Правда ли, что из фильма «Москва слезам не верит» вырезали некие откровенные сцены, кто мог сыграть Гошу и Катерину и почему Владимира Меньшова не выпустили за Оскаром в Америку. Денис КОРСАКОВ рассказывает историю легендарной мелодрамы.
Владимир Меньшов считал себя фаталистом: он полагал, что всем, что сделал в жизни, обязан судьбе. Когда изучаешь историю создания фильма «Москва слезам не верит», кажется, что и правда сама судьба направляла его авторов, поначалу не особо веривших в успех проекта.
Как рассказывала жена сценариста Валентина Черных — Людмила Кожинова, замысел «Москва слезам не верит» возник в начале 70-х. Черных хотелось написать историю о том, как трудно приходится провинциалу, пытающемуся покорить столицу. Он сам родился в Пскове и приехал в Москву учиться — то есть знал об этих проблемах не понаслышке.
— История Катерины — это история самого Валентина Константиновича. Но как драматургу ему было ясно, что именно женская фигура наиболее ярко выражает драму судьбы, — говорила Кожинова.
Сначала Черных планировал написать пьесу под названием «Дважды солгавшая» (Катерина сперва лжет Рудольфу, выдавая себя за москвичку, а потом — Гоше, скрывая, что занимает руководящую должность). В итоге пьеса превратилась в сценарий, получивший премию на конкурсе лучших сценариев о Москве. И вскоре он попал в руки Меньшова. (К слову, именно Черных за несколько лет до того написал сценарий картины «Человек на своем месте», в которой Меньшов сыграл молодого и смелого председателя колхоза; это была одна из первых его заметных киноролей).
И сценарий Меньшову не приглянулся. Читая его в первый раз, он не заметил ничего интересного, кроме временного скачка в середине (когда Катерина заводит перед сном будильник, а звонит он уже через двадцать лет). Если бы не было этого хода, Меньшов, возможно, и не взялся бы за постановку. Но зацепился за него и начал думать, как можно было бы перенести сценарий на экран. Он попросил Черных внести много правок, а кое-что додумал самостоятельно.
Кстати, зрители потом часто интересовались — были ли хоть у кого-то из героинь картины непосредственные прототипы.
— Прямой прототип был только у Людмилы. Ее судьба – это история домработницы наших друзей. Хозяином дома, где она трудилась, был заместитель главного редактора одной из крупных газет. Она выдавала его за своего дядю. И когда ей звонили, он подходил к телефону и отвечал: «Да, это дядя». У неё был возлюбленный, футболист, в фильме он стал хоккеистом. Имена главных героинь – это имена теток Валентина Константиновича, сестер его матери. Он их очень любил. Кстати, одну из них звали именно Катерина, а не Екатерина, у нее так и в паспорте написано. Тихомиров — фамилия его крестного отца, мужа одной из его теток. А что касается Гоши, Валентин в интервью говорил: «Гоша — это моя мечта и мои комплексы. Я хотел бы, чтобы таким меня воспринимали женщины! — объясняла Кожинова.
К моменту, когда начиналась работа над «Москвой…», Вера Алентова уже давно была замужем за Меньшовым. Казалось совершенно естественным пригласить ее на главную роль. Но нет. Меньшов рассматривал кандидатуры других актрис: Тамары Семиной, Анастасии Вертинской, Маргариты Тереховой, Натальи Сайко, Ирины Купченко (последней он, кажется, отдавал предпочтение). Но кто-то не заинтересовался, кто-то не смог из-за занятости в других картинах. И только тогда Меньшов предложил попробоваться на роль супруге.
Потом он вспоминал, что она, прочитав сценарий, отреагировала категорично: «Ну и мура!» — и, более того, отговаривала мужа браться за постановку. Но все-таки пришла на пробы — и прошла их с большим успехом. В свои 35 лет Алентова прекрасно выглядела — могла с помощью небольшого грима сойти и за двадцатилетнюю девушку, и за сорокалетнюю женщину. Именно это и требовалось по сюжету; и сыграла она так здорово, что ни Терехову, ни Вертинскую в этой роли потом представить было уже невозможно.
С остальными актрисами разобрались сравнительно быстро. Людмилу сыграла восходящая звезда Ирина Муравьева (она обошла более опытных Жанну Болотову и Людмилу Савельеву), Антонину — Раиса Рязанова (обошедшая Людмилу Зайцеву, Галину Польских, Нину Русланову и Наталью Андрейченко).
Проблемы возникли с Гошей. Меньшов отверг Виталия Соломина, Олега Ефремова и Леонида Дьячкова. А потом — и самого себя (профессиональный и уже опытный актер, он примерялся к Гоше лично). Остались два совершенно неожиданных кандидата на роль слесаря: Алексей Баталов и Вячеслав Тихонов. Оба к концу 70-х прочно ассоциировались с ролями интеллигентов и аристократов. И оба родились в 1928 году — то есть им было за пятьдесят, и они почти не проходили по возрасту (в сценарии Гоша был ровесником Катерины).
Баталов сначала отказался играть в фильме, но потом перечитал сценарий, передумал и позвонил Меньшову поздно ночью со словами «Давай снимать!» Тихонов к тому моменту тоже успел прочитать «Москва слезам не верит» и очень заинтересовался ролью, но опоздал. Меньшов предложил ему сыграть женатого любовника Катерины, с которым она встречается в начале второй серии. Но этот персонаж нравился Тихонову меньше, и в итоге роль ушла к Олегу Табакову.
Ходят слухи о том, что из «Москва слезам не верит» было выброшено много сцен, в том числе эротических. Отчасти это объясняется тем, что в 90-е Валентин Черных выпустил повесть по мотивам сценария, где эротические эпизоды как раз присутствовали (они были добавлены при переделке текста).
Но Меньшову и правда пришлось сократить картину, хотя он говорил, что ничего особо скандального в ней изначально не было. 12 лет назад в интервью «КП» он рассказывал:
— Это все какие-то странные легенды. Я слышу их даже от Алексея Владимировича Баталова, от Табакова — они же участвовали в съемках. И при этом говорят, что там было такое снято, такое, что потом это «такое» директор «Мосфильма» отдельно показывал наиболее знатным гостям в виде порнушки, «клубнички». Я, изумленно раскрыв глаза, слушаю — и не могу понять, откуда это? Сцена [с Табаковым] действительно была чуть длиннее, мне пришлось серединку вырезать. Но она не принципиальна совсем была, эта серединка. Мне было важно, что героиня уже не девочка, не та история, что с Рудиком и соблазнением — наоборот, перед нами вполне матерая женщина, которая знает цену сексу. Ну да, они судорожно раздевались друг перед другом. И Табаков выходил в трусах. Вот про это мне сказали – «Ой, ой, даже не думай, сразу же убери». Но, ей-богу, это не заслуживает того, чтобы показывать высокопоставленным гостям «Мосфильма»… Впрочем, я уже начинаю с этим свыкаться: возникают легенды, которые бесполезно исправлять.
Некоторые сцены были выброшены из окончательного варианта картины просто потому, что их сочли лишними, замедляющими действие. Особенно не повезло Александру Фатюшину, сыгравшему хоккеиста Сергея Гурина. Незадолго до того он сыграл в «Служебном романе» возлюбленного Верочки, героини Лии Ахеджаковой — и от этой роли остался буквально один кадр. А из «Москвы…» вырезали и сцену, где советские хоккеисты играют со шведами в «Лужниках» (причем именно Гурин становится героем матча), и эпизод, где он, вроде бы завязавший, вдруг заявляется к бывшей жене пьяным и начинает ругаться с ней из-за денег. (По одной из версий, этот эпизод не понравился киноначальству — оно сочло, что игрок советской сборной не может опуститься совсем уж низко).
Фильм «Москва слезам не верит» ждал триумф. На него выстраивались очереди в кинотеатры, трудно было достать билеты. Он стал самым кассовым советским фильмом в истории после «Пиратов ХХ века», вышедших в том же 1980 году. 84,4 миллиона зрителей (у «Пиратов» было 87,6). При этом Меньшов замечал, что «Пираты» — односерийный фильм, а «Москва…» — двухсерийный, билет на него стоил дороже, а значит, и денег он собрал больше.
И, несмотря на это, Меньшов называл период после выхода картины одним из тяжелейших в своей жизни. Если зрители были от фильма в восторге, критики и коллеги — наоборот. В интервью «Комсомольской правде» Владимир Валентинович вспоминал:
— Чтобы рассказывать о странном неприятии фильма со стороны кинематографической братии, элиты, нужно прочесть целую лекцию о том, что это было за время, какие тогда были моды. Мода очень много значит в искусстве. [«Москва слезам не верит»] шла вразрез со всеми модами того времени. Были в моде картины медленные, раздумчивые, «фестивальные», сознательно не зрительские. Были в моде картины с несчастливым концом, например — в принципе, это было уже такое противоборство с Советской властью со стороны интеллигенции. И главное, подавляющее большинство знаменитых фильмов того времени, на которые обращали внимание, которые очень хвалила критика, [в конце концов] исчезли. Вне контекста времени они сразу становятся неинтересными. Да, ты понимал, что автор не про завод говорит, а про Советскую власть, что он — смелый борец [с нею] и так далее. Но если этот контекст убрать, то фильм становится примитивным и малоинтересным, не зрительским. Они не выдержали испытания временем.
Я был молод еще, наивен. И я действительно хотел понять: почему люди, которых я уважаю и люблю, которым в глаза говорю, какого я высокого мнения об их картинах и поступках, вдруг категорически не понимают моей картины. Чем я провинился? Что я не то сделал? Конечно же, мне подсказывали первый и самый правильный ответ: «зависть». Безусловно. Но я человек до сих пор, признаюсь, чистый в этом отношении. Я не был от зависти свободен, разумеется. Но я самоанализом всегда докапывался до причин своего отрицательного отношения к чьему-нибудь успеху. Понимая, что, в конце концов, за этим стоит какое-то мелкозавистливое чувство, старался из себя его вытравлять. Но таким даром обладают немногие люди. Многие вытесняют это чувство зависти убедительными аргументами. «Еще не хватало завидовать! Я не люблю этот фильм вот почему…» – и по пунктам он перечисляет, почему именно не любит. Причем это было легко делать, потому что это носило характер массовый, прямо скажем. Слово «травля» к этому подходило. Это было в каких-то оскорбительных выражениях… Вот одна из важнейших дикостей, которая сопровождала эту картину.
[Но в то время даже] Гайдай был изгоем в среде кинематографистов, совершенно неуважаемой личностью. [Считалось], что он пошел на уступки зрительскому дурновкусию — каждая его картина сопровождалась этими словами! И никакого внимания не обращалось на зрительский успех: считалось, что зритель дурак, зрителя легко взять на эту, так сказать, обманку…
Однако потом картину выдвинули на «Оскар». Казалось, что шансов у нее нет. В том году на премию в категории «Лучший фильм на иностранном языке» претендовали «Тень воина» японца Акиры Куросавы, «Последнее метро» француза Франсуа Трюффо, «Доверие» венгра Иштвана Сабо — серьезные картины известных авторов. И, на минуточку, на дворе стоял 1981 год! Незадолго до этого советские войска вошли в Афганистан, что послужило причиной бойкота Олимпиады в Москве со стороны западных стран. Рейган еще не назвал СССР «империей зла», но морально уже был к этому готов. Холодная война была в самом разгаре.
И, несмотря на все это, фильм Меньшова выиграл.
Премию тогда вручали режиссер Франко Дзеффирелли и юная актриса Брук Шилдс, только что прославившаяся в «Голубой лагуне». А на сцену за статуэткой поднялся Анатолий Дюжев, атташе по культуре советского посольства. Благодарственную речь он произнес с поистине чудовищным русским акцентом, сказав, что получает премию от имени режиссера Владимира Меньшова и «Веры Алефтовой, актрисы».
А самого Меньшова в Лос-Анджелес тогда не выпустили, и о том, почему так вышло, можно написать отдельную заметку. Кто-то говорил, что его сочли неблагонадежным, кто-то — что киноначальство было свято уверено, что «Оскара» «Москве…» не видать (и оснований для такого мнения было достаточно).
Премию вручали 31 марта, а в Москве из-за разницы во времени было уже 1 апреля. Когда Меньшову начали звонить и поздравлять с победой, он, конечно же, не поверил — счел новость первоапрельским розыгрышем. Но звонки не умолкали. И удивительным образом после этого критики картины прикусили языки.
Потом Меньшов собирался снять серьезное кино о Горьковском автомобильном заводе, ездил туда, общался с директором… Но увидел в Москве спектакль «Любовь и голуби» с Ниной Дорошиной и понял, что надо снимать фильм по пьесе Владимира Гуркина. Вера Алентова вспоминала, что муж предлагал ей роль Раисы Захаровны (от которой, по слухам, отказалась Татьяна Доронина и которую в итоге сыграла Людмила Гурченко). Но в то же время Юлий Райзман снимал картину «Время желаний» и предложил Алентовой главную роль в нем.
— С Меньшовым я уже работала, а сотрудничество с Райзманом оказалось чистым счастьем, — вспоминала актриса в интервью «КП».
Снова они встретятся с мужем на съемочной площадке уже в 90-е, на картинах «Ширли-мырли» и «Зависть богов». Но им триумфа «Москвы…» и «Любви и голубей» повторить будет уже не суждено.