодому поколению нашего Советского Союза. Ничего, он за это за всё отплатит своей шкурой. Скоро уже и конец гитлеровским разбойникам. Тогда опять вы заживёте мирной жизнью, а мне придётся устанавливать порядки, а потом срок службы кончится, и я приду домой, и тогда мы заживём как никогда, а сейчас – как можете сами, ничего не сделаешь, война. Пишите, как у вас насчёт хлеба, картофеля, в общем, всё это. Мне вас очень жаль, что вы остались одни, у вас в семье нет ни одного мужчины, чтобы помог.



Ответ на это письмо Анатолий Бандурко из станицы Отрадной Краснодарского края получить не успел. Он погиб 9 мая 1945 года.
Дорогие ветераны!
Уважаемые жители края!


От имени филиала «Краснодар бурение» ООО «Газпром бурение» и от себя лично сердечно поздравляю вас с Днем Победы!


Бои и победные залпы Великой Отечественной войны отгремели семьдесят пять лет назад. Но каждый год в этот день нас объединяют память, гордость за мужество и самоотверженность нашего народа в самой крупномасштабной и жестокой войне в истории человечества.

Сегодня в каждой семье хранится память о тех, кто насмерть стоял за каждую улицу, каждый дом, каждый рубеж Отчизны, кто сражался в жестоких боях под Москвой и Сталинградом, кто выстоял перед голодом и холодом в непокоренном Ленинграде, выжил в концлагерях и в оккупации, – их награды, фотографии, рассказы о Великой Отечественной войне бережно передаются из поколения в поколение.
Суровым испытанием Великая война стала и для нефтегазовой отрасли. Кубанские инженеры и многие квалифицированные рабочие уже с первых дней войны ушли на фронт. Другие – остались в тылу для обеспечения армии всем необходимым, а главное – обеспечением армии горючим, нефтепродуктами. Заслуга последних отнюдь не меньше, чем первых. Значение нефти на пути к победе было огромно. Без нефтепродуктов немыслимы ни армия, ни военно-воздушный, ни военно-морской флот.

Обращаясь к ветеранам Великой Отечественной войны, я хотел бы выразить глубокое уважение и безграничную признательность за совершенный вами великий подвиг, за ваш героизм и мужество, за жертвы и потери, за силу духа и стойкость характера, за то, что вы подарили нам свободную жизнь в родной стране, надежу и веру, возможность строить планы на будущее, растить детей. Сегодня мы стремимся быть достойными последователями ваших традиций, соответствовать вашему высокому нравственному уровню. Низкий вам поклон!

Сегодня в едином парадном строю – уже внуки и правнуки военного поколения. Наш долг и святая обязанность – сохранить память и гордость нашей великой истории!

Дорогие ветераны! Я искренне желаю вам долгих лет жизни, вашим родным и близким – счастья, благополучия и мирного неба.

С праздником Великой Победы, дорогие земляки!
Директор филиала «Краснодар бурение»
ООО «Газпром бурение»

А.П. Царёк

Воспоминания сотрудников
филиала «Краснодар бурение» ООО «Газпром бурение»
Дорогие ветераны –
фронтовики и труженики тыла, блокадники и узники концлагерей, дети войны и солдатские вдовы! Примите сердечные поздравления с 75-ой годовщиной Победы в Великой Отечественной войне от руководства и коллектива ООО «КНГК-ИНПЗ»!

Наша история знает немало славных дат. Но нет ничего дороже дня Великой Победы! Девятое мая – священный праздник для всех послевоенных поколений россиян – праздник, наполненный слезами ветеранов и трогательными улыбками детей, весенним цветением садов и яркими сполохами салюта.
В этот день мы вновь склоняем головы перед памятью павших на фронтах Великой Отечественной и адресуем слова сердечной благодарности тем, кто сегодня рядом с нами. Тем, кто выстоял, превозмог, преодолел. Тем, кто принёс в жертву свои молодость и здоровье, свои идеалы и стремления, свои мечты и надежды.

Год от года их – свидетелей величайшей трагедии в истории человечества – становится всё меньше. Они уходят, навсегда оставаясь в наших сердцах. Перелистывая страницы семейных альбомов, перечитывая письма и воспоминая участников тех страшных событий, мы сохраняем нашу национальную святыню – нашу общую память о Поколении Победителей.

Дорогие ветераны! Желаем вам доброго здоровья, душевного тепла и радостных дней! Спасибо Вам за нашу Победу! Пусть никогда не повторится война!
С уважением,
Президент ООО «КНГК-ИНПЗ»

Ю.А. Шамара

Воспоминания сотрудников ООО «КНГК-ИНПЗ»
В канун 75-й годовщины Великой Победы нашего народа над немецко-фашистскими захватчиками в Краснодаре вышел сборник писем защитников родины своим семьям, своим родным и близким. Автор этого масштабного и очень нужного труда краснодарский журналист Татьяна Василевская.

4 тома пронзительных искренних строчек из полевой почты. В этих опаленных войной фронтовых треугольниках не лгали и не кривили душой. В них вся суть советского человека – солдата-освободителя, труженика, созидателя.

Письма

Письма
Анатолий Дмитриевич Бандурко
– житель ст. Отрадной Краснодарского края. Погиб 9 мая 1945 г.
Анатолий Дмитриевич Бандурко
– житель ст. Отрадной Краснодарского края. Погиб 9 мая 1945 г.
21 апреля 1945 г.
Лети, моё письмо, на далёкий Кавказ, в родную станицу, и неси горячий привет всем моим родным и знакомым.

Здравствуйте, дорогие родные – мама, Майя и Рая, а также и все племянники. Сегодня я решил написать вам письмо, в котором хочу сообщить, что я жив и здоров, чего и вам желаю в вашей мирной обстановке, и всех успехов в обработке вашего огорода. Майя, вами я очень доволен, так как ещё получил три письма за февраль-месяц, но и за эти письма, хотя они и давнишние, очень благодарю. И теперь я понял, почему до меня так редко шли письма. Майя, жизнь моя протекает по-старому. Но теперь я комсомолец, уже два месяца как получил на руки комсомольский билет, тот билет, с которым смело идут в бой миллионы патриотов-комсомольцев. Майя, пропиши мне, получали ли вы справку, что действительно я нахожусь в армии. Если получили, так сообщи, выслал уже давно. Майя, получил сегодня письмо от Поли и посылаю ответ – вместе на один день вам и ей. Если интересуешься, что я ей написал, то попроси, она тебе даст, и ты прочитаешь. Получаю от Раи Сиденко, Нюси Алвицовой и от своих ребят, наверное, больше ожидать не надо, я-то и не дюже-то и гонюсь, мне лишь бы вы не отказались, а остальные для меня – ноль без палочки, не пишут, ну и не надо.

От папы получил недавно, пишет, что пока жив и здоров, а мне больше ничего и не надо – чтобы он был жив и здоров да возвратился с победой домой. Может, скоро и я пойду помогу добить раненого зверя. А то, может, на наше счастье и без нас обойдутся. Ещё наша жизнь впереди.

Нам ещё надо жить, но Гитлер со своей сворой не дал нам пожить как следует, молодому поколению нашего Советского Союза. Ничего, он за это за всё отплатит своей шкурой. Скоро уже и конец гитлеровским разбойникам. Тогда опять вы заживёте мирной жизнью, а мне придётся устанавливать порядки, а потом срок службы кончится, и я приду домой, и тогда мы заживём как никогда, а сейчас – как можете сами, ничего не сделаешь, война. Пишите, как у вас насчёт хлеба, картофеля, в общем, всё это. Мне вас очень жаль, что вы остались одни, у вас в семье нет ни одного мужчины, чтобы помог. Был один, и того уже скоро шесть месяцев как не стало.

В общем, оставайтесь живыми, крепкими и невредимыми, как и я. До свидания, целую всех крепко и несчётно раз. Остаюсь жив и здоров, как бык. Не обижайтесь. Анатолий Бандурко.
Сергей Михайлович Бушев (1900–1969)
– участник Гражданской войны в России, войны в Испании, генерал-майор. В феврале-октябре 1942 г. – заместитель командира 411-й стрелковой дивизии, командир 211-й отдельной курсантской стрелковой бригады, 23-й истребительной бригады, 10-й отдельной стрелковой бригады.
Сергей Михайлович Бушев (1900–1969)
– участник Гражданской войны в России, войны в Испании, генерал-майор. В феврале-октябре 1942 г. – заместитель командира 411-й стрелковой дивизии, командир 211-й отдельной курсантской стрелковой бригады, 23-й истребительной бригады, 10-й отдельной стрелковой бригады.
10 октября 1942 г.

Здравствуй, моя дорогая жинка!

Шлю тебе свой близкий, родной и боевой привет. Роднусенька, я здоров, живу по-боевому, на «отлично». Живу в земляночке, про жилища и думать перестал, зато живу, как вольная птичка, на свежем воздухе, весь день на солнце, и должен тебе сказать, это на меня действует благотворно.

Правда, при этом требуется небольшая привычка к шуму самолётов, причём нужно иметь музыкальный, как у меня, слух, чтобы отличить своих от чужих, да ещё и предусмотреть, какие гадости может и способен сделать враг, и нужно с гордостью поприветствовать своих сталинских соколов, которые фашистам жить не дают.

Необходимо уметь при необходимости укрыться от вражеских снарядов и миномётов, выследить и уничтожить их. Вот в такой работе уходит весь день, слушаем, учим слушать, выделять и уничтожать, да и уничтожаем этих паразитов не счесть сколько.

Стало быть, живём хорошо, ожидаем и готовимся к решительному разгрому всех бандитов, зарвавшихся на нашу землю.

Крепите тылы, будьте здоровы. Привет Саше и Лизе. До свиданья. Целую крепко.

Дмитрий Н. Васьковский
Дмитрий Н. Васьковский
21 апреля 1945 г.

Краснознамённый Балтийский флот.

Здравствуй, родная моя Тонюшка, здравствуй, милая Ларонька!

Передо мной альбом с фотокарточками. Здесь на фотобумаге запечатлено то, что было ещё так недавно наяву. Смотрю и вспоминаю всё последовательно, начиная с 1932–1933 г.: наши наивные встречи, переписка, период зрелости, твой приезд в Сарабуз. Наконец, Севастополь, Ларонька, наша милая славная доченька. Как хорошо, что она есть у нас. Жаль, что ей много придётся перенести, но зато она будет счастлива в будущем. Кончится кровопролитие, и народ заживёт по-человечески.

Милая Тонюшка! Совсем недавно мы говорили с тобой о войне, как о чём-то обычном, простом… Тогда ещё не пахло порохом и дымом. Содрогались, лишь когда смотрели кинофильмы.

А вот она, эта проклятая война, навязана нам. Навязана неожиданно, вероломно, самой разбойной страной – фашистской Германией. Вопрос поставили так – жизнь или смерть. Середины быть не может. И, конечно, враг будет разбит. Нужно время.

От мамы ничего не получал после 7.8.41 г. Если послушали мой совет, то сейчас должны быть у Бочаровых. Получила ли ты аттестат и справку? Послал, как прибыл из Т. 25-26 авг. Посылку послать не могу. Нельзя.

Находишься ли ты на действительной военной службе или нет? Береги Лароньку. Держи связь с Бочаровыми. Все твои письма получаю. Пишу тебе много. Целую обеих. Митя.
Фёдор Назарович Великанов (1917–1952)
– радист 2-го класса, начальник радиостанции, парторг батареи, уроженец д. Ткальино Горьковской области. Призван в Красную армию в мае 1939 г. С 1939 по 1940 гг. учился в полковой школе. Участник Финской кампании. На фронте с 1941 г. Воевал на Карельском и 2-м Белорусском фронтах. Награждён орденом Отечественной войны II степени, медалями «За отвагу», «За оборону Советского Заполярья», «За боевые заслуги», «За победу над Германией». Демобилизован 20 марта 1946 г. Погиб на Курилах в 1952 г. Письма адресованы Тамаре Павловне Безрукавой, работавшей радисткой, с которой он познакомился заочно, услышав её голос в эфире. Они долго переписывались, а после войны поженились.
Фёдор Назарович Великанов (1917–1952)
– радист 2-го класса, начальник радиостанции, парторг батареи, уроженец д. Ткальино Горьковской области. Призван в Красную армию в мае 1939 г. С 1939 по 1940 гг. учился в полковой школе. Участник Финской кампании. На фронте с 1941 г. Воевал на Карельском и 2-м Белорусском фронтах. Награждён орденом Отечественной войны II степени, медалями «За отвагу», «За оборону Советского Заполярья», «За боевые заслуги», «За победу над Германией». Демобилизован 20 марта 1946 г. Погиб на Курилах в 1952 г. Письма адресованы Тамаре Павловне Безрукавой, работавшей радисткой, с которой он познакомился заочно, услышав её голос в эфире. Они долго переписывались, а после войны поженились.
30 декабря 1942 г.

Добрый день! Здравствуй, дорогая Тома!

Шлю тебе горячий, сердечный, фронтовой привет из далёкой снежной Карелии. Спешу тебе сообщить, что в настоящее время я жив, здоров, чувствую себя замечательно, часто вспоминаю тебя. А когда бывает на душе тоскливо и грустно, возьмёшь, прочтёшь твоё первое письмо, и опять невольно предашься мечтам. От этих мечтаний и на душе становиться легче, настроение заметно улучшается.

В настоящее время, дорогая Тома, представь себе, как я жду и с какой страстью твоего письма. И вот всё же решил, дорогая, написать тебе ещё одно письмо, ввиду того, что расстояние до тебя порядочное. Взад и вперёд письма ходят долго, а так время сократится наполовину, так как ты отвечать будешь на моё письмо, если тебе, Тома, скучно будет. Вдруг по каким-то причинам, возможно, долго не будет от меня ответа – так, конечно, не должно быть, но исключать случайностей нельзя – то прошу, Тома, писать. Для меня это счастливая минута, когда от тебя вручают письмо, это ещё большая радость. И ответного письма от тебя не могу дождаться, да тем более, почему-то у меня есть большая надежда на то, что твоё дорогое для меня фото я увижу в письме. Как только получу от тебя, Томочка, фото, немедля вышлю свою фотокарточку, правда, она у меня не особо интересная, ну там сама увидишь. И когда обменяемся своими фото, посмотрим друг на друга, и каждый из нас сделает своё заключение. Конечно, впечатления друг другу напишем.


Я, Тома, в посланном письме вкратце о себе написал, возможно, если для тебя ещё недостаточно, то добавлю: физически я крепкий, на вид здоровый, на телосложение не обижаюсь. Рост немного выше среднего, цвет волос русый. В общем, обыкновенный парень из средней России. По нации – русский. Этого, кажется, достаточно, не правда ли, Тома? Конечно, некоторые особенности охота, дорогая Тома, узнать и о тебе. В этом мы постараемся быть более откровенны.

Что, Тома, о себе пишу, уверяю тебя, что сомнений у тебя не должно возникнуть, всё правда, за это отвечаю. Врать я никогда и никому не врал, тем более тебе, дорогой девушке, которую я так уважаю. Ты пишешь, что ты член ВЛКСМ, ну а я малость повыше в этом отношении. К тебе явился я через это, можно сказать, «странное» знакомство только с открытым сердцем и чистой душой, это только так и не иначе.

Томочка, теперь малость о боевых делах у нас: дела идут сравнительно неплохо, фрицам слегка подсыпаем перчику. Выгоняем их на морозец из своих нор. Но моя мечта, Томочка: эх, сейчас бы быть на тех решающих направлениях, на Центральном фронте, где идут жестокие бои. И мстить проклятому врагу за тебя, за твою семью, за весь наш народ. Но, видно, ничего не поделаешь, где поставлен, там и выполняй честно долг свой. Мало ли где охота быть, всех не удовлетворишь. Мы громили и будем громить этих гадов и здесь, и в любом другом месте.

Дорогая Тома! Через день наступает Новый год, год 1943-й! И я позволю себе поздравить тебя с этим волшебным праздником. И хочу пожелать тебе счастья и благополучия во всём! Будем надеяться, Томочка, что в 1943 году фашистское зверьё уничтожим и, конечно, встретимся с тобой. Это будет самая большая радость и счастье для меня!

А сейчас, дорогая Томочка, не откажи в одном. С Новым годом я тебя поздравил и позволю себе крепко-крепко тебя поцеловать в цветущие алые губки и обнять. Когда я пишу об этом, мысленно всё переживаю, ощущаю твою близость около своего сердца.

Вот пока, Томочка, всё у меня на сегодня к тебе. Жду с нетерпением ответа твоего. Крепко целую ручку.

С горячим приветом, Федя.

Сергей Иванович Зинаков (1924–1943)
– старший лейтенант. На фронт ушёл после 9-го класса в июле 1941 г. Окончил Воронежское училище связи. В 1942 г. стал начальником связи батальона. Погиб 3 марта 1943 г. в п. Крюки Орловской области.
Сергей Иванович Зинаков (1924–1943)
– старший лейтенант. На фронт ушёл после 9-го класса в июле 1941 г. Окончил Воронежское училище связи. В 1942 г. стал начальником связи батальона. Погиб 3 марта 1943 г. в п. Крюки Орловской области.
Мария Алексеевна Антошкина (1905–1989)
учительница средней школы № 10 ст. Красноармейской (в настоящее время – средняя школа № 1 ст. Полтавской). Жила на Полтавщине, позже переехала с мужем и тремя дочерьми на Кубань. Пережила оккупацию. Преподавательской деятельности отдала 52 года. Награждена медалями «Ветеран труда», «Отличник народного просвещения», множеством благодарностей и грамот. Во время войны многие её ученики, ушедшие на фронт, писали любимой учительнице письма. Эти письма переданы нам МКУК «Музей истории ст. Полтавской».
Мария Алексеевна Антошкина (1905–1989)
учительница средней школы № 10 ст. Красноармейской (в настоящее время – средняя школа № 1 ст. Полтавской). Жила на Полтавщине, позже переехала с мужем и тремя дочерьми на Кубань. Пережила оккупацию. Преподавательской деятельности отдала 52 года. Награждена медалями «Ветеран труда», «Отличник народного просвещения», множеством благодарностей и грамот. Во время войны многие её ученики, ушедшие на фронт, писали любимой учительнице письма. Эти письма переданы нам МКУК «Музей истории ст. Полтавской».
13 августа 1941 г.

Здравствуйте, Мария Алексеевна!

На днях я получил от Вас письмо, которому был безгранично рад. Я не ожидал такого тёплого Вашего отношения ко мне. Мне Ваше письмо придало много сил и энергии. Я с первого же дня решил твёрдо исполнять все Ваши советы.

Мария Алексеевна, лучшего человека, чем Вы, я не встречал. Я знаю, что моя мама была у Вас, и Вы читали ей моё письмо. Я знаю также, что над письмом Николая Кузнецова Вы плакали. Мария Алексеевна, нет слов, чтобы выразить мою Любовь к Вам. Я решил быть таким, как Вы...

Недавно я был назначен командиром отделения, а это значит, что мне доверили жизнь и судьбу людей, за которых я несу ответственность. Учимся мы ускоренными темпами, потому что этого требует военная обстановка – чтобы в любую минуту мы были готовы к борьбе с немецкими захватчиками. Уже свыкся с военной жизнью. Передавайте привет всем девочкам нашего класса, и особенно Вашей Кате...

Мария Алексеевна, у меня замечательная мама, если увидите её, спросите, как она чувствует себя, и напишите это мне. Она имеет привычку свои чувства скрывать.

Передавайте привет маме Николая. Ваш воспитанник Сергей Зинаков.

Павел Давидович Коган
(4 июля 1918 г. – 23 сентября 1942 г.)
– советский поэт, автор широко известной песни «Бригантина». Родился в Киеве, затем переехал с семьёй в Москву. В 1936–1939 гг. учился в Московском институте философии, литературы и истории. Из-за близорукости был освобождён от призыва, но ушёл на фронт добровольцем, был военным переводчиком полкового разведотряда. На сопке Сахарная Голова под Новороссийском лейтенант Павел Коган и возглавляемая им разведгруппа попали под обстрел. В этом бою Павел Коган был убит.
Павел Давидович Коган
(4 июля 1918 г. – 23 сентября 1942 г.)
– советский поэт, автор широко известной песни «Бригантина». Родился в Киеве, затем переехал с семьёй в Москву. В 1936–1939 гг. учился в Московском институте философии, литературы и истории. Из-за близорукости был освобождён от призыва, но ушёл на фронт добровольцем, был военным переводчиком полкового разведотряда. На сопке Сахарная Голова под Новороссийском лейтенант Павел Коган и возглавляемая им разведгруппа попали под обстрел. В этом бою Павел Коган был убит.
12 марта 1942 г.
...Столько видел и пережил – сожжённые немцами сёла, женщины, у которых убиты дети, и, может быть, главное, – людей в освобождённых сёлах, которые не знали от радости, куда нас посадить, чем угощать. Нам всегда казалось, что мы всё понимаем. Мы и понимали, но головой. А теперь я понимаю сердцем. И вот за то, чтоб на прекрасной нашей земле не шлялась ни одна гадина, чтоб смелый и умный народ наш никто не смел назвать рабом, за нашу с тобой любовь я и умру, если надо. Но лучше я сам отправлю на тот свет любителей чужой земли... Мне нужно жить. Я хочу увидеть тебя. После войны будет столько работы. Хотел написать о любви, и вышло вот что.

Мне хочется отослать тебе кусочек этой фронтовой ночи, простреленной пулемётами и автоматами, взорванной минами. Ты существуешь в ней рядом со мной. И спокойная моя бодрость наполовину от этого... А в трёхстах метрах отсюда – опоганенная вражьими сапогами земля. Край, в котором я родился, где в первый раз птиц слышал. Так вы и существуете рядом – любовь моя и ненависть моя
Март 1942 г.
Знаешь, здесь оказалось, что сумбурная наша юность мудрей, чем мы предполагали. Об очень многом мы очень правильно догадывались.

О себе писать трудно. Живу. Бодр. Воюю. В феврале был контужен, провалялся в госпитале месяц. Теперь опять в «полной форме». Очень много видел, много пережил. Научился лютой ненависти.

Нам с тобой вдвоём нет пятидесяти. А я живучий, я выживу. У нас с тобой ещё столько впереди. Ещё и книги будут, и у моря мы с тобой побродим. В госпитале один раненый (он никогда, наверно, не читал Гёте) кричал, как Гёте перед смертью: «Свету! Свету!» И прав – в мире должно быть светло. И будет! Я никогда не знал, что так люблю жизнь... Если б надо было всё начинать сначала, я опять добивался бы принятия в школу, отправки на фронт. Мы воюем за право на труд, любовь и счастье.
Василий Фёдорович Коротков (1920 г.р.)
– уроженец ст. Кавказской Краснодарского края. Окончил Кропоткинскую ветеринарно-зоотехническую школу. Призван в армию в 1940 г. Воевал на Юго-Западном, Закавказском, Северо-Кавказском, 3-м Украинском фронтах. Прошёл путь от Моздока до Киева, принимал участие в освобождении Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии, Австрии, Германии. Награждён орденами Красной Звезды, Отечественной войны I степени, медалями «За оборону Кавказа», «За оборону Киева», «За Победу над Германией».
Василий Фёдорович Коротков (1920 г.р.)
– уроженец ст. Кавказской Краснодарского края. Окончил Кропоткинскую ветеринарно-зоотехническую школу. Призван в армию в 1940 г. Воевал на Юго-Западном, Закавказском, Северо-Кавказском, 3-м Украинском фронтах. Прошёл путь от Моздока до Киева, принимал участие в освобождении Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии, Австрии, Германии. Награждён орденами Красной Звезды, Отечественной войны I степени, медалями «За оборону Кавказа», «За оборону Киева», «За Победу над Германией».
1 января 1945 г.

Привет с Венгрии!

Здравствуй, моя дорогая Надюша!

Сообщаю тебе, что я пока жив и здоров. Сегодня получил от тебя письмо, которым остался очень доволен и за которое чистосердечное спасибо. Желаю отличных благ, как в здоровье, так и в работе.

Да, прости, дорогуша, поздравляю тебя с Новым 1945 годом. Этот год должен быть годом окончательного разгрома фашизма. Теперь перед нами стоит последняя миссия – добить немецкого зверя в его берлоге и водрузить знамя победы над Берлином. Это будет выполнено нами и выполнено в кратчайший срок. Тогда Москва просалютует о конце войны.

Новый год я провёл, в основном, неплохо. Но и хорошего также ничего не было. С Федей не виделись. Он сейчас в 50 км от меня. На днях встретимся. Из дому ни звука. Что с родными – не знаю.

Получен ответ от командира соединения с отказом. Поехать, оказывается, не придётся. Домой много пишу, но ответа ещё нет. Сам всё время расстроен и рассеян. Возможно, и в этом письме что-то не так – прости. Привет от И.И. Он сейчас болен.

На этом заканчиваю. Привет дорогим нашим родным: папе, маме, сёстрам, Вале и семье Власика. Пиши о здоровье своём и родных. С приветом, целую крепко, твой Вася.
Поликарп Ефимович Кузнецов
– уроженец села Александровского Ставропольского края, майор. С начала войны работал военным инструктором. В 1942 г. окончил Военную академию Красной армии им. М.В. Фрунзе. С конца 1942 г. – на фронте. Воевал на Моздокском направлении, освобождал Минеральные Воды, с. Александровское, сражался на «Голубой линии», первым форсировал Сиваш в ноябре 1943 г. Начальник разведки корпуса П. Кузнецов погиб при освобождении Севастополя 8 мая 1944 г. Награждён орденом Отечественной войны I степени посмертно.
Поликарп Ефимович Кузнецов
– уроженец села Александровского Ставропольского края, майор. С начала войны работал военным инструктором. В 1942 г. окончил Военную академию Красной армии им. М.В. Фрунзе. С конца 1942 г. – на фронте. Воевал на Моздокском направлении, освобождал Минеральные Воды, с. Александровское, сражался на «Голубой линии», первым форсировал Сиваш в ноябре 1943 г. Начальник разведки корпуса П. Кузнецов погиб при освобождении Севастополя 8 мая 1944 г. Награждён орденом Отечественной войны I степени посмертно.
26 января 1943 г.

Здравствуй, милая Раечка, Юрик, Авиета и Вовик! Сообщаю, что я нахожусь в том городе, где я учился в техникуме. Жив-здоров, желаю вам наилучшего в жизни. Всё следуем вперёд, враг бежит и, как весь израненный зверь, пытается спасти свою шкуру, но уже поздно. С Кавказа ему не уйти, он будет полностью истреблён.

Раечка, возможно, буду в Тихорецке и Краснодаре. Пока особенно нового ничего нет, все остальные известия будут вам известны по радио. Живи весело и не скучай. Теперь ты на освобождённой территории, немцам больше здесь не бывать. Привет Григорию Ефимовичу, его жене, Даше, Нюсе и Славику.

Крепко целую. Остаюсь твой, Павлик Кузнецов.

25 сентября 1943 г.
Здравствуйте, рыженькая Раечка, Вова, Авиеточка и Юрик! Как живёте? Я от вас пока ничего не получаю, очевидно, потому, что всё время идём с боями вперёд. Вам пишу часто. Пока всё в порядке, жив и здоров.

Рая, скоро, очевидно, придётся побывать в Молдавии. Уже видно, как плещут седые волны Днепра, украинский народ измученный, со слезами на глазах, с величайшей радостью встречает нас, освободителей. Под гром разрывов снарядов и мин, когда ещё бой в полном разгаре, можно видеть, как выходят из-под земли с измученным видом и радостью на сердце освобождённые люди, находящиеся под двухлетним немецким игом.

Рая, всего описать невозможно. Пожелай нам всего хорошего, чтобы успешнее мы уничтожали немцев.

Привет Григорию Ефимовичу и его жене Фене.

Напиши от меня родителям письмо. До свидания! Павлик Кузнецов.

20 ноября 1943 г.
Добрый день, моя дорогая семья! Рая, никак не могу от тебя получить письма. Где только они задерживают? Я пока жив и здоров, того и тебе желаю. Продолжаем громить немцев, румын и других сволочей. Погода у нас в Крыму не совсем тёплая, холодновато, но терпимо. Жду ответа из Москвы, результаты утверждения на звание Героя Советского Союза.

Пока живём по-старому, т.е. по-фронтовому. Желаю наилучшего в жизни. Может быть, скоро обратно встретимся. Я думаю у тебя в <…> побывать. До свидания! Остаюсь твой, Павлик Кузнецов.

Посылаю тебе трофейную открытку, если из девушек никто не вытащит.

Сергей Артёмович Маркосьянц (1925–1977)
– прозаик, член Союза писателей СССР. Родился 8 июня 1925 г. в г. Миллерово Кубано-Черноморской области. Жил в ст. Кущёвской, откуда в 1942 г. добровольцем ушёл на фронт. Прошёл боевой путь от рядового бойца-автоматчика до командира стрелкового взвода и роты, был комсоргом батальона. Воевал на Южном, 4-м и 3-м Украинском, 1-м Белорусском фронтах. Победу встретил в Берлине. Награждён орденами Красной Звезды, Славы III степени, медалями. После окончания войны работал в районной газете, был ответственным секретарём Краснодарской краевой писательской организации. Автор книг «Услышьте, люди!», «Пехота, не пыли!», «За тридевять земель», «К оружию!», «До свидания, лейтенант».
Сергей Артёмович Маркосьянц (1925–1977)
– прозаик, член Союза писателей СССР. Родился 8 июня 1925 г. в г. Миллерово Кубано-Черноморской области. Жил в ст. Кущёвской, откуда в 1942 г. добровольцем ушёл на фронт. Прошёл боевой путь от рядового бойца-автоматчика до командира стрелкового взвода и роты, был комсоргом батальона. Воевал на Южном, 4-м и 3-м Украинском, 1-м Белорусском фронтах. Победу встретил в Берлине. Награждён орденами Красной Звезды, Славы III степени, медалями. После окончания войны работал в районной газете, был ответственным секретарём Краснодарской краевой писательской организации. Автор книг «Услышьте, люди!», «Пехота, не пыли!», «За тридевять земель», «К оружию!», «До свидания, лейтенант».
31 декабря 1944 г.

Здравствуйте, дорогая мамочка и сестрица Анечка!

Примите от меня поздравление с Новым годом.

Пусть этот наступающий год будет годом нашей встречи, нашего счастья.

Дорогие мои, я твёрдо уверен, что в этом году мы будем много счастливее. В этом году должны окончиться наша разлука, наши мучения и страдания. Сейчас, когда я пишу это письмо, вы уже, наверно, готовитесь встречать Новый год. Я знаю, что в этот день будет много радости, но и много будет пролито материнских слёз по тем, кто защищает на фронте радость этого праздника.

Дорогие мои, до скорой встречи!

Ваш Сергей.

Привет и поздравление всем знакомым.

Всеволод Альбертович Михельсон
(31 марта 1911 г. – 20 января 1997 г.)
– доктор филологических наук, профессор, автор более 90 научных трудов по русской литературе. В 1930 году окончил литературно-лингвистическое отделение Краснодарского пединститута; в 1934 г. – аспирантуру при Московском педагогическом институте им. В.И. Ленина. С 1935 г. работал в Краснодарском пединституте (ныне Кубанский государственный университет), где более сорока лет заведовал кафедрой русской литературы. В 1942 г. ушёл на фронт. Окончил курсы младших лейтенантов, затем Военный институт иностранных языков. Служил военным переводчиком в 16-й гвардейской воздушно-десантной бригаде. Воевал на Карельском фронте, форсировал реку Свирь, за что в августе 1944 г. был награждён орденом Красной Звезды. С января 1945 по апрель 1945 г. участвовал в боях под Бреслау (Вроцлав). В октябре 1945 г. вернулся к преподавательской работе в Краснодарском педагогическом институте. Доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой русской литературы В.А. Михельсон воспитал достойную смену учеников, ставших прекрасными учителями, писателями, журналистами, учёными.
Всеволод Альбертович Михельсон
(31 марта 1911 г. – 20 января 1997 г.)
– доктор филологических наук, профессор, автор более 90 научных трудов по русской литературе. В 1930 году окончил литературно-лингвистическое отделение Краснодарского пединститута; в 1934 г. – аспирантуру при Московском педагогическом институте им. В.И. Ленина. С 1935 г. работал в Краснодарском пединституте (ныне Кубанский государственный университет), где более сорока лет заведовал кафедрой русской литературы. В 1942 г. ушёл на фронт. Окончил курсы младших лейтенантов, затем Военный институт иностранных языков. Служил военным переводчиком в 16-й гвардейской воздушно-десантной бригаде. Воевал на Карельском фронте, форсировал реку Свирь, за что в августе 1944 г. был награждён орденом Красной Звезды. С января 1945 по апрель 1945 г. участвовал в боях под Бреслау (Вроцлав). В октябре 1945 г. вернулся к преподавательской работе в Краснодарском педагогическом институте. Доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой русской литературы В.А. Михельсон воспитал достойную смену учеников, ставших прекрасными учителями, писателями, журналистами, учёными.
6 октября 1942 г.

Дорогая Мария Васильевна! Вторично пишу вам в надежде найти следы Лидочки, которая должна была вам написать. Лидочка – самая большая моя привязанность, самое дорогое в моей жизни. Только бы выбралась она из военной суматохи и добралась до вас… Лидочка вышла из Краснодара пешком в первых числах августа, дней за пять до падения города, с эшелоном нашего института, с ними были четыре подводы, человек 25 шло самих научных работников, многие из них – очень милые люди, среди них – сотрудник нашей кафедры И.И. Кравченко, его жена и сын, Богданович с дочкой и женой и ряд других. Не все из ушедших внушают мне доверие, многие из них были собутыльниками тех сволочей, которые впоследствии остались у немцев. Мать и сестра двинуться не смогли. Старуха в последние дни была уже совершенно на себя не похожа. Наверное, я уже их потерял. Надеюсь, что я и вы сохраним самое для нас ценное – Лидочку. Она шла по маршруту: Сочи – Сухуми – Тбилиси – Баку. Если она спокойно дошла до Туапсе, значит, она дошла благополучно. Я от Краснодара сохранил ключ от комнаты, носовой платок и пару носков, больше ничего у меня нет, ни одной Лидочкиной карточки. Прошу вас, пришлите парочку Лидиных фото. Может быть, не так далеко то время, когда мы выбьем румынско-немецкую сволочь из родного города и родной земли. Может, ещё суждено нам быть счастливыми, а если не нам, то другим нашим людям на нашей земле. А пока надо много и много для этого сделать. Ув. вас Михельсон.

1942 г.

Дорогие мои Лидочка и Мария Васильевна! Целую мою дорогую девочку, отчаянную путешественницу… за жизнь которой я очень и очень опасался. Молодец, Лидка! Дай лапу. Вынесла все трудности и добралась до пристани. Когда вы ушли, мне стало известно о десантах в Белореченской и Армавире, а вы приняли именно этот маршрут. Как я себя ругал, что не настоял на маршруте на Горячий Ключ. Я начал наводить справки, написал в Сочи, в «Большевик», секретарю редакции, он мне ответил: «Нет, группы П.И. в Сочи не было», и в Крайисполкоме ничего не знают… А теперь я спокоен и счастлив. От сердца отлегло. Мало надежды, что наши выживут в Краснодаре, но пока хочу надеяться. Коша, пришли мне обязательно свою фотокарточку, так как у меня вытянули бумажник, и я лишился всех документов и твоей мордочки…

Я два месяца провёл в окопах на передовой и получил повышение, стал писарем штаба батальона «в уважение» к моей квалификации. Теперь живу в блиндаже от передовой на 800 метров. Я узнал всё: румынскую «музыку» и ночь под дождём, и день под дождём, без костров, и снова такая ночь, и снова, и представь себе, никакого гриппа. Здоров, как вол. Когда-то увидимся?

Но смотри, если ты найдёшь своих старых кавалеров или вообще какую-нибудь тыловую крысу, то смотри, я теперь увешан гранатами и автоматами, и эту тыловую крысу застрелю и вообще могу в Кирове наделать много шума. Без шуток, тем, кто мать и сестру выдал, вернусь в Краснодар, весь двор перестреляю, как собак. Отношение ко мне со стороны начштаба, бойцов очень хорошее…

16 декабря 1942 г.

Родненькая Лидочка! Целую и жму лапу! Получил твои письма, напиши скорее, как шла, как миновали прифронтовую полосу, как ехалось дальше, как тебя там обокрали. Как с тёплым пальто? Я ещё в Краснодаре очень волновался о твоей судьбе. Под Армавиром развернулись десантные операции, ну, думаю, попадут под десант. В городе многие сволочи, а институт оказался притоном подлых изменников, распускали тревожные слухи, например, что на вас напало стадо эвакуированных быков, Кириенко убит, лошади убиты, а судьба остальных неизвестна, или что Флюстикова кому-то прислала письмо, что вы возвращаетесь, и т.д. Но вот всё в порядке, и я счастлив. Как я живу? Вот сейчас ночь, я сижу в блиндаже и пишу тебе письмо, как видишь, черниламм, всё оборудовано, как часы.
Повар рассказывает о службе в царской армии, два старших лейтенанта слушают его, матерясь от восхищения в наиболее интересных местах, телефонист кричит: «Байкал, Байкал, Юпитер, не мешайте!» А я под румынскую музыку пишу письмо. «Скрипачи», «мамалыжники» – называют бойцы румын. А один командир роты в донесении так и написал: «Убито 13 сопливых». День и ночь уже привычный оркестр: громыхают «Катюши», рявкают немецкие четырёхствольные «Ванюши», бухают миномёты и прочие инструменты. А ночью иллюминация, всю ночь ракеты, трассирующие пули, как в горсаду «Море огня». В общем, весело и сердито. А письмо преспокойно пишется. Я сейчас работаю агитатором, хожу по землянкам и блиндажам, дотам и дзотам, веду беседы с бойцами, большей частью, не на литературные, а на политические темы. Бойцам нравится. Непосредственно на передовой сейчас не нахожусь, но живу очень близко и бываю ежедневно. Любаша осталась в Краснодаре. Ника проектировала ехать с ней в одну из близлежащих горных станиц и была права, немцев туда не впустили, но выехать им не пришлось. Лаптевы, Руфины, Очереты остались у немцев, Бескровный, очевидно, дезертировал после призыва. По крайней мере, Варвара его ждала. Мать их… Мы им ещё припомним. (Перехожу на трофейную открытку). Недавно ребята разбили немецкий блиндаж. Убили матёрого немчуру, офицера, судя по фото – помесь совы, шакала и крокодила. Забрали оружие, сигареты и шоколад, ром, бумагу и открытки, и одеколон, бритвы и пр. На днях поймали «языка», румына. Говорит по-русски. Я ему говорю: «Скоро Бухарест капут!» «Да, да, – отвечает, – ой, ой, румын, гайда Бухарест, капут, капут». Всякие дела поглощают внимание и время. Обстановка боевая. Но в минуты отдыха засосёт, и вспоминается совсем другое: недавнее милое прошлое. Я прихожу домой, ты меня узнаёшь по походке и высовываешь свою милую головку в дверь. Над столом горит лампа, в комнате приятно, кипит наш чайничек, стоит твой королевски приготовленный жареный лук, мы идём по тёмной-тёмной улице за сушками и вообще на добычу. Лежат мои горы книг. Всё пропало, всё надо начинать заново, если живы останемся. Но это наживём, станем старше, закалённее, опытнее, умнее, хлебнём горя и будем лучше чувствовать счастье, узнаем одиночество и будем больше ценить друг друга. Отдадим много сил своей стране и народу и научимся ещё ревностнее служить родине. Целую, мою дорогую, бесценную девочку, жду письма, фото. Севка.
Читать все письма Всеволода Михельсона
16 декабря 1942 г.

Здесь, в землянке, над которой всю ночь шумят дубы, гудят и стонут от норд-оста, а их заглушает бессменный оркестр пулемётов всех калибров, миномётов всех калибров, автоматов и прочего музыкального инструмента, сижу я и строчу тебе письмо. Пишу моей Коше часто и много, как выдаётся свободная минутка… Твои милые письма приносят много радости, бодрости... семейного, уютного, мирного прошлого и будущего, во что я твёрдо верю. Смерть летает над нашей головой и бродит за нами по пятам. Может быть, она, эта привезённая к нам фашистами старуха, и звезданёт меня миной или пулей румынского автоматчика. Но эта смерть, грозная и сверкающая металлом, смотрит с мушки советского <...>. Разной немецко-румынско-кубанской падали и дохлятины иностранной валяется вокруг в достаточном количестве. У немцев на поясах, на бляхах написано: «С нами Бог», а с нами – Родина, любовь, добрые пожелания всех близких и всего народа, а со мной – твоя драгоценная, трижды дорогая любовь. В новой обстановке я прижился, привык, всё это стало своим, родным, тем, что заменяет дом, семью, таким дорогим и близким. Я в прекрасных отношениях с бойцами, и уже знаком весь полк. Куда ни придёшь, всюду знакомые. Живу себе поживаю, воюю, сколько сил имею. И не намерен плакаться… Бойцы любят мои беседы и с удовольствием слушают. Проводил беседы на темы: «Наша уверенность в победе», «Европа под игом Гитлера»… Беседа в 300 метрах от кукурузных румынских вояк и мышиных немецких мундиров – это новая форма лекций, к которой я уже привык. Румынско-немецкой дохлятины насмотрелся я вдоволь, и приятно смотреть, хотя, ты знаешь, я человек не кровожадный. Одному на днях отстрелили яйца, так и помре без яиц, его румынская мадам, карточки которой у него были, может купить себе теперь пару яиц на базаре, если Гитлер не все яйца из Румынии вывез. А от одного осталось 1,5 кило кукурузных мозгов, а брюхо и прочие внутренности друзья утащили. Румын без мозгов теперь стоит и скучает. Ну, довольно о кукурузных яйцах и мозгах. …Спасибо за посылку, хоть не получил ещё, но предвкушаю. Там ещё одному старшему лейтенанту идёт. Мы с ним обдумываем общий банкет. До свидания.
13 февраля 1943 г.

Дорогая Коша и уважаемая Мария Васильевна! Поздравляю вас со взятием нашими доблестными войсками Краснодара. Минуты, когда я услышал это известие, были счастливейшими минутами моей жизни. Ночью мы давали салют в честь войск, ворвавшихся в Краснодар. Всё гремело. Я немедля написал письмо нашим. Как-то они? Живы ли? Что-то моё сердце чует беду. Второе письмо я написал в учреждение, которое находилось на Пролетарской, о некоторых наших знакомых и их делах. Пусть, если они не бежали с немцем, понесут должную кару. А то, пожалуй, начнут маневрировать, изображать из себя пострадавшую интеллигенцию, клясться в верности советской власти и т.д. Им, в особенности этой проститутке Очерету, не привыкать. Пока не предавай это широкой гласности. Не пиши Бронштейнам и другим. Но факт именно таков. Старик Рахинский оказался честнее и дальновиднее политикана Очерета и надутого кандидата кулацких наук Бескровного, который, вообще говоря, был глуп, как чурбан и сивый мерин, а хитёр, как сто змей. Но они, как «фюрер-балда», которому они стали поклоняться, не могли оценить сил и любви к родине Советского народа, потому что они своими гнилыми сердцами не любили, а ненавидели её и народ. Повторяю. Старик, которого они изображали преглуповатым и над которым иронизировали, оказался умнее и честнее их. А за помощь тебе ему большое спасибо. Жаль, что нет его адреса. В Адлере он бы не продержался, работать негде и шамать также нечего. Я должен был ехать учиться. И я решил учиться – воевать так воевать. Хотя мне говорили, что не отпустят из армии после войны, что мне это не выгодно. Но, во-первых, надо дожить до «после войны», а это проблема немалая, а во-вторых, я думаю, после войны переведут в запас, а в-третьих, если не отпустят, то буду выгодным мужем, помнишь, «и золотой мешок, и метит в генералы». Однако, поскольку сейчас горячее время настало, страдная военная пора, то, думаю, и не пошлют, так как некогда. Мы сейчас все поём песенку «Землянка», она подходит к нашей обстановке и жисти. Знаешь ли ты её: «Вьётся в дымной печурке огонь, на поленьях смола, как слеза, и поёт мне тихонько гармонь про улыбку твою и глаза». И дальше в этом роде: «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти – четыре шага». Грустная и хорошая песня. Тебя, мой светик, тысячу раз целую. Масла и мёда не получил, да, наверно, не получу. Они где-нибудь утрусились и усушились. Напрасно выслала. Я уж раз тебя за это ругал. Ругаю вторично. Получила ли ты деньги? Фото получил оба. Благодарю. Ты мне доставила много радости. Желаю всего лучшего. Сева.
9 апреля 1943 г.

Родная моя Коша! Вторично посылаю тебе свой полевой адрес: полевая почта 2677/с. По этому адресу я буду проживать ещё два месяца. Вот уже два месяца я от тебя не вижу ни строчки. Всё, что приходило на старую службу, на полк, очевидно, уже не придёт и потеряно для меня. Поэтому при получении этого письма пиши ежедневно, письмо идёт месяц, и твои несколько писем поймают меня по этому адресу. Есть у меня слабые шансы попасть на работу в газету, если это случится, я буду очень счастлив. Вчера был у Анны Сергеевны Солдатовой, она на днях из Краснодара, видела наших, мать выглядит прекрасно, Лиля работает. При варварском нашествии Лиля ходила по станицам, меняла <...> на вещи, кое-как перебились. Сейчас, хоть хлеба по карточкам не дают, как-то живут. Всё в нашей хате в целости и чистоте. Я написал, чтоб если нужно, продавали книги, вещи. Война ещё не кончена, не все бомбы упали на Краснодар, беречь и копить сейчас нечего, надо жить. Напиши маме и мне также. Старухе надо быть подальше от войны. Ну ещё, что Люба Беленькая очень страдала, боялась за дочь Ефима: Муся пошла по немецким рукам. Тамара Шишман остервилась до того, что удрала с немцами. …Красная выжжена, почти сплошь сожжены Дворец пионеров, ДК «Прага», театры. Сохранился крайком партии и наша хата.

Нами овладела страсть к путешествиям. Из того места, где я защищал диссертацию, плетёмся всё дальше и дальше. Скоро стану либо офицером, либо рядовым, но в газете, предположительно последнее. Поживём – увидим, что оно будет. Досадно, где-то шла твоя карточка, посылка, которую вы собрали, конечно, с огромным трудом, лишая себя необходимого, и всё пропало. Когда говоришь об этом, у нас отвечают: «Война!» Война всё объясняет, всё оправдывает, всё разрешает. Целую тебя. Пиши. Лида, если сумеешь быстро, вышли мне 200 рублей.

1943 г.

Милая моя, родная Лидуша! Вот уже полтора месяца я не получаю от тебя ни одного письма. Как изменился мой адрес, я чувствовал себя отрезанным от мира, отверженным, ни от кого ни звука. Хотя я послал тысячи писем тебе, маме, Каплан, Шишманам и т.д. Но все ответствуют мне молчанием. Когда я уходил из полка, я отдал почтарю свой планшет, который был бы мне сейчас очень нужен, за то, чтоб он мне переслал твои письма, но он ни черта не пересылает. А может быть, не пишешь мне больше? Пиши, голубок. Кто знает, сколько мне положено пожить на белом свете после того, как я стану командиром! А как я был счастлив, когда получал частичку твоих дум, минутку твоего времени, листок, которого касались твои руки. Я сейчас там, где защищал диссертацию. 14 часов работаю, никого не вижу. В первый день прибытия встретил жену Очерета, от неё узнал, что мама и Лиля живы. Живут в нашей квартире, и все наши вещи, и моя библиотека сохранились. Я был на седьмом небе от счастья. Но писем от них нет. Я ей особенно не доверяю. Эти псы Бескровный, <...> Иванов – историк… редактировали краевую (!!) газету у немцев. А Очерет тебе писал стишки. Вот воплощённые коварство и любовь. Все они бежали. Имущество Бескровного конфисковали. Милая Коша, нельзя ли устроить, чтоб маме к вам до конца войны перебраться, подумай и напиши мне срочно. Старухе надо больше спокойствия. У меня есть хорошие возможности, но вряд ли что выйдет. Последнее время мне не везёт. Институт работает. Посылки твоей не получил. Твой Сева.
12 декабря 1943 г.

Круглик прислала очень хорошее письмо. Для меня очень дорого отношение студентов, о котором Л.Я. пишет.
5 июня 1944 г.

Нам выпала честь опустить с громом занавес этого страшного спектакля, который начался в 1941-м, и, как ты чувствуешь, уже начался последний акт, и наиболее нетерпеливые зрители уже думают, как бы вскочить в трамвай, идущий домой, но наша задача – остаться до конца. Наши солдаты все поголовно изучают элементы немецкого языка (разговор с мирным жителем), приходится с этим много возиться. У нас в землянке живёт заяц.
12 июня 1944 г.

Привет с фронта, как пишут наши солдаты. Бить будем финнов и ставить их на колени. Как всегда, специальность моя оказалась ни при чём, и я буду бить финнов не по своей специальности. Кроме финнов, здесь ещё два врага: бешеные комары, в борьбе с которыми я непременно проливаю кровь. И болота. Иногда думаю: вот убьют, а Лидка как же, и так не хочется умирать и кому-нибудь тебя отдавать. Ну, это сентиментальности. Маме о том, что я на фронте, не написал. Места здесь красивые: леса, леса, леса, озёра. Когда услышишь по радио приказ войскам Карельского фронта, знай, это относится и ко мне.
3 июля 1944 г.

Не знаю, скоро ли ты получишь это письмо, но знаю, что мне долго-долго не получить твоих писем, а ты ещё, как назло, в последние дни так редко писала. Ведь правда, ты поступала нехорошо? Только что «форсировали», как у нас говорят, озеро, одно из 30 тысяч озёр, которые бог рассовал по всей Карелии, не зная чувства меры. Вот, если твой муж проживёт войну, то мы съездим с тобой сюда, в зелёную красавицу Карелию, за которую, право, стоит воевать. На Кавказе есть Рица, и все таскаются туда поглазеть, насорить яичной скорлупой и консервной жестью, а здесь налево плюнешь – «Рица», направо плюнешь – «Рица»… Я хожу да похваливаю синие озёра, зелёные леса, а комбат, которому нужно протащить здесь обоз или 45-миллиметровые пушки, матерится. И никто со мной не соглашается, что Карелия – всё-таки красивая женщина. Подходим к финской границе, бои становятся всё ожесточённее. «Что день грядущий мне готовит?» Кто его знает, но живём – не тужим. Вот сейчас лежу я на пузе под сосной… Есть у меня мальчик такой – Яковлев, мой кормилец, поилец и ангел-хранитель, принёс мне котелок каши гвардейской с салом. Бой, как весенний дождь, отгремел и стих, мы собираемся сразиться в дурака. Между прочим, в ночь перед переправой меня 13 раз оставили в дураках, и я решил, что ты меня всё-таки любишь. Пиши чаще маме, восполняй мои письма. Мне ещё войны хлебать не перехлебать, я подыскиваю ложку побольше. А я б на твоём месте съездил в Краснодар посмотреть, арбузов покушать. Мне, кроме матери, никто из института не пишет, сволочи. Нет ли чего от Кравченко? Тишь, болотца, устал, надо поспать. Твой Сева.
23 июня 1944 г. Карелия.

Многоуважаемая Лидия Петровна! Привет, Лидок! Сижу в финском блиндаже, на финской бумаге, финским карандашом пишу в родную Россию дорогой моей русской женщине письмо. Знаешь, сейчас на фронте большой популярностью пользуется песенка «Огонёк». Она очень хороша. У каждого из нас есть такой огонёк, который ведёт нас вперёд и хранит.

Как интересно получается, я попробовал особенности всех фронтов… Здесь война похожа на войну на Кавказе, так же идёт она в лесах, по тропам и просекам, но здесь новый сюрприз – болота, за пять дней боёв мы уже к нему привыкли. Земля эта – красавица, в зелёных лесах, как ты, когда, помнишь, невестой была в лягушачьем платье? Чудные белые ночи, ни на миг не темнеет. Озёра – как драгоценные камни в зелёной оправе. За такую землю, нашенскую, русскую, мы воюем так, что финны бегут без сапог и шинелей, а то и без штанов. 21.6.44 мы форсировали Свирь, она чище Кубани и такая же быстрая, финны укрепляли берега три года, а мы их опрокинули за несколько часов.

Наш батальон был первым при форсировании. Я был комендантом переправы, а это важная шишка, девочка моя. В бою, конечно, в грязь лицом не ударил. Видно, ваша любовь сохранила меня. Я цел и невредим. А сейчас мы гоним финнов денно и нощно, хоть они умеют воевать в лесах, но мы их бьём и очистим уже весь берег Свири. Целую. Часто думаю о тебе. Писать буду нерегулярно, сама понимаешь, леса, бездорожье, преследование, быт. Но думаю, регулярно. Получила ли ты 300 рублей? В следующем месяце пришлю больше. Целую, Сева. Привет Марии Васильевне, Аве. Посылаю немного конвертов.

6 августа 1944 г.

Письма доходят плохо, отвечать поздно. Это всё равно, что вести разговор так: собеседник сказал фразу, ты послушала, промолчала, а завтра пришла и ответила.

Ни хрена из такого разговора не получится. Отвечать немедленно, тогда письмо живое, как отрывок разговора, тогда письмо с душой. И кроме того, писать по собственной инициативе. Скоро увижу новые картины, новые поля, может быть, будет веселее, чем в болотах, которые уже порядком надоели. Заболел дизентерией, переношу на ногах, уже выздоравливаю. Глушу сульфидин, но она мне всё равно «даёт жизни», как здесь говорят…

10 августа 1944 г.

Мы возвращаемся почти все с орденами, свою задачу выполнили с честью. Я, правда, приеду без ордена, т.к. ещё нет приказа, но там на месте, очевидно, получу.

Москва – город нашей любви, наших первых встреч – всегда будет для меня по тысячам причин тысячу раз дорог, на втором месте – Краснодар, на третьем – Киров.

В отпуске поживём маленько и поедем делать большую неприятность Гитлеру. И так, как удрали от нас за полтора месяца на триста километров финны, до самой своей границы, так саданём мы и немцев, только уже на их земле. Вид у меня, к сожалению, вовсе неважный, болотный солдат.

17 октября 1944 г.

Письма твои – аккумулятор тепла. Скоро станем с тобой Афанасием Ивановичем и Пульхерией Ивановной, но в ХIХ веке живут иначе, чем в ХХ. Можешь меня поздравить: 1 октября мне вручили орден Красной Звезды за Карелию. Таким образом, ныне я орденоносец.

Что ещё новенького? Новая английская шинель, солдатская, новые сапоги, своё одеяло, подушка, матрац. А то был я человек – гимнастёрка, брюки, сапоги, полевая сумка, плащ-палатка, что ещё на фронте человеку надо? Оброс и задумался.

4 апреля 1945 г. Москва.

Круглик работает в Ленинской библиотеке. Много рассказывала о Краснодаре. У меня сложилось впечатление, что им там очень хорошо без меня. Просмотрел комплект «Большевика» за 1944 год в Ленинке. Эти идиоты из Краснодара отослали мой аттестат в часть. Теперь ищи-свищи.
1945 г.

Дорогая Лидочка! Пишу из Москвы, сижу у Лидии Васильевны, приехал проветриться. В нашем лесу устаёшь от однообразия, от дней одинаковых, как сосновые стволы, как котелки с пшённой кашей, со «строевой кашей», как говорят бойцы. Денёк в Москве не мешает, хотя я никуда не попал: ни в театр, ни в кино, просто иной пейзаж развлекает. Профессия моя, как ты знаешь, фронтовая, и мне с нею в нашем тыловом лесу делать нечего. Скучаю. Думаю, проскучаю не дольше половины мая, ну сколько можно, в самом деле?

В Москве поражают взгляд новые «Люксы», давно не виданные витрины, на которых все богатства нашей земли: всё это нужно для радости и веселья, для мира – окна в прошлое, в довоенное время. Столице нужны такие витрины, без них столица бедна, скромна, в шинели, а столица наша может позволить себе и шёлковое платье надеть.

Ну, короче говоря, смотрел я на витрины и думал о тебе, о том, что нужно тебе обязательно чего-нибудь вкусненького послать. Впрочем, я пока ещё и первой своей зарплаты, как у нас говорят, «денежного довольствия», не получил, пока рассчитают, подсчитают, надо набраться терпения. Но на днях, к маю, получу.

Пришли мне справку, что тебе можно посылать посылки, ты же обещала? Впрочем, как ты, наверное, представляешь, живой северный медведь, видно, дешевле «Мишки в шоколаде». Пожалуй, экономнее послать тебе в посылке живого мишку. Не сердись на меня, золото, если чем-нибудь виноват, вычеркни недовольство из сердца, хотя бы потому, что скоро Севка уезжает на «суровый пир войны». Для меня Москва – музей твоего имени… Собственно, за что воюем – за вас воюем. Целую, Сева.

13 апреля 1945 г.

Лидочка! Доживаю в Москве последние часы: сегодня, 13.4, в 7.35 выезжаю. Еду до Варшавы вместе со Славкой. В силу его умения жить, едем варшавским вагоном, прямым, с плацкартами, в купе и даже за «купейность», изобрели же словечко, заплатили 30 рублей и за 3 рубля жизнь застраховали. Каково? Дёшево и сердито. Все эти удовольствия без очереди, хлопот и т.д. Под мощным Славкиным руководством были в Большом театре, вместе с орденоносной Клементиной и на Утёсове – всё это без денег и без билетов, а при помощи ловкости. Учусь. Постигаю. Вчера у Славы меня и его провожали – выпили на славу. До Варшавы путь ясен, а дальше чёрт ногу сломает. Кассирша пугается названий наших городов. Но мы-то сами не из очень пугливых. Выезжаю в Европу с полевой сумкой. Вот весь мой багаж. Чем не герой нашего времени? Целую, Сева.
15 апреля 1945 г.

Дорогая Лидок! Вот я и на краю родной земли. Брест, Москва, Смоленск, Белоруссия провожали нас снегом, каким-то особенно резвым и крупным. Здесь потеплее. Из окна вагона много интересного не увидишь, уже привычный военно-железнодорожный пейзаж: воронки, подорванные водокачки и битая техника, но наш мягкий вагон прямого сообщения проходит здесь как символ порядка и прочно установившегося мира. На станциях изобильные базары, молоко, яйца и т.д. Но как ты знаешь, я еду без гроша в кармане. С минуту на минуту выезжаем на Варшаву. Привет родной земле и тебе, дорогой. Целую, Сева.
16 апреля 1945 г.

Золотая моя, чем дальше от родной земли, тем дороже ты, русская весна, фиалки на Кубани, ручьи в Вятке. Сегодня, 16.04.45, я целый день в Варшаве. 13-го в 8 ч. вечера выехал из Москвы. 16-го в 6 утра в Варшаве, в 10 ч. вечера выеду из Варшавы, в 3 ночи буду в Чехии, и дальше… и, наконец, мой Лигниц… Как видишь, ж. д. работает блестяще, всё в полном порядке. Что рассказать тебе о Польше? За Брестом началась польская земля, она сейчас небогата, нища. Железнодорожники в кепках с крылышками, народная милиция с бело-красной повязкой на рукаве. Много молодых мужчин, бездельничающих и штатских. 1 злотый равен 1 рублю. Белая булка (600 гр.) – 50 злотых. Бутылка ситро – 15 злотых. Папироска – злотый. Карандаш – 20 злотых. Газета – злотый. Польшу до Варшавы проехали ночью. В Варшаве тепло, какие-то местные цветы… Прага цела, оживлена, на расстоянии трёх метров друг от друга стоят розничные торговцы, булки, бублики, папиросы, ситро, книги, мелочь всякая. Множество объявлений об обедах на дому, комнаты в наём, магазинчики с вином, колбасой и пр. Объявления о школе танго с партнёром… Транспорта нет, к велосипеду прикреплена двуколка…
4 апреля 1945 г

Лидочка! Сегодня я бумажный король! Живу в только что занятом складе канцелярских принадлежностей. Я в городе, на передовой. Жизнь здесь интересная, игра в кошки-мышки с некоей костлявой госпожой. Лабиринт развалин и пожарищ, в котором нужно жить, ходить, сутками сидеть в 50 метрах от недорезанных гадов и слушать, слушать, слушать. Везёт мне на оригинальные профессии. Ну, кажется, я расхвастался. Сейчас сидим в кварталах трёх от противника в команде. Это наша база. Ребята натащили кроватей, одеял, простыней, посуды. Пьём молоко и едим варёное мясо с солью. Это быт. Всё это оригинально, не то, что в окопе или землянке. Здесь солдаты сидят на окнах и постреливают. Но и здесь, на передовой, уже нет трофеев. Вот будем штурмовать город, тогда… Видишь, вот уже Берлин взят, война кончилась, а я всё ещё воюю. Но ты, Коша, не волнуйся, я солдат бывалый. У вас уже скоро весна, у нас сегодня первый тёплый день... Сейчас буду ждать от тебя ответа. Пиши скорей, как можно скорей. Так жду от тебя письма. Хочу знать, что ты ещё меня любишь, помнишь, ценишь. Хочу всё это услышать ещё раз от тебя. Чего у нас здесь много, это дурацких немецких карт, без шестёрок, с нелепыми фигурами. Сейчас будем играть в дурака. Завтра будем целый день на задании. Со мной очень симпатичный парень, лейтенант Нижегородцев, сын какого-то медицинского профессора. Мы здесь с ним вдвоём слушаем, что бы фрицу на душу положить, сказать. Пока всё. Целую. Cева. Германия.
16 мая 1945 г.

Родная Лидочка! Не знаю, доберутся ли к тебе все мои письма из Германии, т.к. я посылал некоторые в конвертах с цветной подклейкой, знаешь, такие конверты «Люкс», но оказалось, что в конвертах такого типа отправлять корреспонденцию нельзя. И я боюсь, что ты до сих пор не получила от меня ни одного письма и не знаешь номера моей полевой почты. А значит, и ты мне ничего не написала, и ещё, м. б., с месяц я от тебя ничего не получу, а как я жду, если б ты знала, твоего письма. С января я от тебя имел пару открыток и один треугольничек.

И ещё хочу домой, домой. Домой! Хотя с некоторой опаской, неуверенностью смотрю на своё будущее. Войду ли я сразу в ритм мирной жизни, сумею ли остаться на высоте положения, нужен ли я и мой труд, сделаю ли что-либо действительно настоящее в области своей специальности? Прошло три года, многое забыто, от войны и стужи все мы хуже… Да и в Краснодаре вряд ли меня ждут и хотят, во всяком случае, многие боятся моего приезда. Куда, что и как – всё ещё для меня не ясно, м. б., потому-то я до сих пор ничего не предпринял в отношении демобилизации, а что-то надо делать, т.к. вообще-то никто обо мне не вспомнит, никто меня не отзовёт. Пока сидим отдыхаем, бездельничаем, как на курорте. Вокруг сплошной цветник: сирень, каштаны, яблони и т.д., чудесный воздух, «питание» будь здоров, вина… – матушки мои родные!.. – итальянские, французские, испанские, пьём ежедневно, как монахи в старом добром бенедиктинском монастыре.

В Бреслау я три дня поползал на брюхе под стенами у немцев, подслушивал их болтовню, потом мы вдвоём приняли тридцать тысяч военнопленных, а сейчас каждый день – выходной день. Одного боюсь, чтоб не перевели из армии куда-нибудь в комендатуру. Это будет плохой вариант. А вот если б с частью в ближайшее время уехать в Россию, это было бы неплохо. Сыт я заграницей уже по горло, или, как говорят немцы, имею от неё «полный нос». Черт с ней, с этой «Помпеей»! Не за фрау же в самом деле ухаживать? Хотя фрау остались одни, «манны» [1] ихние в лагерях. Послал тебе 15.V. посылку, восемь килограммов, два дня зашивал только, какие муки принял! Почта требует идеальной упаковки, а я, знаешь, какой портной? Пальцы иголками переколол, матерился, как морской волк, а швы смотрят один на север, другой на юг, один сантиметр длинный, другой в миллиметр, вообще, придёт если, посмотришь. Еле уговорил принять, было б хорошо, если б дошла. Говорят, идут посылки месяцев пять, м. б., я раньше её приеду.

[1] От нем. слова «Mann» – мужчина.

Ценного в посылке ничего нет. Довольно много шёлкового полотна двух цветов: серого и белого в полоску, кое-какие зимние спортивные вещи, всё это новое. Перчатки, сумочки, всё только для тебя. Старого я не брал, брезговал. Мне кажется, ты будешь довольна, хотя я в этом отношении беднее всех, в силу моего характера. Есть ещё кое-что на вторую посылку, но ничего особенного нет. Пожалуй, только фотоаппарат, часы – квадратный будильник, ручных не имею, опять-таки характер таков. Думаю, ещё посылку отправить и с собой чемодан захватить. Денег ещё не получал, т.к. до сих пор ещё приказа нет. Получу, сейчас же переведу. Мечтаю о том, чтоб повторились в нашей жизни такие годы, как был сороковой – начало сорок первого. Не правда ли? Что нам ещё надо? Целую. Буду писать часто. Сева. Германия.
16 июня 1945 г.

Вчера получил первое письмо из России, и это было письмо не от тебя. Мне это показалось симптоматичным. Последнее время ты не торопишься с письмами, а начиная письмо, спешишь поставить подпись. Но, видно, скупая открытка – и та не была написана тобой. Что ж, благодарю. Солдаты отвоевали, моральные обязательства теперь уже не так тяжелы. Солдаты сделали своё дело – солдаты могут уйти. Мне кажется, я правильно передал здесь твоё настроение. В самом деле, сколько можно ждать? Когда вокруг столько примеров жизни в своё удовольствие, столько лёгких сердец, столько нетерпеливых подруг. А война кончается, и «Жди меня» давно стала смешной песенкой, в моду вошли басни о бобрах и лисицах. Ты знаешь, дорогая, что я никогда и не хотел, чтоб ты была Донной Анной, тем более что на каждую Донну Анну найдётся свой Дон Жуан, но я ведь ещё весьма не каменный гость, а по стечению обстоятельств ещё пока жив. И не думаю, что было б приятно для Донны Анны и Дон Жуана, если появится вдруг гость из плоти, крови и костей во время свидания. А посему… Джентльменское письмо, вернее, письмо леди, вежливо уведомляющее о создавшейся обстановке, гораздо умнее молчания и отписок… Люди, которые воевали и видели слишком много потерь, приобрели новые глаза и несколько иначе устроенную голову. Я видел и перенёс слишком много потерь. Я, пожалуй, экранирован от чувствительности, самая страшная потеря может быть не так страшна. Но кто же хочет терять то, что было не так просто и легко найти? Есть, конечно, люди, которые могут начинать жить сначала, я не из их числа. Не знаю, когда я смогу читать, может быть, ещё не скоро. Скоро ли горизонт окрасится в розовые и голубые цвета? Но в Россию я, может быть, приеду скоро. Очень хочется! Чрезвычайно! Страстно! Но… «Найду ль там прежние объятья? Старинный встречу ли привет?» Что тебе написать о Германии? Она мне не нравится. Знаешь, как кто-то написал на границе: «Вот она, проклятая!» Если свидимся, расскажу.

Ну а мы живём в деревне, тем более скучно. Работа есть и даже много, но то, что было во время войны важно, было делом спасения жизней, волновало, было сопряжено с опасностью, то теперь пресно. И ты знаешь, меня как-то вопрос о возвращении к мирному плугу не волнует. Волнуешь только ты, дорогая, твоё молчание, твои чувства, твоя жизнь.

Что мы здесь делаем: играем в волейбол, и я, пожалуй, уже восстановил свою игру, пьём – и не воду, слушаем радио, ездим на мотоциклах и на велосипедах… На днях с триумфом сделал доклад о Лермонтове. Но такие ли триумфы я знал? И буду ли знать ещё? Или всё будет: «так точно», «слушаю», «виноват»? Написал в НКП, Круглик, подал рапорты, а что выйдет? Завтра иду на гарнизонную комиссию, но, кажется, я сейчас здоров. Послал тебе фото, отошлю ещё. Побрился. Деньги ещё не получил, летнего обмундирования тоже. Изнемогаю от жары. Посылку послал. Хотелось бы послать вторую, так как предпочитаю ездить налегке. …Что ж ты молчишь? Неужто ж я прав? Право, не стоило тогда три года быть верной, чтоб на четвёртом изменить! Ведь это было б смешно. Ну, пока. Вашу руку. Сева. Германия.
1945 г.

Моя славная! Получил уже третье твоё письмецо, ты стала писать чаще, и я доволен. Болеть, да ещё так, как в Краснодаре, запрещаю. Опять, наверно, переборщила со спортом? Простудилась, ведь весна была холодная. Правда же, всем ты, матушка, хороша, только спорт тебя может погубить. А мы уж с тобой, вроде, на возрасте, шутить особенно не приходится. Я понимаю, как тебе хочется отдохнуть, как это только станет возможно, вообще намерен сделать тебя только домашней хозяйкой, хватит, поуправляла государством. Когда мужчины вернутся, в вашем брате уже не будет такой необходимости: ни в фрау-солдатах, ни в фрау-наркомах. И мы будем отдыхать. Хотя признаюсь, я в этой Силезии уже порядочно отдохнул и обленился. Но вот вопрос: когда отдых станет возможным для тебя? Это всё ещё остаётся большим, очень большим вопросом. Надеюсь, мне не нужно делать для тебя доклад о международном положении, ты сама мне дашь в этом отношении сто очков вперёд. Ты хочешь быть солидной дамой, дорогая моя прелесть, конечно, конечно. Это обязательно так должно быть, чтоб ты была солидной дамой со всем, что к этому званию относится… Я надеюсь скоро быть в России, но где и когда, не ведаю...
28 июня 1945 г.

Дорогая Лидочка! Ты пишешь, что посылаешь мне письма чуть ли не через день, я же получаю их редко. Очевидно, виной тому загруженность железных дорог… В Германии я был только в двух больших городах: в Бреслау и Герлице. Но вот на днях совершил поездочку – заглядение: был в Вене и Праге, сопровождал в поездку двух генералов. Правда, это всё в три дня, с кинематографической быстротой, со скоростью в дороге 100 км/час. Вену мы осмотрели, побывали в Венском лесу, на богослужении в старинной кирхе св. Стефана, во Дворце Франца-Иосифа, объездил Ринг – главную кольцевую улицу. Вена – красивый, старинный город. С узкими улицами и множеством переулочков. Масса мужчин ходит в кожаных трусах, масса женщин – в штанах. Ночевали в отеле «Империал», где Вагнер писал свой «Тангейзер»: полы устланы бархатом, стены обиты шёлком. На каждого жильца по две ванных и уборных. Венское метро ни в какое сравнение с московским не идёт. Чехословакия живёт полной жизнью, здесь меньше всего заметны следы войны. Народ очень красивый, спортивный. Повсюду на дорогах девушки-велосипедистки в трусах. Наши машины восторженно приветствовали. В деревнях повсюду на стенах портреты Сталина и Бенеша. Прага живёт богато и оживлённо. Очень хороша. Вообще в Чехословакию я влюбился. В Праге всего 12 домов повреждены бомбёжкой. Осмотреть Прагу детально помешал дождь, ливень… Хватило б у нас вина, съездили б в Будапешт, но так как вино было на исходе, а без него скучно, от этой идеи отказались. В Вене я мог бы разбогатеть. Там ходят гитлеровские марки, у нас они валялись под ногами… но никто этого не знал, и в Вене, и в Праге мы оказались без денег. Жаль. Многие здесь очень богатые, я нет. Ладно, заработаем.

В первую очередь демобилизации я не попадаю. От Круглик ни слова, хотя Лиля пишет, что она моё письмо получила. Мой рапорт здесь остался без последствий. Из НКП ни звука, но я всё же думаю, долго в армии не пробуду, м.б., до конца 45-го года. В августе думаю быть в России. Вообще мир как будто приходит в порядок. Есть надежда на долгий мир. Следовательно, главное, конечно, быть здоровой. Думай об этом. Сегодня читаю лекцию о «Как закалялась сталь». А так играем в шахматы, в волейбол, ни о чём не думаем, ничего не читаем, слушаем радио только. Даже языком не занимаемся, поболтали с фрау и хватит. Целую. Скучаю. Остаюсь верным. Желаю тебе того же. Германия, Сева. Вот и лето проходит.

Станислав Владимирович Очаповский (1878–1945)
– учёный, врач-офтальмолог, доктор медицинских наук, заслуженный деятель науки СССР. Родился 9 февраля 1878 г. в Белоруссии. Окончил Петербургскую военно-медицинскую академию. Возглавлял глазную лечебницу Красного Креста в Пятигорске. Впервые в истории отечественного здравоохранения применил практику летучих глазных отрядов. С 1909 г. – заведующий глазным отделением Кубанской казачьей войсковой больницы в Екатеринодаре. Преподавал в Екатеринодарской фельдшерской школе, возглавлял кафедру глазных болезней Кубанского медицинского института. Умер 17 апреля 1945 г. Похоронен в Краснодаре на Всесвятском кладбище. Именем С.В. Очаповского названа Краевая клиническая больница № 1 в Краснодаре.
Станислав Владимирович Очаповский (1878–1945)
– учёный, врач-офтальмолог, доктор медицинских наук, заслуженный деятель науки СССР. Родился 9 февраля 1878 г. в Белоруссии. Окончил Петербургскую военно-медицинскую академию. Возглавлял глазную лечебницу Красного Креста в Пятигорске. Впервые в истории отечественного здравоохранения применил практику летучих глазных отрядов. С 1909 г. – заведующий глазным отделением Кубанской казачьей войсковой больницы в Екатеринодаре. Преподавал в Екатеринодарской фельдшерской школе, возглавлял кафедру глазных болезней Кубанского медицинского института. Умер 17 апреля 1945 г. Похоронен в Краснодаре на Всесвятском кладбище. Именем С.В. Очаповского названа Краевая клиническая больница № 1 в Краснодаре.
1941 год
Март 1941 г.
(запись Н.В.О.) Имеется в виду Надежда Васильевна Очаповская, жена С.В. Очаповского.

…Папа выбран депутатом в Верховный Совет СССР. В конце февраля он ездил в Москву на 6-ю сессию, беседовал в Кремле и решал важные государственные дела. Теперь у него много работы. Он получает много писем от своих избирателей, помогает им, разбирает их жалобы…
25 марта
(запись С.В.О) Имеется в виду Станислав Владимирович Очаповский.
В воскресенье 23 марта у Володи был экзамен по скрипке в присутствии профессора скрипки Вилика и, конечно, его учителя. Экзамен прошёл вполне удовлетворительно, я лично лежал в соседнем кабинете с гриппом. Мама говорила, что профессор Вилик остался вполне доволен успехами Володи и обещал осенью взять его к себе в музыкальное училище в свой класс.
27 апреля
Канун первомайских дней. Весна в полном разгаре! Сейчас все деревья в листьях, даже дубы и акации. Цветут яблони и груши, сирень. Горпарк вполне готов, весь в цветниках и пальмах.

Занятия в школе у Володи идут сносно: хорошо по русскому, посредственно – по арифметике. Виновато в значительной степени его незнание таблицы умножения, отсутствие беглого счёта в пределах двузначных чисел. Хорошо бы заставить его упражняться в этих отстающих предметах. А он – порядочный лентяй, когда дело идёт о сверхурочном! Ему бы рисовать да рисовать бабочек, гусениц, пароходы, танки; рассматривать картинки из Брема. А весною тянет в садик. Он с весною прибрался, зазеленел кустами роз, высоко поднялись ландыши.

21 июня
Мама уехала вчера в Воронеж защищать диссертацию на учёную степень кандидата медицинских наук.

Все эти недели в мае и июне прошли в недоумённых попытках разрешить вопрос о скорейшей посылке детей в Геленджик. Было несколько проектов. Один из них – самой маме взять отпуск и поехать с детьми к морю. Но план провалился, ибо в июне предстояло защищать диссертацию и долго готовиться к ней <…>. Так бедные дети остались дома. Дни знойные, температура в тени – 34 градуса. Два раза Володя был в кино, ближайшем к нам на открытом воздухе. Видел и слушал картины «Большой вальс» и «Руслан и Людмилу».

22 июня 1941 г.
ДНИ ВЕЛИКИХ ТРЕВОГ И КРУШЕНИЯ.
ГЕРМАНИЯ ОБЪЯВИЛА ВОЙНУ НАМ!
Я был поражён сильнее, чем громом. Целый день сидим у радио. Речь В.М. Молотова, отклики на неё со всего Союза. Гремит музыка – марши, патриотические песни. В городе напряжённо, деловито, все на улице. Людно. А дети, как всегда, играют, хорошо кушают, качаются в гамаке. Объявлено о затемнении. Танюше это не понравилось, и она заявила: «Мне не нравится война. Здесь темно. Поеду совсем в Геленджик и не вернусь сюда!» – это было её первое выражение о войне
.
Читать все записи Станислава Очаповского
23 июня
Уже сказываются военные действия: сводка нашего военного командования, речь Черчилля…Ночью я не спал по обыкновению и прислушивался к движению вовне. И всё та же неотвязная мысль, что вчера: что с мамой? Ведь медицинский институт в Воронеже в таком же положении, что и у нас: закрыты общежития, везде формируются госпитали, уходят на фронт научные работники, преподаватели.

Наш край на военном положении. Говорят, никого не пропускают в Новороссийск. А если бы и пропустили, то хорошо ли детям жить в пограничной прибрежной военной зоне?

26 июня
Приехала мама!
31 июля
Д-р Ф.А. Прозоровский увёз детей в Геленджик. Я достал пропуск.
Зима 1941 г.
<…> Шла война, наша Великая Отечественная война… Шла и подошла вплотную к границам нашего Краснодарского края. Заняты фашистскими ордами Керчь, Таганрог; угроза Ростову. Вражеские аэропланы летают над кубанскими городами и станицами, бросают бомбы.

В конце ноября решено эвакуировать Кубанский медицинский институт в Армению, в Ереван.

26 ноября Володя простился со школой, получил надлежащее удостоверение. 29 ноября после недельных сборов вещи (чемоданы, постель, узлы с вещами) погружены в грузовик и отправлены на станцию«Краснодар-2». Жуткое ночное сидение на перроне станции. И в 3 часа ночи 30 июня поезд с Кубанским медицинским институтом тронулся… Ехал наш институт в 12 пассажирских вагонах. 30 ноября проехали Тихорецкую, Кавказскую, Армавир. Боялись бомбёжек, но их не было. Немцам было, очевидно, не до нас: в это время наша армия обратно отбирала Ростов и громила фашистов.

1 декабря мы проезжали Беслан, Грозный, Махачкалу. Снега покрывали землю по всей долине Сунжи. 2 декабря очень медленно тащились по бесконечному побережью вдоль Каспия, пропуская на всех разъездах поезда на север. Ночью в Баку. 3 декабря не нашли снега вдоль всей долины Куры, хотя воздух был морозный. Утром любовались из окон поезда великолепной панорамой Главного хребта, вместе с предгорьями покрытого снегом. Ночью в Тбилиси и 4 декабря продолжили путь от Тбилиси до Еревана уже в горах. В 11 часов ночи были в Ереване. В поезде поднялась суматоха в ожидании возможной выгрузки. Но поезд стоял спокойно всю ночь, всё утро. И наши дети спокойно провели в вагоне эту последнюю ночь с 4 на 5 декабря.

13 декабря
Прошло 8 дней нашего пребывания в Ереване. Живём, как на бивуаке, неустроенные, в общежитии Учительского института на ул. Гнуни. Одна комната, в которую отовсюду вливается холодный воздух, дрожим. Постепенно приспособили к электрическому освещению электронагревательный прибор и получили свой кипяток. Коля и Саша, всю дорогу опекавшие нас, добывают нам хлеб, керосин.
1942 год
22 января 1942 г.
Я только 14 января выписался из лечебницы, где пролежал целый месяц, не был дома, в семье. Сейчас на больничном листе до 25 января сижу дома. Опять сбились в одной комнате. Мама обычно всегда страшно занята в клинике или хозяйством.

Самое крупное событие со времени возвращения моего в семью – это покупка 17 января поросёнка! Хотели купить барана за 200 руб., но его не было на базаре, и купили за 120 руб. живого поросёнка. Всю неделю питались им, то в виде «холодца», то в супе, в борще.

Володя аккуратно посещает русскую школу. Он не может похвастаться успехами по арифметике. Всему виной его ужасная рассеянность.

24 февраля
А мы всё ещё в Ереване! Всё ещё не позволяют нам вернуться в Краснодар! Вероятно, там не совсем безопасно для нас с детьми. И сведения оттуда какие-то неопределённые.

Мы перешли на новую квартиру около медицинского института. Комната тесная для нас четверых. Но есть балкон, откуда однажды мы видели великолепную картину Б. Арарата на восходе солнца.

Комната отапливается, хотя главная печь страшно дымит. Но, в конце концов, тепло нам с детьми в ней.

Ереван ещё под снегом.

Апрель 1942 г.
ОПЯТЬ В КРАСНОДАРЕ, ДОМА!

Мы выехали 23 апреля из Еревана домой 3-м эшелоном Кубанского медицинского института, возвращаемого в Краснодар. Были в пути 4,5 дня.

<…> Дома гораздо лучше, чем в Армении!

16 мая
Стоит довольно прохладная весна. Отцветает сирень, зацветает жасмин, яблони, груши.

Володя проводит большую часть дня в нашем садике, превращённом в огородик. Штамбовые розы зимою вымерзли; забор в наше отсутствие немного разрушен. Пустынно и голо было сначала. Но Ксения Петровна на месте цветников вскопала землю, устроила грядки, посадила редиску, огурцы, помидоры, подсолнух. Сейчас всё взошло и зеленеет. Висит старый гамак.

Июль 1942 г.
ОПЯТЬ В ЭВАКУАЦИИ!

Война приблизилась к нашему краю и вошла в него. Немцы в конце июля вторглись в Ростовский край, на Дон, заняли Ростов, Батайск. Пришлось эвакуироваться пока…

В последних числах июня мама увязала, упаковала тюки с матрацами, постелями, зимними вещами. В городе говорили об эвакуации. Настроение тревожное. Немцы рвутся к Сталинграду и на Кубань.

31 июня в 6 часов утра телефонирует директор КМИ А.К. Мотненко, что через полчаса нам подадут машину ехать на Белореченскую и дальше, минуя железную дорогу через Кавказскую – Армавир, где всё закупорено поездами и возможны бомбардировки с воздуха. Наспех кое-как подняли спящих детей, уложили последние узлы с провизией и постелью, сели в грузовую машину, забрали семьи Жадкевича и Анфимова. Утопая в багажных тюках, поехали через Пашковскую, Васюринскую, Усть-Лабу и в 5 часов в жаркий солнечный день приехали в Белореченскую. Там ждали поезда до 3-х часов ночи. Дети спали на вокзале в зале ожидания. Ужасная посадка в переполненный поезд.

В 9 часов утра были в Туапсе. Ожидаемая встреча с Фелицыным не состоялась: не пришла вовремя телеграмма. Сами погрузились на линейку и добрались до Красного Урала. Остановились крайне неудачно, как показало дальнейшее, и поехали прямо в Сочи. Не было точного назначения, куда именно ехать. Мы не знали, где нам уготован приют.

Но д-р Фелицын и его жена приняли нас гостеприимно, но без радушия. 3 августа, оставив семью в Туапсе, поехал на разведку в Сочи налегке, без багажа. На вокзале в Туапсе я нашёл эшелон с нашими медиками и с семьями крайкома и крайисполкома. Я присоединился к последним. Поезд прошёл через Сочи прямо до Мацесты. На Новой Мацесте выгрузились медики Кубанского мединститута. Назначенный для них санаторий Детской клиники находился недалеко у моря. А нас поезд довёз до Старой Мацесты, где мы и выгрузились, откуда нас отвезли в санаторий ВСКВ. Мне отвели в правом корпусе 2 палаты.

Нас отлично устроили в живописной местности, на хороших квартирах, предоставили столовую с питанием. Но мама с детьми осталась в Туапсе! Я дал несколько телеграмм с указанием, где я устроен и как лучше приехать, на чью помощь рассчитывать в дороге.

Ждал Надюшу с детьми. 4 августа выехал в Сочи встречать её – не встретил! 5 августа нашёл маму с детьми у вокзала, утомлённую, пережившую воздушную тревогу в Туапсе. В 8 утра были в санатории.

16 сентября
В ЕРЕВАНЕ!

Как мы попали туда?

Мы прожили в С. Мацесте до 16 августа в бывшем санатории ВСКВ вместе с эвакуированными семьями ответработников крайкома и крайисполкома.

Частые воздушные тревоги из Сочи. Тогда всех выгоняли из зданий в «убежища». Такими убежищами служили густые заросли зелёного кустарника, обвитые вьющимися растениями беседки. Я постоянно ходил в С. Мацесту к стоянке автобусов, где была радиоустановка, и слушал о положении на фронте. Оно всё ухудшалось с каждым днём. Публика стала волноваться. Ещё больше волновались профессора и преподаватели мединститута в Новой Мацесте, куда я изредка приходил осведомляться об их самочувствии.

Ф.А. Васильев полетел после взятия Краснодара немцами в Грузию просить разрешения у СНК Грузии принять Куб. мединститут и семьи ответработников края. Вернулся с решением: мединституту отказано, семьи принимаются.

16 августа я, простившись накануне с мединститутом, выехал с семьями из Мацесты в Грузию. Выехали мы на двух пассажирских машинах-автобусах и двух грузовиках для вещей. Мы попали в автобус, крытый брезентом сверху, открытый с боков.

Как только мы тронулись к Хосте, попали под проливной дождь, перешедший в грозовой ливень. Промокли до нитки.

Проехали мост через Бзыдь и поехали по знакомым местам Гудаутского района Абхазии. Вечерело, и остановились на ночлег в лесу недалеко от Чёрной речки. Машины въехали в густой кустарник на опушке леса. Я с Володей улеглись на бурке поодаль у кустарника, а мама с Танюшей – на земле в пальто у самой машины.

Так в беспокойном полусне прошла ночь. Утром быстро поели и с первым солнцем 17 августа двинулись дальше. Через Гудауты, Новый Афон – в Сухуми, куда приехали в 2-3 часа дня.

Предполагалось первоначально, что мы в машинах доедем только до Сухуми, а потом в поезде уже направимся в Тифлис, получивши для нашего эшелона 2 пассажирских и 1 товарный вагон. Но вышло иначе. Прежде всего, наши руководители не добились ничего на вокзале. В течение последних двух дней, 15 и 16 авг., Сухум подвергся бомбардировке с воздуха, в городе царила жуткая паника, все учреждения прекратили работу, даже вокзал!

Затем, когда было решено остановиться на ночлег в Сухуми с тем, чтобы назавтра возобновить попытку получить вагоны на станции,– и когда мы, позавтракавши в одной тихой усадьбе (наши машины расположились в глухом переулке при въезде в город у моря), выкупались в море и собирались отдыхать,– мы сами подверглись немецкой бомбёжке…

Это было незабываемое сильное впечатление. Чёрные машины с крестом над головой, пулемётная трескотня вверху, свист падающего снаряда, ужасный грохот разрыва и паника на земле – всё это было пережито нами в течение не более 5 минут. Но каких минут! Мы все уцелели. Бомбы упали, главным образом, в бухту (7 штук), и только 3 упали на берег в 400 метрах от нас.

Но результат был тот, что все потребовали скорейшего отъезда из окаянного города на наших машинах. «Сядем в поезд где-либо на следующих промежуточных станциях, но только не в Сухуми!» – таково было общее настроение.

Интересно, как отнеслись дети к бомбёжке. Мама уложила их на землю в кукурузном огороде, перепуганного Володю уложили на землю соседи. Я в то время искал детей (до бомбёжки сидел в машине) и во время бомбёжки метался в переулке, отыскивая их. Ночь прошла спокойно.

18 августа наши руководители занялись с утра добычей бензина на дорогу. Машины заправлялись, а мы переживали воздушную тревогу в соседнем саду, в овраге. Запаслись бензином и быстро поехали в Очемчири, городок Гали. Мост через бурный Ингур оказался разрушенным. Пришлось делать длинный обход и воспользоваться железнодорожным мостом…

20 августа мы с утра поднимались на перевал по бесчисленным извилистым дорожкам в густом лесу. Чувствовалась большая, нарастающая с каждым поворотом высота местности. Стало холоднее. Дети надели пальто. Вот и перевал – голый бугор, за которым открылся крутой спуск уже в Восточную Грузию…

21 августа мы ехали уже прямо в Тбилиси по грязной дороге, пока не доехали до Мцхета, когда проглянуло горячее солнце, высушило дорогу и стало сильно припекать. На перегоне Военно-Грузинской дороги от Мцхета до Тбилиси было очень людно, шумно, суетливо от массы войск, беженцев с севера, расположившихся на обочине дороги и заполнявших саму дорогу.

Днём в 3 часа мы уже были в столице Грузии. Остановились сначала при въезде в город, потом почти в центре его в верхней части. Наши машины долго стояли в ожидании, пока руководители были в учреждениях, чтобы узнать, где нам назначено жить…

С 22 августа мы поселились в этом селении Кикемы, в 37 километрах от Тбилиси, на высоте 1200-1300 метров над уровнем моря. Селение представляло дачный городок, примыкающий к крестьянской деревне того же имени и широко разбросанный на огромном пространстве долин, балок, склонов гор сильно пересечённой горной местности. Группы домиков (бывшие дачи собственников-буржуа г. Тифлиса) выглядывают в горах среди леса, окружённые местами садами…

Наконец, возвратился из Сочи тов. Проценко и принёс распоряжение: семьи крайкомовцев и крайисполкомовцев продвинуть в г. Фрунзе за Каспий! Можно себе представить волнение в семьях. Для нас это известие послужило сигналом для разлуки с ними и соединения с мединститутом.

Погода была неблагоприятной для отъезда. Солнечные дни сменились ненастными, холодными. 2 сент. ночью при сильном дожде стало через потолок заливать нашу комнату. Назначенный на 4 сент. отъезд пришлось отложить на 5 сент., ибо машины по грязной илистой дороге терпели аварии.

Наконец, 5 сент. мы погрузились в тяжёлую трёхтонку, нагруженную, кроме того, баками для бензина и ящиками. Сидело на вещах 13 человек с детьми! Было неудобно, нелепо. Но мы были рады, что расстаёмся с неподходящей средой и держимся определённой цели.

В 3 часа дня мы прибыли на вокзал ст. Тбилиси. Было очень жарко и душно в большом городе. Мама с детьми после выгрузки остались на площади перед вокзалом, а я бросился к билетной кассе, где узнал, что все места на Ереван на этот день проданы! Полное разочарование и досада при мысли, что надо ждать следующего дня в городе, где у меня нет знакомых. Куда деваться?

И я, чтобы не огорчать Надюшу, вышел на перрон. Вдруг на перроне встретилась отв. наша ассистентка Рима Л. и сообщила мне, поражённому такой встречей, что весь наш медицинский институт только что прибыл из Сухуми и стоит тут, на вокзале. Моей радости от такой счастливой случайности не было границ. Я подошёл к директору, получил у него разрешение на помещение в вагон № 8, занятый нашим эшелоном. И тотчас побежал на вокзал к маме обрадовать её неожиданной новостью.

Скоро мы устроились в вагоне, а 12 узлов для багажного вагона были за 200 руб. перенесены нашими студентами и сданы в багаж. Так произошло счастливое соединение наше с коллективом ин-та.

День пошёл для нашей дирекции в хлопотах по отправлению в Ереван. Но мы были спокойны, входя в свой коллектив. О нас думали, за нас ходатайствовали. Ехали в жёстком переполненном вагоне. Но мы довольны, что мы устроены и внешне, и внутренне, в душе. МЫ В МЕДИЦИНСКОМ СВОЁМ ИНСТИТУТЕ И ЕДЕМ РАБОТАТЬ.

Мысли о Краснодаре, занятом немцами, о дяде Володе, добровольно оставшемся в Краснодаре, не покидали меня. Но рядом была семья, была работа, которой посвящена вся жизнь. Пока довольно!

Весь день 6 сент. мы ехали по знакомой уже дороге в горах. Танюша упорно отказывалась дремать и не отрывалась от окна даже при довольно однообразном ландшафте за Кировоканом и даже за Ленинаканом. Володя крепко спал, утомлённый испытаниями последних дней. В 4 часа дня мы были уже в Ереване и скоро выгрузились на асфальте привокзальной площади.

Встал очень серьёзный вопрос о приюте, о размещении нас в Ереване. Некоторые счастливцы нашли своих старых (по первой эвакуации) хозяев и устроились там. Позднее вечером, когда мы собрались уже ночевать на площади перед вокзалом при свете вспыхивающих зарниц, к нашей группе подошёл проф. Акопян и взял с собой нашего проф. Анфимова в свою нервную клинику. Увидевши меня с семьёй, он сказал: «Подождите здесь меня. Я зайду потом за вами, и вы переждёте у меня в лечебнице». Около полуночи он действительно пришёл. Надюша осталась одна ночевать у вещей, а я с Володей и Танюшей последовали за любезным профессором. На трамвае он довёз нас до лечебницы спецкомиссии, где я лежал в 1941–1942 гг. целый месяц. Здесь в кабинете физиотерапии на диване мы и провели беспокойную ночь. Танюша всю ночь не давала мне спать.

День 7 сент. до 4 час. 8 сент. мы провели вместе со всеми в кинотеатре «Дмитрий Сосунски» у вокзала. Здесь ели, спали и ночевали на полу. Правда, ночевала только мама с Танюшей. А я с Володей вторую ночь в Ереване провёл в санитарном поезде.

В 4 часа дня 8 авг. вышло решение, где кому жить. Мне предоставили комнату в глазной клинике со всеми удобствами.

С 8 авг. до 19 августа мы спокойно провели в Ереване и думали, что нашим странствованиям конец! Будем здесь зимовать и учить в мединституте. Мы хорошо отдохнули в течение этого времени. Спали на мягких постелях, купались в ванне, кушали горячее и т.д.

Но вечером 19 авг. директор сообщил нам, что пришла телеграмма из Москвы, по которой наш МЕДИНСТИТУТ НЕМЕДЛЕННО ДОЛЖЕН ПЕРЕЕХАТЬ В КУЙБЫШЕВ!

Володя едет в Тюмень

Путешествие оказалось очень тяжёлым и закончилось неожиданно не в Куйбышеве, как намечалось, а… в Западной Сибири, в Тюмени, куда мы приехали только 4 декабря, выехавши из Еревана 13 октября.

13 октября
Отъезд из Еревана на Джульфу. Посадка в вагон в обществе Брежневых и Никитиных. Последние бранятся. Наши дети без места. Мама уложила их «валетом» и сама не спала всю ночь.
14 октября
Проснулись в Мучанской степи. Однообразный ландшафт.

Днём в 11 часов уже в Баку. Сидение на вокзале. Суета с вещами. Нелепая санитарная обработка задела лишь маму. Дети мёрзнут на холоде на перроне. Ночь кошмарная в трёх открытых вагонах.

16 октября
Утро на пристани после ночных бесчисленных маневрирований и дёрганий вагонов до ушибов и падений. Разгрузка вагонов и погрузка людей на машины.

Купили случайно яблоки. К пристани пароходной у моря. Море людей, ожидающих посадки.

Кошмарная погрузка людей на теплоход «Профинтерн». Мы находим место на борту теплохода (палуба).

17 октября
Ужасная ночь на море Каспийском, такой же тяжёлый день. Я страдаю морской болезнью. Пароход переполнен. В 3 часа– в Красноводске. Дети плачут от побоев в толпе. В тесноте направляемся на привокзальную площадь, где устраиваемся у стены – очереди на асфальте. Дети спят!
18 октября
Первый день в Красноводске в ожидании железнодорожной посадки. Лагерь Кубан. мед.ин-та– перед вокзалом в облаках мух. Днём жарко на солнце. Добываем воды из опреснителя. Спим вповалку, жёстко, холодно.
19 октября
Такой же день. Купанье в море. Где бы умыться? Ужасно грязно, антисанитарно. Дети и взрослые пьют бактериофаг.
20 октября
Третий день в Красноводске в гнусных условиях. Томление духа и тела. Скорее бы отсюда! Выдача супа и хлеба. Хлопоты об отъезде
21 октября
Ночью посадка на вокзале в маршрутный поезд, разношёрстно составленный из сброда товарных и пассажирских вагонов. Мы попадаем в вагон-изолятор, в служебной половине среди четырёх проводников. Но вагон целый, с печкой. У нас у всех полки для спанья.

Едем весь день по Каракумской пустыне, между Б. и М. Балханами до Нефтедага. Чем кормить детей? Надежда на провизию проф. Павлова.

22 октября
Утро в Кизыл-Арвете и далее пустыней до Ашхабада. Получили эвако-обед – хлеб и жидкий суп с макаронами.
23 октября
Ночь в Каалка, где должны были встретить проф. Павлова. Не встретили! Пропали и надежды на провизию…

Теджен, Мары, Байрам-Али и ночью переезд через Аму-Дарью у Чарджоу. Днём жарко, ночью холодно.

24 октября
Путь дальше через ст. Каган (на Бухару) до Ката-Кургана. Получили обед – рассольник из Чарджоу ещё. А сегодня новый обед – водянистый суп с клёцками.

Покупаем свою провизию – творог, яйца, помидоры. Мама сварила на вагонной печке любимую детьми гречневую кашу.

25 октября
С утра и целый день в Самарканде. Обед с клёцками. Да ещё проводник получил для детей гуляш (мясо!).
26 октября
Только утром выехали из Самарканда. Путь по холмистым необозримым полям и снеговым горам на горизонте.

Вечером в Джизаке. Там хороший базар. Купили цыплят, яйца, картофельные лепёшки. Обильный ужин у детей.

27 октября
В Голодной степи. Остановка на целый день перед Урсатьевской на разъезде и поездка директора вперёд. АРЕСТ ЕГО И ИЗБАВЛЕНИЕ ОТ АРЕСТА.
28 октября
Быстрая езда через Голодную степь, обильно орошённую и потому цветущую (хлопок, сады, рисовые поля). Переезд через Сырдарью и далее до Ташкента. На Товарной станции Ташкента. Хлопоты.
29 октября
Целый день на Товарной Ташкента. Оказался недалеко базарчик. Купили яблок, молока. Мама варит детям макароны и кашу. Львовские вагоны «отепляются».

Много хлопот об отправке нас, и после споров с начальством в сумерки уехали.

30 октября
Утром в Арысе. Стоим целый день. Мама готовит рисовый суп на вагонной печке. Выехали в сумерки.
31 октября
До Джусалы хорошо проехали. В дороге у ст. Чиили «рисовая лихорадка» в нашем эшелоне. Вечером долго стоим.
1 ноября
Целый день стоим на ст. Тюри-Там и спекулируем на рисе. Рисовые костры вдоль наших вагонов. Хлебный голод, не дают хлеба!
2 ноября
Опять целый день на Тюри-Там. Тревога без хлеба. Хлопоты, беседы с начальством по телефону, телеграфу. Пришёл паровоз, но привезли молоко.
3 ноября
Утром еле-еле везли. Удалось купить за 25 руб. куропатку для детей. Они съели с удовольствием! Ночью в Казалинске получили хлеб.
4 ноября
Простояли всю ночь в Казалинске. На эвако-обед уха. Поехали быстро до Аральска. Вечером в Аральске. Получили там хлеб. Стало холоднее: утром морозец, иней на земле.
5 ноября
Едем вяло – мечтаем о хлебе. Долго стояли в Чолкаре, где достали картофельные котлеты. Ночью так встряхнуло вагон, что я слетел с полки на пол.
6 ноября
Тихий осенний день в степи. Едем медленно вперёд. Вечером на неизвестном разъезде долгая остановка и митинг, ПРАЗДНОВАНИЕ 25-ЛЕТИЯ ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ.
7 ноября
Неожиданно холодный ветер. Хмурится небо. Проехали через Мугоджарский хребет и долго сидели на Эмбе. Получили суп. Купили винегрет и картофельные лепёшки. ПРАЗДНОВАНИЕ ДНЯ РОЖДЕНИЯ ТАНЮШИ: детям праздничный обед – блинчики сладкие на молоке и какао. Холодно!
8 ноября
Снежная буря, мороз. Настоящая зима! Пришлось ночью взяться за топку. Приехали в Актюбинск. Заготовка топлива. Обмороженные в нашем эшелоне…
9 ноября
Быстрый переезд до Чкалова (Оренбурга). Ночью в Оренбурге.
10-13 ноября
Долгое сидение в Чкалове. Хлопоты по учреждениям. Мороз – минус 25 градусов. На базаре 10 ноября я купил за 210 руб. курицу.

Далее в Куйбышев. В Куйбышеве мы провели свыше недели в вагоне станции. Куйбышевский Облисполком выдал нам пищевой паёк: сыр, колбасу, масло, сахар.

В Тюмени

24 декабря
Вот уже 3 недели, как мы живём в Тюмени. Сегодня моя первая лекция студентам 5-го курса в 1-й поликлинике.

Володя уже вторую неделю ходит в школу по ул. Стасова: в 3-м классе он.

<…> Погода в Тюмени пока – суровая зима – минус 42 с обильным снегом. Мама хочет купить Володе лыжи. Он страдает от холода больше в нашей комнате в здании бывшего музея, где сейчас общежитие наших студентов. На улице его спасают, главным образом, полученные для него валенки.

27 декабря
Мы из студенческого общежития переехали на Хохрякова, 13 в комнату. Вещи перевёз студент Артюхов на санках в три рейса.
1943 год
9 января
Новый Год застал Володю в постели, где он лежал до сегодняшнего дня. Д-р Зеленский поставил диагноз – суставной ревматизм. Назначил лежание в постели.<…> Целый день Володя в постели чем-нибудь занят. Рисует, читает. Мама на днях совершила на базаре оригинальный обмен: колбасу обменяла на новенький экземпляр «Дон Кихота» изд-ва 1941 г.
28 марта
<…> В школу Володя не ходит. Но занятия с окончанием плеврита ведутся аккуратно его учительницей Антониной Ивановной по программе его класса.
9 апреля
Сейчас настоящая Тюменская весна. Стоят солнечные дни с утренними заморозками.

<…> Дома продолжаются занятия Володи с учительницей. Заканчивается учебный год; осталось не больше месяца до конца 4-й четверти. Очень ценную услугу оказывает нам учительница Антонина Ивановна, согласившаяся из своего досуга уделять 2 часа занятий. Она хорошо ведёт их, достаточно строго и требовательно.

А какое вознаграждение мы можем дать ей? В денежном отношении мы стеснены, а пустяковой платой не отделаешься – слишком велика услуга, велика и ценна. Она во время урока с Володей обедает у нас– скромный обед, обычно без мясного. Мама озабочена, как бы лучше уплатить этот великий долг, хотя Антонина Ивановна говорит маме в ответ на выражение благодарности: «Мне не надо платить! Это мой долг– заниматься со своим отстающим учеником». Очень редко встречаешь такое правильное, высокое понимание долга преподавателя.

25 апреля
Сегодня по-старому Пасха.

<…> Володя в занятиях делает успехи. Это замечается в арифметике, он смышлёнее в решении задач. Вообще Володя в Тюмени значительно развился, стал самостоятельнее в действиях и суждениях.

19 мая
Жаркий летний день. Мы с мамой сходили в больницу, сделали первые операции в стационаре.

Володя в новой роли: он впервые, заменяя маму, отводит Таню в детский сад в 8,5 утра и заходит за нею в 4,5 дня. Мама думает ему поручить передачу посуды за обедом в столовую. В этом проявляется его активная помощь в семейных делах.

3 июня 1943 г.
ВОЛОДЯ УЕХАЛ С МАМОЙ В ПИОНЕРСКИЙ ЛАГЕРЬ В ОНОХИНО. Лагерь расположился в живописной местности на берегу речки Пижмы у берёзовых и сосновых лесов. Маме предложили взять на себя врачебное руководство в лагере детьми-пионерами, прихвативши своих детей (ввиду их склонности к болезням). Мама выбрала месяц июнь, поездка на 25 дней.

<…> А перед отъездом мама была уже достаточно истощена посадкой картофеля на нашем поле в 6 километрах от города. Эту посадку с ходьбой пешком, с лопатой и тяжёлым грузом на спине она провела легко без посторонней помощи.
P.S. Это последние из сохранившихся записей С.В. Очаповского. Он ушёл из жизни 17 апреля 1945 г. в Краснодаре, не дожив нескольких дней до Дня Победы…
Елена Алексеевна Саенко (1924–1943)
Родилась в станице Приморско-Ахтарской Краснодарского края. В начале войны вместе с матерью была эвакуирована в станицу Воронежскую Усть-Лабинского района. Весной 1943 г. комсомолка Е. Саенко ушла добровольцем на фронт. После окончания двухмесячных курсов снайперов направлена в 56-ю действующую армию.

17 июля 1943 г. младший сержант Елена Саенко в составе лучших снайперов приняла участие во Всеармейской конференции снайперов. Командующий войсками армии генерал А.А. Гречко вручил ей орден Красной Звезды и снайперскую винтовку с надписью «Знатному снайперу Саенко от Военного Совета 56-й армии». В октябре 1943 г. была награждена медалью «За отвагу». За время службы уничтожила 48 фашистов.

Погибла 9 октября 1943 г.
Елена Алексеевна Саенко (1924–1943)
Родилась в станице Приморско-Ахтарской Краснодарского края. В начале войны вместе с матерью была эвакуирована в станицу Воронежскую Усть-Лабинского района. Весной 1943 г. комсомолка Е. Саенко ушла добровольцем на фронт. После окончания двухмесячных курсов снайперов направлена в 56-ю действующую армию.

17 июля 1943 г. младший сержант Елена Саенко в составе лучших снайперов приняла участие во Всеармейской конференции снайперов. Командующий войсками армии генерал А.А. Гречко вручил ей орден Красной Звезды и снайперскую винтовку с надписью «Знатному снайперу Саенко от Военного Совета 56-й армии». В октябре 1943 г. была награждена медалью «За отвагу». За время службы уничтожила 48 фашистов.

Погибла 9 октября 1943 г.
28 апреля 1943 г.

[Школа снайперов]

Здравствуй, мамочка!

Во-первых, поздравляю тебя с наступающим праздником 1-е мая. Чувствую себя хорошо, чего и тебе желаю. От тебя почему-то нет писем. Я за тобой очень соскучилась, если бы ты приехала и привезла белого хлебца <…> [1] работы много. К нашим девушкам приезжают матери, а мне прямо хочется плакать. Ты меня сейчас не узнаешь. Мамочка, подействуй насчёт справки о комсомоле. Привет, забыла, как звать, передай депутату верховного совета РСФСР.

Ну, целую крепко.

Жду тебя. Лена.

[1] Слово заштриховано карандашом.
30 апреля 1943 г.

[Школа снайперов]

Здравствуй, дорогая мамочка! Я за тобой очень соскучилась, но я всё-таки в надежде, что ты будешь писать, как можешь, почаще. Хочется мне тебя видеть, хочется узнать, как ты сейчас живёшь, чем занимаешься, как чувствуешь себя, хочется с тобой поговорить, и так далее. Чем занимается тётя Маруся, где ты сейчас живёшь, ну а тебе скоро вышлю свою фотографию, ну, узнать будет трудно. Я, мамочка, душой изболелась за справку, что Смирнова не может выслать её по почте в заказном письме. Это дело не шутейное, дома считаться комсомолкой, а в части – нет, прямо я не знаю, я так сердита на неё, не могла нам напомнить, когда мы уезжали. Мамочка! Пожалуйста, подгони Смирнову, прямо я волнуюсь. Ну, мамочка, пиши почаще, я соскучилась. Не беспокойся за меня. Передавай привет всем. Целую тебя крепко.

Дай прочесть письмо тёте Марусе, она разберётся.

11 мая 1943 г.

[Школа снайперов]

Здравствуй, дорогая мамочка!

Передаю тебе второе письмо. Мы скоро выпускаемся, числа 15-го или 20-го, поэтому прошу тебя приехать ко мне, при этом захватить с собой белого полотна, кофту, мыла и всё. С тобой буду столько дней, на сколько ты приедешь, но учти, после экзамена у нас будет несколько свободных дней. Ну, пока, всего хорошего, привет всем.

Целую тебя крепко. Лена Саенко.

11/V-43 г.

Читать все письма Елены Саенко
20 мая 1943 г.

[Школа снайперов]

Здравствуй, дорогая мамочка!

Сейчас отдыхаю, только выкупалась и решила тебе написать письмо. Как ты доехала, я сейчас ещё больше стала скучать. Майор говорил, что ты должна приехать 26/V-43, а наш лейтенант политической части у меня спрашивал, почему мама не пришла к нему поговорить, как идёт работа в колхозах. Мамочка, пишу лёжа, очень умариваюсь, но ты не беспокойся, буду уезжать скоро, двадцать пятого, точно не знаю, очень хочется домой, мне всё кажется сейчас каким-то сном. Мамочка, я надеюсь, что ты ко мне ещё приедешь. Обязательно перешли письма, что мне пришли в Усть-Лабе. Ну, мамочка, не скучай, привет от меня всем, Екатерине Епимовне, Марии Фёдоровне и другим.

20/V-43 г.

Целую крепко.

С приветом, Лена.

26 мая 1943 г.

[Школа снайперов]

Здравствуй, дорогая мамочка!

Я жива, здорова, чувствую себя прекрасно, чего и тебе желаю. Мамочка, если у тебя есть время, то приезжай, но я надеюсь, что ты приедешь, чтобы к числу пятнадцатому приехала, даже раньше. Мамочка, привозить с собой ничего, кроме <…> [1] , полотна, и сшей мне вроде майки, а то белые рубашки очень маркие. Ещё раз говорю, чтобы, как тот раз, много не привозила, то половина пропала. Мамочка, обязательно сшей мне маечку и обязательно привези полотна на воротнички и платочки, вот и всё. Приезжай скорей. С приветом, целую тебя крепко.

Лена.


[1] Слово написано неразборчиво.
22 июня 1943 г.

Здравствуй, дорогая мамочка!

Чувствую себя хорошо, 19 июня у нас был выпускной вечер. Ну а сейчас, мамочка дорогая, пишу тебе письмо уже с фронта, так что знай, где я сейчас нахожусь. Ну, где ты сейчас живёшь, чем занимаешься? Я очень интересуюсь. Мама, если ты мне не будешь писать письма, то я буду на тебя очень обижаться. Ну, я, конечно, надеюсь, что я сейчас поскольку нахожусь на фронте, то ты мне будешь писать чаще. Сейчас, главное, напиши, ты сейчас в том районе работаешь или нет. Теперь, когда будешь писать, то обязательно сообщи адрес Галины Кандаловой, что живёт в Ахтарях [1] , что дом её разбомбило, смотри, сообщи мне её адрес. Мамочка, что нового? В общем, пиши всё, буду ждать твои письма с нетерпением. Ну, пока, целую тебя крепко.

Сейчас, будучи на фронте, заверяю тебя, что я оправдаю звание снайпера и покажу себя на фронте, как самого смелого, отважного комсомольца, чтобы после войны ты мной гордилась как участником Отечественной войны.

Ну, пока до свидания, целую тебя крепко.

С приветом. Лена Саенко.

[1] Имеется в виду ст. Приморско-Ахтарская.

Июнь-июль 1943 г.

Здравствуй, дорогая мамочка!

Я тебе уже одно письмо написала и отослала, но не знаю, получила ты его или нет. Я знаю, ты большой нелюбитель писать письма, но я всё-таки в надежде, что ты мне скоро напишешь. Дорогая мамочка, по-моему, ты сейчас знаешь, где я нахожусь, я нахожусь на фронте, откровенно тебе говорю, на фронте забываешь обо всём на свете. Мамочка, у меня на счету боевом 19 снятых фрицев за 4 дня, вот, со мной пока всё в порядке, самочувствие прекрасное. И надеюсь, что в дальнейшем, будучи на фронте, со мной будет всё в порядке, и буду стараться как можно больше истреблять фашистских гадов, и чтобы вернуться домой с победой и снова так жить, как раньше. Ну вот, пока всё, что со мной. Дорогая мамочка, опиши всё, о чём мы с тобой договаривались, теперь обязательно сообщи адрес Галины Кандаловой, которая живёт сейчас в Ахтарях.

Дорогая мамочка, я тебя прошу только одно: не волноваться и не думать обо мне, со мной будет всё в порядке. Пишу тебе письмо и думаю, как ты себя чувствуешь. Пишу тебе письмо с самой передовой фронта, выбрала свободную минуту. Мамочка, ещё раз убедительно тебя прошу за меня не волноваться и быть всегда уверенной в том, что со мной всё в порядке.

Ну, родненькая, целую тебя крепко. Найду когда-нибудь время и опишу всё подробно о том, как нас отправляли, какой у нас был выпускной вечер и так далее, а сейчас, мамочка, буду кончать, а то какая-нибудь шальная, да и зацепит, не знаю. Целую тебя крепко.

Желаю тебе всего хорошего, передавай привет всем знакомым, если мне есть письма домой, то сообщи мне адреса этих людей. Ну, ещё раз тебя целую. С приветом. Лена.

15 июля 1943 г.

<…>, а занимайся делом. Ну, вот пока нового, но от тебя ничего не слышно. Прямо мне реветь хочется, настроение такое, когда знаешь, что о тебе форменным образом забыли и перестали думать о твоём существовании.

Ну, мамочка, желаю тебе всего наилучшего, крепко целую. С приветом.

Когда были на отдыхе 3 дня, были нам подарки, мне подарок – пудра и одеколон, карандаши, конверты, яблоки. Ну, так уж и быть, коробку пудры оставлю тебе вместе с флаконом одеколона.

Когда будем на отдыхе, сфотографируюсь и вышлю своё фото.


[1] Начало письма не сохранилось.
17 июля 1943 г.

Здравствуй, дорогая мамочка!

Чувствую себя хорошо, получила письмо от Галины Кандаловой, пишет многое, а самое главное, сообщает то, что расстреляли следующих партизан: Шуру Гаршкову, помнишь, временно была секретарь райкома комсомола, Анну Ивановну Стебловскую, Мацокина, Станкевича, Заборню, Ефименко, Галясова и других, но за Рогалевич ничего не пишет. Ну, а если сообщит мне что-нибудь о ней, тогда сообщу. Теперь, мамочка, сообщаю, что я была на Конференции лучших снайперов, где отдыхали 3 дня, ой, мамочка, как здесь было хорошо, в общем, всё самое лучшее. Здесь на слёте присутствовали все члены военного совета 56-й армии. И здесь также был командующий войсками армии генерал-майор Гречкин [1] , здесь нам, пяти человекам, самым лучшим снайперам, вручены именные снайперские винтовки, на которой прикреплена бронзовая пластинка с надписью: «Знатному снайперу Саенко от Военного Совета Армии», кроме этого, наградили грамотой, и я награждена орденом Красной Звезды за умение и мастерство по истреблению немецко-фашистских захватчиков. Я выступила от своих снайперов с речью, меня сфотографировал корреспондент газеты. Ну вот, пока такие новости, так что, мамочка, к чему я стремилась, того я и добилась, теперь вспомни то, что я тебе всегда говорила, а ты мне в ответ говорила, что я болтун и человек, который неспособный ходить по земле. Но получилось наоборот, ну, мамочка родная, передавай привет всем, и в том числе Денисенко, и передавай ему, что я доверие своё оправдала и в дальнейшем буду бить ещё с большей энергией фашистов. Мамочка!

Пиши, не забывай меня, а то ты пишешь мне очень редко, от других письма мне приходят чаще, чем от тебя, мамочка, за меня не беспокойся и не скучай, и знай, что я домой вернусь с собственной именной винтовкой снайперской и с победой, а этот час скоро настанет, когда проклятая немчура будет уничтожена, и все снова будут жить по-прежнему счастливо, спокойно и хорошо. Ну, пока всё, целую тебя крепко, остаюсь твоя дочь Лена. Пиши, мамочка.

Отдыхали мы в Славянской в штабе.


[1] Имеется в виду Гречко; в письме «ин» исправлено на «о» не автором.
24 июля 1943 г.

Здравствуй, дорогая мамочка!

Сегодня, то есть 24.8.43 г., я получила от военного корреспондента газеты «Защитник Родины» письмо со своим портретом и в следующем письме вышлю тебе его. По почте он мне выслал и газету, где я также помещена. Мне почти чуть не каждый день приходят письма. Ну, как тебе известно, я чуть-чуть пострадала, ну, это ничего не значит. Ну, мама, жди мой портрет, думаю, будешь сильно обрадована. Теперь наши некоторые девушки едут в отпуск домой, думаю побывать и я дома. Ну вот, пока всё. Целую тебя крепко. Посылаю пока из газеты фото. Твоя Лена.
Июль 1943 г.

Здравствуй, дорогая мамочка!

Письма от 16/6-43 г. от тебя получила, за которые очень тебе благодарна, но я как раз прихожу 23-го с передовой линии фронта в часа 2 ночи, наутро мне вручают письма от тебя, а другое так мне принёс наш командир взвода прямо на передовую в тот момент, когда я сидела у майора по окончании своей охоты и рассказывала, сколько я убила за 4 дня, то есть 12 фрицев, итого, мамочка, с 1 июня по 23/6-43 г. мой боевой счёт = 31 фрицу. Успехи, как видишь, хорошие. Продолжение на следующей открытке.

1 августа 1943 г.

Здравствуй, дорогая мамочка!

Сообщаю, что я сейчас нахожусь на отдыхе. Мне всё-таки повезло с отдыхом, тогда тоже находилась на отдыхе, когда наградили, но уже скоро снова пойдём на передовую линию фронта, знаешь, как-то скучно сидеть в тылу. В данный момент чувствую себя хорошо, но часто, мамочка, вспоминаю о тебе, про ту ночь в ст. Воронежской, когда ты плакала, невольно сжимает горло, и еле сдерживаешься от слёз, но плакать неудобно, знаешь, особенно когда кто заметит, скажут: «А ещё орденоносец, а плачет». Мамочка, ты, прочтя эти строки, я знаю, невольно заплачешь, не нужно сейчас скучать. Знай, что я защищаю Родину. Сейчас я пишу тебе письмо лёжа, и ты на это внимания не обращай, ведь пойми одно, попадёшь на передовую, там не полежишь, и не обращай внимания на мой почерк. Мамочка, я как гляну на ту подушечку, которую я взяла с собой и на которой я сейчас лежу, я вспоминаю тебя, дом, при любых условиях она со мной, а это значит, ты всегда со мной. Мама, ты за меня не беспокойся, ещё раз тебя прошу, а также не беспокойся за моё поведение, часть, в которой мы находились, а также наше бывшее командование всегда ставит в пример хорошего снайпера Саенко и других и просит всех остальных снайперов равняться по нам, а отсюда делай соответствующий вывод как о поведении моём, и так же и о моей работе на фронте. Если я захочу, я чёрт знает что сделаю, ты это знаешь, поэтому будь уверена за меня.

Вера, которая действовала со мной в паре, уже не снайпер, вернее, она снайпер, но действовать в качестве его не будет, она отозвана, отец её убит <…> [1] , в общем, я точно не знаю, если будешь в Краснодаре, то узнай, где, что с ней, у её мамы. Ну, мамочка, ещё прошу, за меня не беспокойся. Моя именная снайперская винтовка бьёт отлично, поэтому будь уверена за меня и за мою винтовку.

Ну, пора кончать, жалею, что взяла с собой чувяки, лишний груз, а очень беспокоюсь, почему ты не пишешь, где ты живёшь и прочее, до каких пор ты будешь молчать, безобразие. Ну, надеюсь, сообщишь.

Ну, пока, всего хорошего, целую крепко.

С приветом, Лена.

[1] Слово написано неразборчиво.
Август 1943 г.

Здравствуй, дорогая мамочка!

Во-первых, разреши сообщить, что в тот момент, когда я находилась под сильным обстрелом, и вот после окончания его вдруг приносят почту и передают мне 5 писем от тебя, и одно письмо от Галины Кандаловой, и 2 письма от знакомых, и вот представляешь, какая у меня была радость, я не знаю, теперь будешь писать по новому адресу, дальше мы сейчас будем действовать в новой части, но через время напишу статью в райком комсомола о себе, как я всего добилась, и так далее. Теперь на днях нам вручат ордена, на моём боевом счету уже 31 фашист, а ты веди подсчёт, скоро буду представлена ко 2-й награде – знай это, мой боевой счёт будет увеличиваться до последнего дыхания. Обо мне, мама, в газете писали, и помещено было моё фото.

Теперь ты мне пишешь относительно ухода тебя в армию. Если бы я тебя увидела в этот момент, я бы тебя выругала как следует, довольно я на фронте бью и за тебя фашистов, и придёт тот час, когда я возвращусь домой, и будем жить знаешь как. Если бы ты хоть раз побыла под перекрёстным огнём миномётов, артиллерии, ты бы узнала, что значит война, и сиди дома сейчас и не рыпайся. Ясно? Смотри, мамочка, ты не обижайся, что я тебе пишу помалу, что письма иногда приходится писать тебе под сильным обстрелом, и знай, что письма ты всегда получаешь с фронта, которые дышат радостью и тем, что они говорят, что скоро кончится война, и Лена по фамилии Саенко – снайпер вернётся домой.

И в один из вечеров я буду рассказывать о моих действиях на фронте, и у тебя будет счастливая улыбка на лице.

Мамочка родная, чувствую себя прекрасно, я ещё больше одушевлена энергией, ой, я очень рада, что ты мне пишешь, не забываешь меня, родная. Мама, передавай привет всем знакомым, и ты не сделай ошибку, не иди в армию, будь дома.

Ну, целую тебя крепко.

Мой боевой счёт = 31.

Самый большой счёт в роте.

Целую. Лена.
17 августа 1943 г.

Здравствуй, дорогая мамочка.

Письмо я от тебя получила, за которое очень тебе благодарна. Ты спрашиваешь в письмах, мол, какая я сейчас есть, ну, немного напишу свой портрет. Одет на мне маскировочный халат зелёного цвета. Гордая голова, снайперская винтовка, вот приблизительно выгляжу я так, ну знаешь, настоящий клоун, и вот каждый раз, когда меня немецкий снайпер только заметит, особенно мою голову, и хочет «устроить со мной свидание», но у него ничего не выходит, ты знаешь, я бы тебе очень много рассказала интересных эпизодов, но знаешь, когда приеду домой, ну и разговоров будет!

Мамочка, ну, за меня не беспокойся, как немец ни хитёр, но я хитрее его, это всегда знай, и снять ему очень трудно, сейчас я, когда бываю на охоте, выдвигаюсь за передний край обороны, и подползаем к противнику на 20-30 метров. Ну, и появляющихся «недисциплинированных» фрицев снимаем. В последней охоте я убила за три дня три фрица. Вот, веди мой счёт, он равен 34 – вот так дела на моём фронте.

Вышли мне, пожалуйста, в конверте бумаги, а то мало очень, мамочка, если будет возможность, сфотографируюсь в костюме, как я сейчас сижу и пишу тебе письмо…

23 августа 1943 г.

Здравствуй, дорогая мамочка!

Письмо последнее от тебя я получила, ты у меня спрашиваешь, почему я тебе не написала с отдыха. Ведь я, во-первых, на отдыхе находилась мало, второе – фотографа не было, в-третьих, самочувствие прекрасное, теперь насчёт фото. И в газете был мой портрет. Когда я увидела себя в газете, то я себя не узнала, и многие бойцы и командиры у меня же спрашивают, а где Саенко-снайпер, вот хотела вырезать с газеты и послать, так я какая взрослая, большая, в полном смысле военный человек. Мамочка, за мою жизнь я ещё тебя прошу не беспокоиться, мой боевой счёт равен сорока фрицам. Мамочка, относительно долга, знаешь, проявлю себя ещё в боях, всё равно рано или поздно, вот увидишь, буду Герой Советского Союза. Ведь за короткий промежуток времени я уже себя показала с хорошей стороны, и ты должна мной гордиться, должна. Тогда, безусловно, дома буду и буду кушать горячие блинчики. Ведь я, мамочка, мечтала быть в армии, мечтала также сделать хороший подвиг.

Мечта сбылась. Сейчас я отдыхаю, а в часа 3 утра выхожу охотиться за фрицем. Нахожусь у противника близко и появляющихся фрицев снимаю. Очень интересно, всё расскажу и много, когда приеду домой. На последней охоте чуть не было прямое попадание мины туда, где я находилась, но перед этим я оттуда ушла, как чувствовала. Ничего, я обдурю двадцать раз фрица, чем он меня, я ему, гаду, покажу за всё, он узнает, как находиться на нашей земле, он, тварь, скоро с треском полетит.

Я от тебя, мама, нахожусь недалеко, и ты, пожалуйста, не скучай, а то я представляю, как идёт поезд, ты обязательно смотришь и плачешь. Этого делать не надо, надо иметь терпение, чтобы меня дождаться, ведь когда я выжидаю, пока появится фриц, я ведь тоже запасаюсь терпением, и впоследствии у меня успех, так точно и это. На днях я получила открытку от Иры Рогалевич. Всё подробно она мне опишет в следующем письме, а тогда я тебе напишу о ней. Пишет и Галина Кандалова, писем от всех получаю очень много, но отвечаю не на все, тебе пишу регулярно. Теперь относительно моего поведения, ещё раз повторяю, не беспокойся, ты меня знаешь, во-вторых, я сейчас защищаю Родину, а гулять буду после, когда вернусь домой. Ну, тогда и погуляем, ну, я тогда всех своих знакомых девушек, как на фронте, так и в тылу, забью в области кавалеров, а сейчас надо себя вести, как это подобает советскому воину, тем более девушке. Ну вот, мамочка, за меня не беспокойся, да ведь Вериного отца убили, и она, наверное, сейчас дома, ну ничего, будет и на моей стороне праздник, и я побываю дома, как ещё будем на отдыхе, всё равно буду дома. А ты, мамочка, тогда приготовишь винца, в общем, всё то, что надо, и то, что я люблю, и обязательно зайду к Ермаковой, она ведь говорила: «Ой, Лёля», и так далее.

Ну а сейчас пожелаю успеха тебе во всём. Целую тебя крепко. Передавай привет всем. Любящая тебя, твоя Лена.
Август-сентябрь 1943 г.

Здравствуй, дорогая мамусечка!

Во-первых, ты меня очень извини за то, что я тебе так долго не писала! Этому сопутствуют некоторые обстоятельства, а именно: я была на очень серьёзном задании, сама знаешь, не до письма, а сейчас, благополучно вернувшись оттуда, решила тебе написать. Во-первых, и от тебя получила много писем и последнюю открытку, из которой узнаю, что ты сильно волнуешься, и во-вторых, узнаю из письма, что ты слышала по радио обо мне!

Мама, когда я была на слёте лучших снайперов, то ещё тогда была помещена в газете «Известия» или в <…> [1] , наверное, ты просто не обратила внимания, но там был помещён очерк без фото. Ну, мамочка, напишешь мне в письме всё, что написал ваш пропагандист обо мне и что говорили на радио, знаешь, мама, почти каждый военный корреспондент, который бывает у нас, все интересуются и спрашивают фамилию Саенко. Иногда надоедает все мои боевые операции рассказывать. Сегодня я напишу в райком комсомола небольшое письмецо, содержание которого можешь узнать у секретаря РК ВЛКСМ.

Мамочка, за меня не беспокойся, со мной всё в порядке, во-первых, ни в каком госпитале я не лежала и не лежу, откуда ты это взяла, просто была больная малярией. Мама, сейчас за время моего отсутствия и за время пребывания в армии столько уже пережитого, что всё описанию не поддаётся.

Это тебе будет передано в устной форме, мамочка! Я сейчас спала, но, проснувшись, я узнаю, что я во сне так плакала, что вот на протяжении всего письма до сих пор болит грудь, но ты не подумай, что я наяву в действительности плачу. Нет, иногда такое моральное состояние человека бывает, что чёрт знает куда и делся бы, но ничего я этого тебе ни в одном письме не писала, но в этом решила написать тебе всё, ну, мама, мне только обидно одно, что ты и сейчас думаешь, что я отношусь ко всему с какой-то шуткой, как это ты мне писала в письме, где ты сейчас думаешь, у меня сейчас такое поведение легкомысленное, как было в предыдущие годы, когда я ещё училась, но если ты так… [2]

[1] На линии сгиба утрачены четыре слова.
[2] Дальнейший текст письма утерян.
22 сентября 1943 г.

Здравствуй, дорогая мамочка!

Передаю тебе привет с фронта Отечественной войны. И желаю тебе полного успеха в твоей работе, а также, самое главное, не забывай меня, то есть ёжика, на днях у меня была малярия, очень сильно трепала, но а сейчас пока ничего. Мамочка, какие прекрасные успехи на фронтах, скоро, мамочка, все будем дома. Ну, ещё что нового у меня, да, относительно фото, ну, мне прислал письмо корреспондент, что он пишет относительно фото, сама прочтёшь, а то в данную минуту такую чепуху описывать, так… Ну, мамочка, как живёшь, ты, наверное, в Усть-Лабе, в общем, опиши всё. Теперь я тебя убедительно прошу выслать мне заказным пакетом бумаги, ну, ты знаешь, у меня нет бумаги, ни у кого нет. Я буду писать тебе чаще, а то иногда есть время написать что-нибудь тебе, а то я знаю, ты скучаешь, особенно на тебя подействует моё последнее письмо, ну и вот бросишься написать – нет бумаги, ну и откладываешь, вот поэтому я редко пишу. Ты знаешь, когда я тебе писала последнее письмо, то такое настроение было, дождь шёл, в траншеях грязь, всё мокрое, и так далее, вот была примерно такая обстановка. А ты опиши мне всё подробно, где живёшь, в общем, всё то, что нового.

Мне есть много тебе рассказать. И очень интересное, но на бумаге писать не так интересно, как рассказать. Охота моя сейчас не проходит, вернее, мы на охоту не ходим, ну а почему, ты не поймёшь. Ну, мамочка родная, пиши чаще, больше, и самое главное, не забывай меня.

Мне часто пишет Галина Кандалова, сообщила, что Кучеренко умерла. Ну вот, пока и всего хорошего, целую тебя очень крепко, передай привет тёте Кате, напишу ей, когда будет бумага. Открытку её я получила и была очень рада, поцелуй её за меня.

Мамочка, на моём боевом счету сорок восемь фрицев, ну а сорок восьмая – это была женщина, о ней всё, в общем, всю охоту на неё опишу в следующий раз, когда пришлёшь бумагу. Я писала в райком комсомола письмо, получили они его или нет?

Напиши. Целую. Лена.
22 сентября 1943 г.

Здравствуй, дорогая Галочка!

Последнее письмо я от тебя получила, но какого числа, точно не знаю. Галочка! Предупреждаю, на почерк не обращай внимания, так как пишу тебе письмо сама знаешь в какой обстановке. Ой! Галочка! Какие успехи у нас на фронтах. Фриц драпает, придёт скоро та минута, когда мы снова будем так жить, как жили. Ну, родненькая Галочка, как вы с мамой живёте, где, ну спасибо, мой голубок, тебе за адрес, присланный тобой, а какой адрес, ты знаешь, это Игоря, знаешь, интересно ему написать, что он мне ответит. Галочка! Родная, скоро будем в Темрюке! Галочка, я однажды вспоминала о Елизавете Павловне Шишкиной-Коробочке. Напиши, пожалуйста, меня очень интересует, ну, Галунчик, начался сильный «концерт». Пиши, жду, родная.

Летят мины, снаряды – кончаю. Целую крепко тебя, родная.

С приветом, Лена.

Галочка! Напиши всё подробно про Ирку Рогалевич: где она и в качестве кого она в армии. Смотри, жду. Привет маме-папе.

Сентябрь 1943 г.

Здравствуй, дорогая мамочка!

Почему-то долго от тебя нет писем, надо «ежика» не забывать, ведь он у тебя один, ты это знай. Ну, мамочка, самочувствие моё прекрасное, малярии уже нет, на охоту ходить продолжаю. Теперь жду своё ещё фото от корреспондента. Как придёт, так оно будет выслано тебе. Как я тебе уже писала, наши девочки поехали в отпуск домой на 10 суток, одна – в Майкоп, другие – не знаю. Ничего, скоро и я дома побываю, в этом я тебе даю полную гарантию, всегда будь готова к моему приезду, ибо это может произойти неожиданно. Ну вот, пока всё. Целую тебя. Твоя Лена.

25 сентября 1943 г.

Здравствуй, дорогая мамочка!

Последнее письмо твоё я получила, за которое тебе очень благодарна. Мамочка, я последнее письмо тебе посылала вместе с письмом в райком комсомола, но ты почему-то не пишешь, получила ты этих два письма или нет, я писала в райком комсомола письмо, содержание которого следующее: я описывала, как я стала снайпером, как проходит моя охота, и так далее, вот в следующем письме сообщи мне, получила ли ты это письмо и передала ли ты его в райком комсомола или нет, ну, мамочка, ты у меня спрашиваешь, готовить ли мне перчатки и тёплые носки, приготовь, а как я буду на отдыхе, постараюсь приехать вот так, ну, мамочка, а за то письмо, за которое ты на меня обижаешься, – это напрасно, ты знаешь, у меня иногда такое бывает настроение, что делся бы чёрт знает куда.

Ну вот, да, ты у меня спрашиваешь, какой у меня счёт, отвечаю: счёт мой равен сорока восьми снятым фашистам, и сейчас он не увеличивается, а именно почему, ты должна догадаться, ты, по-моему, знаешь, какие у нас сейчас успехи на фронте, а отсюда делай выводы, ну, мамочка, пиши всё подробно, бумагу я от тебя получаю, теперь буду писать чаще, ты у меня просишь адрес Иры Рогалевич, я ей написала, а письмо пришло обратно, пишут – адресат выбыл. Жду от неё письмо, как вышлет, так дам её адрес тебе. Целую крепко.

Е.А. Саенко была похоронена на кладбище станицы Славянской Краснодарского края возле церкви в могиле № 11. В октябре того же года по просьбе матери, Марии Михайловны Саенко, Елена Алексеевна Саенко была перезахоронена в станице Усть-Лабинской в братской могиле в районе железнодорожной станции. В городе Усть-Лабинске переулок Безымянный был переименован в улицу имени Саенко.
Василий Ксенофонтович Харченко
– гвардии красноармеец, стрелок. Был призван в армию из станицы Абинской Краснодарского края. Пропал без вести 4 февраля 1945 г.
Василий Ксенофонтович Харченко
– гвардии красноармеец, стрелок. Был призван в армию из станицы Абинской Краснодарского края. Пропал без вести 4 февраля 1945 г.
2 ноября 1944 г.

Добрый день, уважаемая сестрица Фрося! Сообщаю, что я в данное время чувствую себя очень хорошо, но не знаю, как проживаете вы все и кто у вас дома. Я всё время обращаюсь к тебе одной потому, что не знаю, где находится Илюша. Если будешь писать письмо, то пропиши, где он находится, пропиши, как ты живёшь и чем занимаешься. Фрося, я скучаю по тебе, но уверен в том, что и у тебя остаётся братская скука и любовь ко мне, как и была прежде. Обо мне не беспокойся, я уже в эту обстановку втянулся, мне кажется, как будто так и надо. Уверяю тебя в том, что в скором времени мы будем иметь встречу, а это видно из того, что злой враг поджал свой звериный хвост и плетётся в свою берлогу, а берлога его для нас не страшна, один нажим, и с треском пойдёт кверху всё его гнездо.

Посылаю тебе свой пламенный привет и привет всем соседям, которые меня знают. Твой брат Вася.

Павел Максимович Цапко (род. в 1899 г.)
Старший сержант. Работал агрономом. 18 августа 1941 года призван в армию, в 7-й запасной стрелковый полк, позже – в 1662-й отдельный батальон 29-й бригады 10-й сапёрной армии, откуда был откомандирован в 1675-й батальон в должности помкомвзвода. К концу войны состоял в штабе 926-го отдельного корпусного сапёрного батальона 4-го гвардейского стрелкового Бранденбургского Краснознамённого корпуса. Участвовал в форсировании Вислы и Одера, прорывах на Ингульце и под Ковелем, обороне Днестровского плацдарма. Был контужен в боях за Берлин. Награждён двумя орденами Красной Звезды, медалью «За оборону Кавказа» и др.
Павел Максимович Цапко (род. в 1899 г.)
Старший сержант. Работал агрономом. 18 августа 1941 года призван в армию, в 7-й запасной стрелковый полк, позже – в 1662-й отдельный батальон 29-й бригады 10-й сапёрной армии, откуда был откомандирован в 1675-й батальон в должности помкомвзвода. К концу войны состоял в штабе 926-го отдельного корпусного сапёрного батальона 4-го гвардейского стрелкового Бранденбургского Краснознамённого корпуса. Участвовал в форсировании Вислы и Одера, прорывах на Ингульце и под Ковелем, обороне Днестровского плацдарма. Был контужен в боях за Берлин. Награждён двумя орденами Красной Звезды, медалью «За оборону Кавказа» и др.
8 апреля 1945 г.

Получили приказ из штаба корпуса нашему батальону засеять 30 гектаров яровыми культурами в прифронтовой полосе. Сразу нас, конечно, такой приказ очень удивил.

Узнали, что такие приказы получили многие другие части.
Необходимость этого мероприятия выходила из следующих соображений.

Наша армия находилась в тысячах километров от своих глубоких тылов, откуда нужно было доставлять большое количество продовольствия, фуража. Да не так было много всего этого и в нашем краю, разорённом немцами. Беспрерывным потоком надо было подвозить танки, орудия, огромное количество боеприпасов, войска и многое другое.
Железнодорожный транспорт был разрушен. Доставлять это всё на огромное расстояние было в высшей степени затруднительно. Кроме того, война должна скоро закончиться. Гражданское население Германии, особенно Берлина, тоже чем-то придётся кормить, а между тем остаются незасеянными сотни тысяч гектаров плодородной земли в прифронтовой полосе, откуда всех немцев убрали.

Командование фронтом решило использовать перерыв в наступлении и засеять прифронтовые земли тех войск, которые в настоящее время не принимают непосредственного участия в боях на плацдарме, используя подсобные подразделения, выздоравливающих.
Мне, как агроному, комбат приказал возглавить это дело.
С большим удовольствием я взялся за организацию этой работы, от которой уже начал отвыкать за четыре года войны.
Наш участок отвели за 9 километров от Запцига, возле города Зонненбурга.

Достали плуги, бороны, сеялки, культиваторы, такого добра было много в каждом дворе. И вот мои кубанские казаки, полтавские хлеборобы-колхозники принялись с не меньшим удовольствием, чем я, распахивать немецкую землю.
Проезжающие мимо бойцы или командиры останавливались и спрашивали весело понукивающих в сеялке ездовых:

– Какой колхоз?
– Колхоз «Победа» или колхоз «Смерть Гитлеру», – отшучивались, в свою очередь, бойцы-хлеборобы, уже истосковавшиеся по своим кровным делам, от которых их отняла война.
Никогда раньше, конечно, не думалось и не снилось мне, что в 70 километрах от Берлина придётся заниматься сельским хозяйством, мерить полевым метром посеянные участки в слиянии рек Варты и Одера.

Выходит, в жизни бывает всё, даже то, что и во сне не снилось.
Юсуф Негуч
– призван на фронт из аула Афипсип Республики Адыгея. Родился в 1915 г. Участник обороны Сталинграда. Погиб.
Юсуф Негуч
– призван на фронт из аула Афипсип Республики Адыгея. Родился в 1915 г. Участник обороны Сталинграда. Погиб.
Дата неизвестна

...Нан [1] , милая моя нан, ты меня не осуди за слабость души. Но хочу откровенно сказать тебе, что была такая большая и горячая кампания, где я и потерял свою, тобою подаренную форму: левую руку и одну ногу. Если больше от меня не будет писем, то моя песенка спета. Поплачьте один раз громко, по-адыгейски, и справьте небольшие поминки, на том забудьте историю, связанную со средним твоим сыном, навсегда... Моя родная, бесценная нан.

Юсуф.


[1] Нан (адыг.) – мама.
Над проектом работали:
Руководитель проекта: Алла Сергеева
Текст: Ольга Сухова, Владимир Бегунов
Дизайн, верстка: Людмила Филатова
Made on
Tilda