13 февраля 2025 года на экраны вышел фильм «Пророк. История Александра Пушкина». На стадии съемок ходили слухи, что это будет мюзикл о поэте, но по факту мюзикл — слишком громкое слово; скорее это неуклюжая рэп-оперетта, рассчитанная на школьников, которые никогда не понимали, зачем их заставляют учить наизусть дурацкие старые стихи, и в глубине души относились к Пушкину со смесью раздражения и неприязни. По идее, «Пророк» должен был стряхнуть пыль с портрета Пушкина и показать его деткам очень молодым, живым, эмоциональным человеком, практически нашим современником. Кинообозреватель «КП» Денис КОРСАКОВ с ужасом и тоской наблюдал за тем, что бывает, когда максимальная творческая свобода сочетается с минимальными умом, вкусом и талантом.
Лично мне до последней секунды казалось, что «Пророк» будет очень приличным фильмом. Меньше всего на свете мне хотелось бы защищать гипсовую статуэтку Александра Пушкина от молодой и наглой шпаны. Уж если Пушкина от кого-то и защищать, то от школьных училок, вколачивающих его строки в головы ученикам, словно гвозди, и от маленьких бездарных серых мышей, хоронящих его стихотворения под ворохом мертвых славословий. Из-за них, а вовсе не из-за веселых охальников, я сам начал по-настоящему понимать, насколько хорош Пушкин, только ближе к тридцати.
И да, я считаю выдающимся режиссером База Лурманна, — а совершенно очевидно, что без его «Мулен Ружа» и «Великого Гэтсби» никакого «Пророка» просто бы не существовало: именно Лурманн открыл эту дверь, показал, что в Париже начала XX века можно петь песни The Queen и Боуи, а на вечеринке у фицджеральдовского героя может звучать Бейонсе, и это будет чудо как хорошо.
И более того, я видел киноверсию «Гамильтона» Лин-Мануэля Миранды, одного из самых знаменитых бродвейских мюзиклов XXI века. Он про человека, чей портрет изображен на 10-долларовой банкноте, американского политика и банкира, погибшего на дуэли в 1804 году, одного из отцов-основателей США. И там три часа либо поют, либо читают рэп, и это очень легко, естественно и уместно.
Вот и продюсеры «Пророка» все это видели, и решили, что можно сделать то же самое и с Пушкиным. И действительно — можно. Было бы. Если бы режиссер Феликс Умаров для начала сам бы понял, о чем вообще идет речь.
В первых кадрах «Пророка» Пушкин предстает настоящей рок-звездой, его книги нарасхват в магазинах (их буквально выцарапывает с полок какой-то мелкий усатый шибздик, в котором наметанный глаз моментально опознает Лермонтова — хотя, наверное, для других это немного спойлер: как Лермонтов он представится только в финальной сцене, апофеозе звенящей пошлости).
Но пока что все только начинается. Весь Петербург буквально орет: «Пушкин! Пушкин!», торговец предлагает «страсбургский пирог — любимое блюдо Пушкина!», все толпятся перед окнами особняка, и какая-то молодая девушка выходит на балкон, оборачивается, зовет: «Саша!» — а Саша почему-то не отвечает. Как-то даже тревожно. Может быть, это какая-то фантазия? Может быть, Пушкин на самом деле умер?
(Это не «Гамильтон» и не Лурманн, это на самом деле очень сложно и криво переделанный пролог «Эвиты», в котором вся Аргентина молится только что усопшей героине, как святой, — ну ладно, просто я слишком хорошо знаю мюзиклы).
Действие переносится в лицей. Маленький, но гордый Пушкин (Кай Гетц) по малейшим поводам вызывает слишком заносчивых подростков на дуэль, а когда надзиратель Пилецкий сообщает ему, что это не очень правильно, вызывает его на рэп-баттл (который по факту напоминает уже номер «Скованные одной цепью» из «Стиляг» Тодоровского — все-таки самого адекватного отечественного киномюзикла за последние четверть века). Но тут лицей, все топают, пыхтят, читают рэп под бит, Пушкину пытаются запретить выступать перед Державиным, но он и до Державина добирается, и перед его светлым ликом тоже читает тексты.
Проходит три года (а «Пророк» делится на главы с названиями типа «Я жизни видел лишь начало. Петербург. 1817»), и за эти жалкие три года Пушкин абсурдным образом обретает черты Юры Борисова. В Петербурге он шляется по кабакам и приемам, знакомится с княгиней Авдотьей Голицыной (Светлана Ходченкова, едва успевшая переодеться после Бастинды, появляется настолько ненадолго, что самоотверженностью актрисы, появляющейся в прискорбных (нарисованных) возрастных морщинах, даже не успеваешь восхититься. Ну ладно, она прекрасная артистка, и к ней даже на этой пьянке минимум претензий). Пушкин читает ей какое-то стихотворение в форме рэпа и моментально получает пропуск в высший свет. (Это примерно так и формулируется — «Я вам не отдамся, но я вам подарю весь Петербург»). Вся сцена выполнена не как светский прием в Петербурге XIX века, но скорее как фантазийная оргия с полуголыми бабами и колоссальными веерами — и понятно, что авторы видели еще и «Вавилон» Дэмьена Шазелла, и страстно захотели повторить.
Честно говоря, в этот момент ты понимаешь, что и дальше вся твоя рецензия будет сводиться к перечислению всего, что они видели, всосали и страстно захотели повторить. Например, они видели «Молчание ягнят», поэтому путь к кабинету инфернального Бенкендорфа (Сергей Гилев, умудряющийся, как всегда, держать марку) лежит через коридор, полный тюремных камер, и сумасшедшие заключенные тянут руки к бедному Саше, который не понимает, с чего бы его вызвали в такое мрачное место. Неужели из-за того, что он писал про обломки самовластия? И писал ведь ДО восстания декабристов, подумать только, какая тварь! (Он вообще все пишет заранее — «Друзья мои, прекрасен наш союз», по хронологии фильма, написал задолго до 19 октября 1825 года).
Декабристов, кстати, казнят мгновенно, сразу, вот прямо снег лежит, глубокая зима, двух недель после восстания не прошло — повесили-с.
Ты уже понимаешь, что такой авторский подход называется катастрофой, что руль доверили пьяному, но как-то со всем по доброте душевной миришься — как раз до момента восстания декабристов. Мы все знаем, что по легенде, Пушкин развернулся и не поехал из Михайловского в Петербург, потому что дорогу ему перебежал заяц, и он счел это несчастливым предзнаменованием. Конечно, в фильме Феликса Умарова эта легенда отражена.
Но дорогу Пушкину перебегает, *****, кролик. Пушистый белый кролик. Директор съемочной группы не смог найти зайца, и никто не видел разницы — ну, кролик, ну, заяц, они ведь одно и то же, оба с ушами. Это разные животные, у них ноги разные, все разное, но, а-а-а-а-а…
И все, в эту секунду прорывается все раздражение, накопившееся за предыдущий час. Все, что происходит потом (а это довольно мучительный, очень скучный час, как будто в самолете летишь и смотришь в спинку кресла), уже совсем невыносимо. Нет прощения и не будет.
Нет, это не Бенкендорф. Каким бы хорошим актером ни был Гилев, ему не справиться с рэпом «Вам это нелегко понять: моя задача — охранять людское хрупкое сознанье от сумбура мирозданья».
Нет, это не Пущин, с его обращенными к Пушкину фразами типа «У тебя что ни слово, то прямо в сердце, мы благодаря тебе свободою горим, благодаря тебе Россию ото сна будим». В Сибирь за такую реплику, навеки.
Нет, это не Николай I, который для пущей энергичности, читая рэп, учит Пушкина играть в теннис.
Нет, это не Наталья Гончарова — просто какая-то девушка, наугад выдернутая из московского кинозала. (Алена Долголенко сама по себе хорошая, но…)
Нет, это не Пушкин. Юра Борисов совершенно не похож на своего героя, но он правда отличный актер, про него давно говорят, что он может сыграть что угодно. К сожалению, именно это он здесь и играет, эти два слова: «что угодно». В отсутствие вменяемой режиссерской концепции это просто какой-то страшно обаятельный кудрявый человек, который в одних кадрах кажется талантливым крестьянским пареньком типа Есенина, в других — гопником, невероятно рафинировавшимся в процессе самообразования, в третьих — гордым и взрывным хипстером, в четвертых — веселым современным повесой, которому лень бриться, но не лень кадрить хорошеньких замужних дам. То, что каким-то чудом все это в сумме дает очень приблизительный, очень размытый образ человека, отдаленно похожего на Пушкина или вообще хоть на какого-нибудь великого поэта — исключительно заслуга Борисова, потому что у самого режиссера в голове образа Пушкина просто нет.
И нет, это не музыка. Вот весь этот набор слов с включением пушкинских фраз — это не рэп.
И нет, это не кино.