Театральный обозреватель «КП» Анастасия ПЛЕШАКОВА посмотрела скандальный спектакль «Первый хлеб» польского режиссера Бениамина Коца.
О том, что пьеса молодого драматурга Рината Ташимова запланирована к постановке, худрук «Современника» Виктор Рыжаков объявил год назад на закрытом собрании труппы, которое со скандалом покинул Сергей Гармаш. Но тогда мало кто этот анонс оценил. Большинство актеров (да и не только они) слыхом не слыхивали ни об авторе, ни о самой пьесе. Она как будто бы вошла в финал конкурса современной драматургии «Кульминация». А Ташимов в прошлом году поступил в магистратуру Школы-студии МХАТ в мастерскую Рыжакова. И видимо, человек ему близкий по духу. И только Лия Ахеджакова выразила удовлетворение: плавали, знаем — очень талантливый автор (кстати, могла и просто так сказать ради красного словца). Ну и главную роль бабушки Нурии получила, как выяснилось позже, Лия Меджидовна.
Но потом все пошло не по рельсам. Оказалось, что в пьесе много обсценной лексики. Надо было её вычищать. В репетиционный период один за другим свалились с ковидом актеры. Выпуск премьеры перенесли. Пошли разговоры, что Ахеджакова соскочит с проекта: он стал всем казаться сомнительным и идеологически, и художественно.
Однако спектакль все-таки вышел. Да еще как: со скандальным шлейфом – «Офицеры России» обвинили и саму постановку, и ее главную исполнительницу в предельной неуважительности к защитникам отечества и вообще в русофобских настроениях.
Театральный обозреватель «КП» посмотрела этот унылый (хотя действия всего на полтора часа) «Первый хлеб».
Еще перед началом спектакля худрук «Современника» Виктор Рыжаков взял микрофон для вводной. Сказал, что «Современник» за то и получил свое название, что здесь рождаются тексты, которыми говорит сегодняшнее поколение: «Такое право имеют наши современные авторы». Я уж подумала: это он оправдывается за мат. Но нет, Рыжаков рассуждал о традициях. Он вспомнил спектакль по пьесе Людмилы Петрушевской «Квартира Коломбины», премьера прошла 40 лет назад. «Первый хлеб» Рината Ташимова, получается, из того же ряда. «Что мы можем противопоставить злу? — продолжал Рыжаков. – Терпимость. Мы все разные. В Ноевом ковчеге собралось каждой твари по паре. Право на свободу и выражение своих мыслей должно быть у каждого. Театр – это лобное место, где художник говорит языком литературы и драматургии. Территория Театра – это территория свободы…».
Начался спектакль. Кстати, сперва любопытно. Рассказ ведется от имени собаки по кличке Мальчик (как у Фаины Раневской). Его мило играет актер Гоша Токаев.
Маленький забытый богом городок стоит на большой реке. Молодежь мечтает отсюда вырваться, что понятно. Даже собаки бегут. Одной из них удалось сесть на льдину и поплыть по большой реке. Но люди ее спасли. И вернули обратно. В этом городе в частном секторе живет татарская семья. Глава рода — «умная и мудрая» бабушка Нурия (Ахеджакова). Она выезжает на сцену в детской коляске, в которой компактно помещается. На Нурие черная худи с принтом Eminem – она продвинутая бабка, знакомая с американским рэпом. Но сама почему-то орет русские частушки: «С неба звездочка упала, прямо милому в штаны…» и так далее. Несмотря на коляску, Нурия все еще бодра – она прыгает в колодец и сидит там в ледяной воде довольно долго в знак протеста: ее внук Даня (Семен Шомин) хочет уехать контрактником на войну. На какую именно, Нурия точно не знает. Не то в Чечню, не то в Сирию. «Я проснулась в 6 часов, нет резинки от трусов. Сирия, Сирия, вся пиписька синяя», — поет она на злобу дня. Но без мата.
К родителям Дани приезжают сваты Алтынай и Синсибай – хотят женить его на своей дочери. Не то Гуле, не то Зуле – без разницы — тупых сестрах-пэтэушницах. «Они же казахи», — несколько раз повторяет мама Дани — Галия. Не знаю, почему бдительная общественность назвала спектакль русофобским (наверное, просто его не видела), я бы обиделась за казахов (и татар тоже). В процессе сватовства выясняется, что одна из сестёр «залетела», но не от Дани. Кроме того, он знакомится с женственным братом Гули/Зули – Таурбеком (Николай Клямчук). И тот целует Даню в засос. «Зачем ты это сделал?», — поначалу негодует Даня и думает двинуть Таурбеку в пятак. Но вместо этого целует ответным крепким поцелуем. И уходит на войну. Там погибает.
В семью прилетает похоронка. Бабушка Нурия сперва собирает деньги на выкуп Дани из чеченского плена (сколько ей не объясняют, что война там давно закончилась, она все своё), потом идет на кладбище оплакивать неразумного внука и произносит на могиле своего мужа-ветерана монолог с экстремальным словом «говнюк», которое так обидело офицеров России. И это слово, и пафос ее выступления вроде бы адресованы ветеранам… Честно говоря, этот момент я упустила сквозь дрему. И потеряла смысловую нить. Уже не было сил вслушиваться, вдумываться и ловить «современные смыслы, выраженные современным языком». Было смертельно скучно. Кроме вторичности ничего сильно крамольного лично я не увидела. Неталантливый фарс с набором штампов: тотальная «нелюбовь», как в фильмах Звягинцева, целующиеся парни, антивоенный пафос… попахивал осетриной второй свежести.
Но считать, это спектакль «выпадом против патриотизма и моральных устоев» или неким либеральным манифестом, я бы не стала. Более того, я не думаю, что 61-летний худрук «Современника» Виктор Рыжаков сознательно пошел на провокацию ради театрального хайпа.
Скорее всего, с его стороны была попытка, увы, неудачная, подражать смелому, острому «Современнику» полувековой давности. Худрук допустил к выпуску… слабый (выразимся деликатно) спектакль на сцене вверенного ему театра. И подставили «под пули» 83-летнюю Ахеджакову, которая, играет сумасшедшую пьющую бабку, орущую пошлые частушки. Да так входит в эту роль, что даже не замечает подставу. Она ловит кайф: наконец-то за 8 лет народной артистке дали главную роль на сцене родного театра…