В Новом Театре под руководством Эдуарда Боякова идут два спектакля, которые заставляют задуматься на тему соотношения двух духовных институций – церкви и театра: «Лавр» по роману Евгения Водолазкина и «Государев венец» с участием протоиерея Артемия Владимирова. В статье Юлии Лентиной подробнее разбираем тему театра и духовности.
«Лавр» представляет собой уникальный для театра жанр: житие. В нем рассказана и показана при помощи самых передовых театральных технологий история героя, который проходит путь от мальчика сироты до святого старца. Действие происходит в Средневековой Руси, однако воля авторов романа и спектакля свободно перемещает персонажей во времени и пространства. Все существует всегда и везде – этот тезис пронизывает спектакль и придает ему метафизический смысл. Детективно-приключенческая история увлекает своей интригой, но след, который спектакль оставляет в душе, невозможно оценить в категории «интересно». Здесь возникает нечто иное, гораздо более высокое, более глубокое, объемное, воздействующее на личность – то, что Аристотель называл «катарсис». Финал «Лавра» — обретение главным героем святости. И религиозный аспект этой истории игнорировать невозможно.
Спектакль «Государев венец» — тоже житие. Причем, житие страстотерпцев: спектакль повествует о последних днях жизни семьи Романовых. Трагические страницы судьбы императора, да и всей Российской империи, рухнувшей в день жестокого расстрела Венценосной семьи раскрыты в спектакле средствами драматического театра. Но и здесь сюжетная линия, которая могла бы быть сентиментальной или мелодраматичной, перерастает в высокую метафору – любви, долга, ответственности, веры, семьи, отечества… В канву спектакля интегрирована фигура священника – реального священнослужителя, отца Артемия Владимирова, который, комментируя сценичекие события, переносит зрителя в наши дни. Он прокладывает мостик между историей и современностью, обозначает параллели, дает объяснения сегодняшним событиям, которые кажутся абсурдными, антигуманными, пошлыми. Фактически, в спектакль введена проповедь – и это не только не вносит противоречия, но напротив служит единству формы и содержания этого смелого театрального эксперимента.
Как же осуществляется взаимодействие театра и религии, которое столь очевидно в спектаклях Эдуарда Боякова? История театра в тех пределах, которые доступны для исследования, отсылает нас к Древней Греции как старту европейской театральной традиции. Театр Древней Греции – это не просто некое явление, параллельное языческой эпохе, это часть дионисийского культа, своего рода формат ритуала, существовавший наряду с чисто религиозным обрядом. Даже сам амфитеатр располагался вокруг жертвенника, а небесный покровитель театра Дионис становился главным действующим лицом Городских игр, персонажем трагедий и даже комедий.
Театр не подменял собой культ, но творчески его дополнял. И даже комедии, сатурналии, пародии и прочие «низкие» жанры сосуществовали в единстве с «высокими» и, выставляя того же Диониса в комическом ключе, уж точно не подвергали сомнению его могущество.
Установление христианства как официальной религии поначалу нанесло мощный удар по театральному искусству. И хотя в Средневековье активно практиковались христианские инсценированные действа – Шествие на осляти (въезд Иисуса в Иерусалим) или Пещное действо, все-таки понадобилось Возрождение, которое на волне интереса к античности, вновь принесло в Европу театр. И тут же началась «конкуренция». Например, в эпоху Шекспира, отцы англиканской церкви выражали недовольство, что три звука трубы (прообраз трех звонков в современном театре), возвещавшие начало спектакля, привлекали народу больше, чем звон колоколов. На русской почве театральное искусство, внедренное Петром Великим в рамках общей европейской повестки, развилось необычайно быстро, популярность его росла и очень скоро из посева ассимилированной европейской драматургии и музыки, расцвели пышным цветом плоды национального искусства. В это время православная церковь относится к театру настороженно, а порой и отрицательно. Театр более не служит культу. Он создает собственные ценностные программы.
Святитель Феофан Затворник, богослов, влиятельный духовный писатель XIX века сетовал, что вечерами перед большими праздниками храмы полупусты, а театры полны при любом объявленном представлении. Особенной критике подвергались провинциальные театры, где царила безвкусица и дешевые эффекты. Слишком много светского, мирского, суетного – в крикливой одежде, в откровенных декольте, вульгарных шутках… Святитель считал, что театралов ждет выгорание того огонька, который в храме зажигается в сердце христианина: «Не вы зажгли в себе, и Тот, Кто зажег в вас этот огонек веры, Он ревнив».
И все же театр упрямо утверждает себя именно как духовная институция. Понятие «театр – храм», возникшее в Древней Греции, прорастает в христианской культуре через продвижение нравственных идеалов, истинных ценностей, глубоких смыслов. Как и в античности, фривольность водевиля, веселящего публику на ярмарке, сбалансирована высоким содержанием оперы М.И. Глинки или Н.А. Римского-Корсакова, комедия А.Н. Островского содержит морализаторский урок, а драма А.П. Чехова и вовсе уносит зрителя в Космос.
Время, в которое мы живем, вновь ставит перед нами задачу возврата театра из зоны «интертейнмента» в духовную сферу. Театр на протяжении своего развития неоднократно испытавший процессы десакрализации, возвращается в свое истинное, данное ему от рождения предназначение театра-храма. Но ему надо в этом активно помогать.