«Больше всего на свете я боюсь превратить «Дикую Мяту» в ретро-фестиваль»: Продюсер фестиваля «Дикая Мята» Андрей Клюкин

«Больше всего на свете я боюсь превратить «Дикую Мяту» в ретро-фестиваль»: Продюсер фестиваля «Дикая Мята» Андрей Клюкин Фото: компания J Group

В 2021 году один из главных российских опен-эйров пройдет 18-20 июня под Бунырево Тульской области. С его организатором Андреем Клюкиным побеседовал наш корреспондент Александр РОГОЗА

Про «Дикую Мяту» у меня есть своя личная история. Это было как раз в тот год (2015-й), когда фестиваль только переехал из Калужской области в Тульскую — к селу Бунырево, стоящему на красивом берегу Оки. А мы здесь впервые. Лето было дождливым, поэтому все приехали в сапогах и с капюшонами. И вот стоим мы чуть поодаль от сцены. Поле с людьми пляшет под дудки с гитарами Zdob Si Zdub. А рядом с нами забавный мужик, сидит в раскладном кресле. В какой-то безумной ярко-красной куртке, солнцезащитных (под дождиком, да) очках. Бакенбарды у него пышные, олдовые. А на лицо он — вылитый Александр Ширвиндт времен «Иронии судьбы». Сидит, слушает музыку и блаженно так улыбается. И мне почему-то тоже радостно. А позади нас молодая семья — у главы семейства на плечах сидит двухлетний мальчик. И мальчик тоже улыбается. А еще рядом стайка девушек с разноцветными лентами в волосах и фенечками, будто хиппи только что телепортировались из 1969-го. И целое поле подобных персонажей. И все вокруг так искренне радуются, несмотря на противный дождь. И музыка хорошая. Я много на каких фестивалях бывал, но все-таки такой атмосферы всеобщего позитива нигде не ловил.

С тех пор мы с семьей здесь каждое лето. Ну, кроме прошлого года, конечно, — «Дикую Мяту-2020» пришлось перенести из-за пандемии коронавируса. На опен-эйр 2021 года уже вовсю продаются билеты, а новые артисты появляются в расписании каждые несколько дней. На текущий момент свое участие уже подтвердили Гарик Сукачев, The Hatters, Aurora, Билли Новик, Tequilajazzz и десятки других исполнителей из разных стран.

Накануне мы встретились с продюсером фестиваля «Дикая Мята» Андреем Клюкиным. В 1990-е он был музыкальным журналистом, прессовал российских звезд в легендарной программе «Акулы пера» на ТВ-6, в 2000-х работал на «Нашем радио» — начинал как продюсер ночных программ, затем был ведущим программы «Воздух» (артисты играли в студии живые концерты), креативным продюсером всего холдинга, в который входило «Наше» и три года продюсировал фестиваль «Нашествие». А потом Клюкин ушел в свободное плавание, основал компанию J Group и теперь каждый год организовывает фестиваль «Дикая Мята».

Получить скидку по промокоду КПАФИША вы можете по ссылке

Из этого интервью вы узнаете:

  • Почему на «Дикой Мяте» нет пьяных.
  • Зачем Андрей Клюкин и его команда выкупили в Тульской области целое поле.
  • Сколько стоит провести один фестиваль (спойлер: есть точная цифра, и она вас удивит).
  • Почему «Нашествие» «Дикой Мяте» не конкурент.
  • Зачем на «Дикую Мяту» привозили Басту и Ивана Дорна (но при этом не планируют приглашать Моргенштерна).
  • Парятся ли артисты насчет статуса хэдлайнера (главной звезды) фестиваля.

«НЕ ХОЧЕТСЯ, ЧТОБ ФЕСТИВАЛЬ ПРЕВРАЩАЛСЯ В МАССОВУЮ ПЬЯНКУ»

— Андрей, я с семьей посещал «Дикую мяту» уже раз пять. У меня дети-подростки, и по факту я понимаю, что «Дикая Мята» — чуть ли не единственный фестиваль в России, на котором я не рискую попасть с семьей в пьяную орущую толпу. Потому что на основной территории самый «крепкий» напиток — пиво. Насколько это было для вас принципиально и убыточно — отказаться на фестивале от продажи алкоголя?

— С точки зрения экономики — это, конечно, не очень хорошо. Значительно выгодней поставить у всех сцен разлив пива и продавать его. Но нам не хочется, чтобы фестиваль, который мы видим прежде всего культурологическим явлением, превращался вот в такую массовую пьянку. У нас на территории работает только один шатер с пивом (там же расположена одна из сцен, — Авт.), из которого даже пиво нельзя выносить. Нам хочется, чтобы люди приезжали в первую очередь за хорошей музыкой и впечатлениями. Это не говорит о том, что я плохо отношусь к алкоголю. Лично я его очень даже люблю. Но мне кажется, что когда у тебя за три дня через фестиваль проходит 60 тысяч человек, алкоголь — это опасно и некомфортно. У меня самого трое детей, у моего партнера по фестивалю Адриана Хмельницкого — двое. Мы понимаем требования гостей фестиваля, которые приезжают с детьми. Например у нас на территории есть комната матери и ребенка, детские площадки, детская сцена. Так что отказ от алкоголя — это сознательный выбор.

— То есть, семейная история — это для вас приоритет?

— Приоритет — хорошая музыка и хороший уровень комфорта для тех, кто приезжает на «Дикую мяту». Наша аудитория несколько взрослей, чем аудитория классических рок- или альтернативных фестивалей. Ты можешь вести себя на «Дикой мяте» карнавально — делать себе яркие прически, как-то интересно одеваться и при этом чувствовать себя безопасно. Никто не пойдет на карнавал, если понимает, что там можно будет выхватить в щи. А мы делаем так, что людям у нас комфортно.

«Я ЧУВАК ИЗ ПОКОЛЕНИЯ, КОТОРОЕ ВСЕГДА СИМПАТИЗИРОВАЛО ХИППИ»

— Вы заговорили о людях, которые как-то ярко и позитивно одеваются — такие встречаются на всей территории «Дикой мяты». Есть ощущение, что вокруг тебя хиппи времен «Вудстока». Вы специально пытались как-то развернуть концепцию фестиваля в эту сторону, как-то тащили к себе этих людей, или оно само так получилось?

— Я думаю, так получилось, потому что мы и двигались в эту сторону. Я сам по себе как раз дружелюбный чувак из поколения, которое всегда симпатизировало хиппи. Даже наша компания называется J Group в честь Дженис Джоплин и Джимми Хендрикса. Мне кажется, что мы приглашаем таких артистов, которые и создают атмосферу, которая привлекает людей такого склада характера. Наши гости понимают, что они на «Мяте» не получают какие-то агрессивные и деструктивные вибрации музыки. Даже если речь идет об альтернативе. У нас много альтернативной музыки на площадках, но все это под знаком хорошего, доброго веселья.

— Кстати, о «Вудстоке». В Тульскую область вы переехали в 2015 году. И в первый же день поле мощно залило дождем — совсем как «Вудсток» в 1969-м. В тот момент вы не думали: «блин, у нас же все как там получилось»?

— А в тот год у меня не было времени думать о «Вудстоке». Было чудовищное лето. Шел циклон, который за несколько дней до этого затопил Тбилиси. И все три дня фестиваля в 2015 году этот циклон был над нами. У меня было ощущение словно мы попали в шторм. Были ошибки и с нашей стороны. Мы приехали на новое поле и не понимали особенности его топографии. Мы не совсем верно расставили объекты. В палаточных лагерях стояла вода, хотя перепад высот был всего несколько сантиметров. Мы тогда впервые проложили по этому полю дороги, но они, конечно, не выдержали нагрузки от грузового транспорта под таким ливнем. Это был самый экстремальный фестиваль в моей жизни. Выйдя в конце фестиваля на сцену, я даже сказать ничего не мог, потому что моя нервная система была полностью истощена. Я разве что только порыдать мог на сцене. Тогда я впервые подумал, что, может, и не надо больше никакими фестивалями заниматься? Стремная история: ты год работаешь, создаешь интересный — как мне кажется — фестиваль, а потом на! — случается климатический коллапс, и все тонет. Плюс потерял в деньгах, потому что многие, посмотрев прогноз погоды, просто не поехали… Но с «Вудстоком» у меня аналогий все равно не было. Там организаторы не имели никакого опыта организации фестивалей, у них был коллапс с точки зрения питания, логистики, технической неготовности площадки. На «Дикой Мяте» всего этого не было, потому что у меня все-таки за спиной были три года продюсирования «Нашествия», и «Мяту» мы проводили уже восьмой или девятый год. У нас был жуткий климатический коллапс, который от нас никак не зависел, а на месте мы сделали все, что могли. После того года нам уже ничего не было страшно. Мы намного проще и без последствий переживали и дожди, и жару в 35 градусов.

ПЕРВЫЙ В РОССИИ ФЕСТИВАЛЬНЫЙ ГОРОДОК С УЛИЦАМИ

— Палаточный лагерь на «Мяте», поделенный на улицы, — отдельная история. В основном это люди, которые живут там все три дня, а не просто заскочили на несколько часов. Сколько человек живет там во время фестиваля?

— В разные годы по-разному. Во-первых, хочу сказать, что мы стараемся делать палаточный городок максимальной комфортным. У нас есть подъезд к каждой палатке на машине. У нас городок разделен на «улицы», чтобы человек в любое время суток мог легко найти свою палатку и не было ночных брожений с криками: «Маш, где наша палатка?»

— «Улицы» в палаточном городке на фестивале — это ноу-хау некое?

— В России — точно. Улицам мы даем названия, они именуются в честь сотрудников J Group, которые работают над фестивалем. (Одни мои знакомые пару лет назад жили на улице The Hatters — вот радости-то и фоток в инстаграмчике было! — Авт.) В палаточном городке есть освещение, бесплатный душ. А еще мы не торгуем питьевой водой, жители палаточного городка получают ее бесплатно. Да, с точки зрения экономики было бы круто продавать бутылку воды по 150 рублей, но для людей это некомфортно. Тем более, если ты пригласил их пожить трое суток на свой фестиваль.

— Так сколько людей живет одновременно в палаточном городке?

— 8-9 тысяч, но это плавающая величина, она год от года меняется. Потому что появляются и другие варианты размещения. В какой-то момент мы поняли, что многие не хотят заморачиваться — везти с собой палатки, раскладывать их, им комфортней было бы получить какие-то готовые решения. Тогда мы стали организовывать палаточные гостиницы. Люди приезжают, палатка уже стоит, все расправлено и даже завтраки включены. У нас есть хорошая обратная связь с посетителями фестиваля. Нам говорят: парни, а можно жить вообще не в палатках? Для этого у нас есть отдел, который занимается на фестивале исключительно расселением гостей. Сейчас мы контрактуем все гостиницы в радиусе 60 километров от площадки «Дикой мяты». Это номера по очень лояльным ценам, в стоимость которых включен и ежедневный трансфер — из отеля на фестиваль и с фестиваля назад в гостиницу.

ПЕРЕХОД В КРУГЛОГОДИЧНЫЙ РЕЖИМ

— Слышал, что у вас были планы выкупить все это поле, сделать площадку для нескольких фестивалей в течение года.

— А мы его уже выкупили. Осталось выплатить некую сумму. Но процентов на 70 вопрос уже закрыт, да.

— То есть, теперь у вас есть возможность ставить на территории стационарные туалеты, с которыми всем будет проще?

— Не в этом году, но да. У нас был план сделать это уже в 2021 году. Но к сожалению, в 2020-м фестиваль из-за пандемии был перенесен, и мы потеряли деньги — около 18 миллионов рублей. Но, как вы понимаете, на фестивале мы планировали заработать, а не потерять. Деньги должны были пойти в том числе на развитие инфраструктуры. Возможно, мы уже в этом году начнем на нашем поле строительство глэмпинга (так называют городок из небольших домиков с гостиничным комфортом, интегрированных в окружающую среду, — Авт.).

— Эти домики в итоге будут работать круглый год?

— Да. Причем в нынешнем году мы на своем поле планируем провести уже два фестиваля. В июне — «Дикую мяту», а в августе очень хотим сделать гастрономический фестиваль. Есть заинтересованные партнеры, есть интерес со стороны Министерства туризма Тульской области. Если бы не было пандемии коронавируса, мы бы уже стали стационарной площадкой. Есть уже конкретная планировка, чертежи. Это все недешевое удовольствие и, наверное, мы в этом году еще не сможем себе этого позволить.

«ДИКАЯ МЯТА» — ЭТО КАК НЕБОЛЬШОЙ ГОРОД»

— Человек, который проводит фестиваль такого масштаба, как «Дикая Мята», способен стать эффективным мэром небольшого города?

— Ну, по сути фестиваль и есть небольшой город. Потому что помимо сцен там есть водопровод, магазины, рестораны, кинотеатры. Но фестиваль — это большая командная работа. Один, без команды, я точно не смог бы сделать такое мероприятие. Так что правильнее было бы рассуждать, может ли команда фестиваля возглавить какой-то небольшой городок. Тем не менее я полагаю, что нет, к сожалению. Взаимодействие с чиновниками, бюджетами, политиками — для этого должен быть какой-то колоссальный опыт, потому что это совсем другой мир. Мы успешно сотрудничаем с официальными органами как фестиваль, но я понимаю, что там даже уровень документооборота другой. Мы как творческая организация в этом смысле находимся в некоей параллельной вселенной. Креативно — да, команда фестиваля могла бы возглавлять город. Но на уровне возможностей и опыта — увы, нет. Но вопрос, конечно, интересный… В прошлом году мне предложили возглавить одно большое государственное учреждение. Мне сказали: вот вы занимаетесь музыкантами, а теперь сможете построить студию для детей, а вот тут у вас будет большая концертная площадка. И я могу сказать честно, я кровью вскипел так, что я прибежал в офис с выпученными глазами: парни, давайте делать! Но меня тут же — хотя я и руководитель компании — спустили с небес на землю. «Погоди, а зачем мы тогда землю купили? А мы же собирались вот это делать. И вот это…» Я схватился за голову — действительно, все так. В общем, я несколько часов думал и в итоге отказался от должности.

О КОНКУРЕНТАХ

— В России сейчас несколько фестивалей, которые растягиваются на 2-3 дня. Но ваш основной конкурент — «Нашествие»?

— Я не оцениваю эти процессы с точки зрения конкуренции. Мы очень разные. Диаметрально.

— Как вы думаете, какой процент посетителей «Дикой Мяты» через несколько недель едет на «Нашествие»?

— Процента 2-3. У нас же совершенно другая история. Не лучше, не хуже, а другая. Это как называть конкурентами рыбные и мясные рестораны.

— Вам даже не важен лайн-ап «Нашествия» (список участвующих в фестивале музыкантов, — Авт.)?

— Я вообще не смотрю на расписания других фестивалей.

— То есть, если на «Нашествие» едет один из хэдлайнеров «Дикой Мяты» этого года — Гарик Сукачев — вы не против?

— Нет, конечно. Это прекрасно. Значит, у них, и у нас будет играть хорошая музыка.

«5 ТЫСЯЧ ЧЕЛОВЕК НЕ СТАЛИ СДАВАТЬ БИЛЕТЫ»

— В марте 2020-го, когда все закрывалось, многие думали, что эта история с коронавирусом — на месяц, на полтора. А вы в какой момент вы поняли, что все, кина не будет?

— Я как раз был из тех, кто считал, что через месяц-два все будет нормально. Пожалуй, мне все стало понятно в тот момент, когда было объявлено, что отменен парад Победы. Все-таки для нас это национальный праздник, очень скрепное событие. И если на государственном уровне принимается решение отменить парад, понятно, что все серьезно. Мы в итоге стали одним из двух фестивалей, которые первыми сообщили о своем переносе на 2021 год. Вместе с нами это сделал «Доброфест». Это был правильный и честный шаг. Хотя были фестивали, которые до последнего торговали билетами, хотя понимали, что ничего уже не будет.

— Сейчас, насколько я вижу по лайн-апу фестиваля, вы повторяете примерно тот же состав артистов, что планировался год назад.

— А это главное условие для переноса фестиваля. Был ведь принят закон, что если ты проводишь событие и зрители купили на него билеты, ты обязан в итоге все провести. А у нас около 5 тысяч человек не стали сдавать билеты, купленные на «Дикую Мяту» 2020 года. Согласитесь, если вы в ресторане заказали и оплатили мясной стейк, а вам принесли окуней, у вас будут большие вопросы к ресторану. Поэтому мы сохранили заявленный на момент начала пандемии лайн-ап. Но помимо этого мы добавляем что-то новое. Например, «АИГЕЛ» невозможно было не пригласить после того, как они написали невероятный саундтрек к сериалу «Топи».

— Но насколько было сложно перенести всех этих музыкантов на 2021 год? У кого-то планы могли поменяться.

— Глобальных планов еще три-четыре месяца назад еще ни у кого не было. Мы направили письмо в администрацию Тульской области, указав предварительные даты, которые мы планируем. Параллельно сообщили всем артистам, что мы планируем провести «Дикую Мяту» тогда-то и тогда-то и попросили подтвердить свое участие. Даты нам утвердили, и мы начали работу. У меня есть опасения, что итоговый лайн-ап может как-то измениться. Но не больше, чем на 5-10 процентов. Это может быть связано только с иностранными артистами. Да, если мы анонсировали артиста, у нас с ним уже подписан договор на участие в «Дикой Мяте» 2021 года. Но во всех странах очень по-разному выходят из пандемии. У нас есть, например, несколько израильских коллективов. Они сказали, что точно приедут, потому что у них в стране уже 100-процентная вакцинация. В Норвегии все более-менее нормально, и в спотифае нашей любимой Aurora мы стоим в туре. Британцы Ren и The Big Push сказали: нам все пофиг, мы как угодно приедем. Допускаю, что могут возникнуть трудности с артистами из Германии. Певица Alice Merton подписала с нами контракт с оговоркой, что если будут проблемы с границами, они приедут не в 2021-м, а 2022-м. Как себя поведет пограничная служба того или иного государства, мы не можем предполагать. А вот из российских артистов на сто процентов выступят все, кто уже объявлен. И даже больше.

«НОВАЯ МУЗЫКА — КАК ПИВО. СДУЛ ПЕНУ, А ТАМ САМОЕ ВКУСНОЕ»

— Вы не любите слово «формат», но эту тему невозможно обойти — публика пишет об этом в соцсетях фестиваля. По року, фолку и электронике ни у кого вопросов нет. Но для чего в списке участников появляются поп-артисты вроде Басты или Ивана Дорна? Чтобы прихватить на фестиваль людей других вкусовых предпочтений?

— «Прихватить» — это точно не наш формат мышления. На самом деле когда ты это делаешь, ты скорее теряешь, чем прихватываешь. Так что если мы идем позволяем на непривычные для поклонников фестиваля эксперименты, то делаем это исключительно из любви к творчеству того или иного артиста. Но даже в таких случаях мы не всегда получаем позитивный отклик. Например, когда мы пригласили Ивана Дорна, было много людей, которые писали: да вы совсем уже опопсели, мы сейчас будем сдавать билеты! Но в итоге, на самом фестивале Дорн дал невероятный концерт, и сомнения скептиков были развеяны. Знаете, многим необходимо некое социальное одобрение, и это иногда навешивает шоры. За жанры иногда держаться как за символ социальной самоидентификации. Но мне все-таки кажется, что музыка — это такое искусство, которое не может быть очень жестко загнано в какие-то форматы, рамки. Музыка очень разная. Я, например, как продюсер фестиваля всегда принимаю решение о тех или иных артистах субъективно. Я помню, когда я решил пригласить на «Дикую Мяту» Дорна. Это было после прослушивания его концертного альбома Jazzy Funky Dorn (этот концерт был сыгран в Москве, диск вышел в 2017 году, — Авт.). Это просто потрясающий альбом. Когда я предложил Ивану выступление на «Мяте», он очень удивился: «Ты уверен, что хочешь Jazzy Funky Dorn»? Мол, люди могут и не понять, что это будет — просто увидят в афише имя «Иван Дорн» и сделают свои выводы. При этом, чтобы сыграть эту программу, нужно было везти 19 музыкантов из Украины. И я все это сделал, чтобы создать некий прецедент и ни на минуту не пожалел. Знаете, меня в свое время, когда я еще не делал «Дикую Мяту», потряс фестиваль Rock In Toronto, где Джастин Тимберлейк разогревал AC/DC. Или, например, знаменитый британский Glastonberry, где хэдлайнером одного вечера может быть Nine Inch Nails, а на другой день — Pet Shop Boys. Вот и мы, выбирая артистов для фестиваля, стараемся избегать пошлости, неинтересной музыки. Все просто. Тебе понравился артист — ты пригласил, не понравился — не пригласил. Никакого другого правила я не знаю.

— Лично у вас получается искренне любить современную музыку, которую еще называют «актуальной»? Так, чтоб в плейлисты на телефоне ее тащить?

— Конечно.

— Например.

— «Папин Олимпос». Алена Швец. Маяк. Мусор. Лютик. Поля Дудка.

— Но это все-таки продолжение неких уже существовавших традиций. Просто лица и голоса молодые.

— Я понимаю, о какой актуальной музыке вы говорите. Скорее всего о Моргенштерне. (Я говорил именно о них, да, — Авт.). Понимаете, у каждого времени есть своя музыка. Это как пиво — сверху пена, а если ее сдуть, останется самое вкусное. Моргенштерн, на мой взгляд, пена. Впрочем я могу и ошибаться. По крайней мере, пока это никак не вяжется с моими представлениями о музыке. А так — современная музыка, конечно, есть у меня в плейлисте. Вообще я больше всего на свете боюсь превратить «Дикую Мяту» в ретро-фестиваль. Поэтому слушаю безумное количество новой музыки. И очень рад, когда вместо чуваков, которые поют про таблетки и кто кого … (непечатное слово, — Авт.), появляется интересный артист. И таких много. И они уже собирают большие залы.

О МЕЧТАХ АНДРЕЯ КЛЮКИНА

— Следующий вопрос как раз про ретро. У вас наверняка есть мечта однажды привезти на «Дикую Мяту» какого-то своего любимого большого-пребольшого западного артиста. Какие имена в этом списке?

— А вот это удивительная вещь. Если мы говорим о ретро, для меня это как раз совсем не западная музыка. Что такое ретро-ощущения? Это что-то из твоего щемящего школьного или раннего студенческого возраста. А я тогда как раз слушал наших. Вот была у меня первая российская пластинка — «Выворотень» «Калинова Моста», я эту программу на «Дикую Мяту» и привозил. До отъезда Феди Чистякова в США успели привезти его. И, понятное дело, Борис Борисович Гребенщиков («Аквариум» играл на «Дикой Мяте» уже несколько раз, — Авт.) — это как раз та самая ностальгия для меня. Про западных я могу подумать, конечно… (Андрей Клюкин берет паузу). Понятно, что Pink Floyd уже не существует…

— Джимми и Дженис тоже не приедут. К сожалению.

— Точно. Не приедут. The Beatles тоже уже все. Значит, по ретро у меня, пожалуй, и нет больше вот таких глобальных мечтаний.

— А если взять артистов, которые прямо гремели по миру последние 10-20 лет?

— Ну, тут много имен будет. Это от экономики будет зависеть, от количества денег.

— Но это реально когда-нибудь?

— Конечно, реально. Только не в пандемические годы. Например, было почти реально договариваться с The Cure в 2019-м. Я был бы рад, если бы они тогда приехали именно к нам. Но у нас нет такого количества денег, как у «Пикника Афиши». The Cure были бы, конечно, бомбой на фестивале лично для меня. Мы прощупывали, спрашивали, но поняли, что по деньгам пока не тянем. Но со временем сможем. Я, например, очень хочу сделать однажды очень крутую ночную программу с Massive Attack. Но всему свое время.

Клюкин делает еще одну паузу, задумываясь.

— Если бы у меня сейчас были деньги, чтобы привезти большую западную звезду, на данном этапе я лучше вложил бы их в развитие инфраструктуры фестиваля. А вообще мне хочется создать в России фестиваль вроде Glastonberry. Я не про масштаб говорю, а про ощущение — людям в целом все равно, кто там будет выступать в данный год, они едут туда за атмосферой. Все понимают, что там будет хорошо. Организаторам доверяют. И у «Дикой Мяты», как мне кажется, сейчас очень высокий кредит доверия. Потому что как только мы начинаем продавать билеты на предстоящий фестиваль, несколько тысяч билетов покупают, еще не зная, кто именно будет играть. То есть люди понимают, что J Group их не обманет и за свои деньги они точно получат больше, чем можно ожидать. Например, на старте продаж билет на 3 дня стоит 3 тысячи рублей. Но в формате городских концертов за такую сумму ты никогда в жизни не получишь такого количества классных артистов на трех сценах.

О ДЕНЬГАХ И ХЭДЛАЙНЕРАХ

— С вашего позволения, я немного Дудя включу. Каков бюджет фестиваля «Дикая мята»?

— Да ничего страшного, врубайте. Я скажу. В 2019 году это было 106 миллионов рублей. Это сумма, которую нужно было потратить, чтобы фестиваль состоялся. В этом году он будет немного скромней. 90-95 миллионов.

— Какую часть этого уходят на гонорары артистам?

— Процентов 25.

— В 2019-м, если не ошибаюсь, The Hatters играли предпоследними. Мне показалось, что Юра Музыченко, отбабахав свой сет, ушел со сцены явно приглядывая, получится ли так же раскачать толпу у «Мумия Тролля», который был в тот год вашей главной звездой. Как вы думаете, The Hatters в ближайшие годы дорастут до того, чтобы закрывать очередной фестиваль «Дикая Мята» в качестве хэдлайнера?

— Во-первых, я их считаю хэдлайнерами «Дикой Мяты». Они у нас были закрывающими в один из дней. В пятницу.

— Пятница — первый день фестиваля. А в воскресенье The Hatters когда смогут закрывать фестиваль?

— А в воскресенье это как раз очень условный хэдлайн. Да и вообще я избегаю слова «хэдлайнер». Потому что у каждой позиции есть свои сложности. Я считаю, что воскресному хэдлайнеру сложнее, чем хэдлайнеру субботнему. В воскресенье мы заканчиваем пораньше, чтобы люди смогли уехать домой и назавтра выйти на работу со свежей головой. Мы заканчиваем часов в 8 вечера. Это время, когда артист не может показать свое шоу с полноценным светом. Да и вообще хедлайнерство это очень условное определение. Например, в 2018 году сразу после Земфиры и нас играли Mgzavrebi. А в 2019 после Басты, выступал Дельфин. Хедлайнер — это не тот, кто позже выступает, хедлайнер — это тот, чье выступление особенно ждут зрители.

— Артисты парятся из-за того, кто раньше выходит на сцену, кто позже?

— Мне кажется, парились раньше. Конечно, для артиста всегда прикольней выступать в темное время суток, мало кто захочет играть в час дня, когда светло и публика только просыпается. Хотя я вот общаюсь, например, с Костей Кинчевым — наша компания раньше рисовала «Алисе» альбомы и концертные видеоарты. Так вот он говорит, что очередность его вообще не парит. Он любит приехать на «Нашествие», сыграть прямо с утра и уехать домой. Открывать сцену ему интересней. А если все-таки вернуться к The Hatters, они на сегодня один из 3-4 коллективов в России, которые реально собирают стадионы. Так что они и есть хэдлайнеры «Дикой Мяты».

Расскажите об этом друзьям!