95 лет со дня рождения Эльдара Рязанова: как легендарный режиссер боролся с цензурой и критикой
Эльдар Рязанов. Фото: globallookpress
18 ноября 2022 года исполнилось 95 лет со дня рождения Эльдара Рязанова. О том, каким был великий советский режиссер, рассказывает кинообозреватель КП Денис КОРСАКОВ.
Многие с сожалением скажут, что как режиссер Эльдар Рязанов умер задолго до ноября 2015 года, когда после продолжительных и мучительных болезней наступила его физическая смерть. Конечно, с середины 80-х ему слишком часто изменял вкус: ни нравоучительную молодежную драму «Дорогая Елена Сергеевна» (полную плохо скрываемой, брюзгливой неприязни к юношеству), ни забытую ныне мелодраму «Тихие омуты» смотреть было невозможно, а во время просмотра «Старых кляч» или «Карнавальной ночи-2» и вовсе порой хотелось залезть под кресло от стыда.
Но та же судьба ждала и двух других великих советских комедиографов – Леонида Гайдая и Георгия Данелия. И любим мы их не за то, что они делали в стадии заката, а за то, что снимали, когда находились в зените. У Рязанова наберется огромное количество первоклассных картин, которые живы до сих пор, несмотря на то, что с их премьеры прошли десятилетия: от «Карнавальной ночи» до «Забытой мелодии для флейты», от «Служебного романа» до «Жестокого романса», от очаровательной «Девушки без адреса» до такой же прелестной и слегка недооцененной (в том числе самим Рязановым) «Дайте жалобную книгу!», от «Гусарской баллады» до «Зигзага удачи», от «Берегись автомобиля!» до «Иронии судьбы», от «Невероятных приключений итальянцев в России» до «О бедном гусаре замолвите слово», от «Гаража» до «Небес обетованных». Многие ли режиссеры вообще могут похвастаться тем, что половина страны знает их фильмы наизусть? Что под них прошла вся жизнь миллионов людей?
Еще я рад, что однажды, много-много лет назад, зазвал его на «Прямую линию» – был такой формат в «КП» в доисторические времена, когда любой человек мог позвонить в определенное время по определенному номеру, и задать вопрос актеру, режиссеру, спортсмену или политику. Эльдар Александрович приехал усталым и довольно раздраженным (не думаю, что его приободрила мысль о том, что за «Прямую линию» с ним ответственен 18-летний журналист, то есть я). Но все в итоге прошло прекрасно, и текст ему – человеку придирчивому и строгому, даже в отношении многих своих картин – понравился.
Планировал в мореходное училище, а поступил во ВГИК
В мемуарах Рязанов рассказывал, что в школе режиссером быть не собирался ни секунды. Он обожал читать (одной из любимых книг был «Мартин Иден» Джека Лондона), и мечтал поступить в мореходное училище, чтобы объездить весь белый свет, накопить знаний и эмоций, а потом стать великим писателем. Торопясь осуществить мечту, он сдал экзамены за 10-й класс экстерном (в течение дня «проглатывал» учебник, а на следующий день шел сдавать экзамен – и так 11 раз подряд. Очень выручала блестящая, «фотографическая» память: на экзамене по физике, в которой он ни черта не понимал, юный Эльдар просто по памяти восстановил соответствующие страницы из книжки и механически продекламировал текст учителям).
И он все сдал, только ответа из Одесского мореходного училища так и не дождался («шел сорок четвертый, военный год. Почта работала плохо»). Но встретил на улице знакомого и узнал, что тот подает документы во ВГИК. 16-летний Рязанов тоже решил подать туда документы, чтобы не терять зря год. Режиссерский факультет он выбрал по одной-единственной причине. Здесь не надо было ни уметь фотографировать (что требовалось от поступающих на операторский), ни рисовать (а все будущие художники показывали свои рисунки). Не нужен был и опыт участия в самодеятельности (крайне желательный для абитуриентов актерского отделения). «Как будто бы ничего конкретно уметь не нужно. Требовалось, правда, предъявить литературные труды. А они как раз имелись! Я, как подавляющее большинство юношей, писал стихи…»
И Рязанова приняли, несмотря на конкурс в 25 человек на место. На собеседовании его долго пытали: например, спрашивали, сколько человек изображено на картине Репина «Не ждали». Фотографическая память почти не подвела – Эльдар сказал, что их там шесть, а на самом деле было семь («об одной фигуре, выглядывающей из-за двери, я забыл»). Но поступил он условно: если бы не сдал экзамены по специальности после первого семестра, вылетел бы на улицу.
Григорий Козинцев хотел отчислить
Его наивные ученические работы не приводили в восторг наставника, знаменитого Григория Козинцева. После второго года обучения он сказал студенту: «Знаете, дорогой Элик, нам все-таки придется с вами расстаться. Мы вас отчисляем из института. Вы слишком молоды». Рязанов не растерялся и ответил: «Когда вы меня принимали, я был на два года моложе. Вы могли бы это заметить тогда». Чем Козинцева и «срезал»: он не нашелся, что ответить, и оставил студента на курсе.
На самом деле Рязанов в своих воспоминаниях крайне самоироничен и самокритичен: вряд ли он был настолько бестолковым студентом, как описывает. Так или иначе, карьера постановщика художественных фильмов после ВГИКа оказалась для него закрыта. И причина была не в нем, а в общей ситуации в стране. После войны наступил период малокартинья: в год выходило всего пара десятков фильмов (причем половину невозможно было смотреть).
Работы для молодых просто не было. И Рязанов стал документалистом, неожиданно осуществив школьную мечту: он смог объездить всю страну, побывать в загадочных и экзотических местах. «Я путешествовал по Сахалину, Камчатке, Курильским и Командорским островам… Я охотился на китов с китобоями. Бродил по тундре с геологами и оленеводами. Тонул на краболовном разведчике. Спускался в кратер Ключевской сопки с вулканологами. С рыбаками ловил сельдь. С краболовами ставил сети на крабов. Вместе с пограничниками преследовал нарушителей границы…» (Большой полудокументальный фрагмент в фильме «Дайте жалобную книгу!», в котором Олег Борисов странствует по Дальнему Востоку – это дань тому периоду жизни Рязанова).
Отказывался снимать «Карнавальную ночь»
Ну, а после смерти Сталина период «малокартинья» закончился, встала задача выпускать по 100-120 художественных картин в год, потребовались молодые режиссеры. И после фильма-ревю «Весенние голоса» о самодеятельности трудовых резервов (это был почти дебют Рязанова в художественном кино – он был одним из двух режиссеров, и фильм был полудокументальным), появилась «Карнавальная ночь».
Вообще-то ученик Козинцева видел себя мастером драмы и мечтал, чтобы люди плакали на его фильмах. Но руководитель «Мосфильма» Иван Пырьев предложил ему снимать музыкальную комедию. Рязанов наотрез отказался и объявил, что едет в отпуск на юг. Тогда Пырьев попросту отобрал у него путевку в дом отдыха, приказав немедленно начинать работу над «Карнавальной ночью». Иван Александрович понимал, что молодой человек не устроит скандал, а подчинится его произволу. Хотя бы потому, что хочет попасть в штат «Мосфильма», и другого шанса ему не представится.
Работу над веселой «Карнавальной ночью» Рязанов потом вспоминал, как некий кошмар. Он говорил, что сценарий напоминал телефонную книгу: ни одного характера, кроме Огурцова, не было прописано, а там, где должны были быть музыкальные номера, стояли ремарки вроде «Леночка Крылова поет песенку-приветствие». Все пробелы юный режиссер заполнял на площадке сам. «Единственное спасение этой картины – в лихорадочном ритме: чтобы шел обвал новых впечатлений, чтобы у зрителя не было возможности опомниться. Надо было сжать все в кулак, чтобы все было как натянутая струна»… Ему не нравилась исполнительница главной роли Людмила Гурченко – казалась похожей на обезьянку (это его слова; подружатся они сильно позже). По неопытности он снимал слишком много дублей – и попусту тратил ценную цветную пленку. Его собирались увольнять с картины, потому что создавалось полное ощущение, что он на глазах губит фильм. Под конец его единственной целью стало «просто выжить – выжить любой ценой». Но он не просто выжил: «Карнавальная ночь» стала суперхитом проката, принесла колоссальную прибыль, и на молодого Рязанова стали смотреть совсем другими глазами…
Столкнулся с цензурой
Но в дальнейшем ему приходилось преодолевать еще массу трудностей. Чаще всего – с цензурой. Безобидного «Человека ниоткуда» сняли с экранов, потому что он не понравился Суслову («в идейном и художественном отношении этот фильм явно не оттуда, не оттуда!» – язвил с трибуны кремлевский «серый кардинал»).
«О бедном гусаре замолвите слово» вообще снимался в мучениях. Рязанов и соавтор сценария Григорий Горин собрались в нем подколоть КГБ (то есть речь как бы шла о николаевском Третьем отделении и Бенкендорфе, но все соображали, что на самом деле имеется в виду). Это и в относительно спокойные времена было вызовом, а на фоне ввода войск в Афганистан казалось возмутительной провокацией. Чудо, что фильм вообще запустили в производство (сценарий пришлось радикально переделывать, что доводило Рязанова с Гориным до отчаяния: Эльдар Александрович до конца дней считал, что фильм, в общем-то, испортили бесконечными поправками). И наконец, за день до показа, назначенного на 1 января 1981 года, из «Гусара» вырезали сцену ближе к концу – с облетом церкви (там зрителю становилось ясно, что герой Евгения Леонова умер от сердечного приступа, и после панихиды его хоронят на погосте). Ну, просто решили не расстраивать людей на Новый год. Чудо, что инфаркта после этого не случилось у самого Рязанова.
Дино Де Лаурентиса нахамил из-за «Итальянцев»
«В Госкино с нами никогда не церемонились, обращались как с холопами, как с крепостными. Впрочем, мы ими и были» – в бессильной ярости писал он в воспоминаниях. Но при капитализме оказалось работать чуть ли не труднее: с не меньшим негодованием Рязанов обрушивался на легендарного продюсера Дино Де Лаурентиса, с которым столкнулся на «Невероятных приключениях итальянцев в России». Пролистав сценарий, тот с ходу нахамил Рязанову так, что довел его практически до истерики. «Все, что вы сочинили, – мура! Итальянский зритель на вашу галиматью не пойдет. Мне нужен фильм-погоня, состоящий из трюков. Единственное, что мне нравится в либретто, – история с живым львом…» И заставил переписать сценарий, добавив в него множество трюковых сцен. Посадка самолета на шоссе, эпизод с разводным мостом и прочие взрывы и погони – всем этим мы обязаны Дино Де Лаурентису. Рязанов же, по его словам, «влез в департамент Гайдая» – единственный раз в жизни.
Критика «Жестокого романса»
Ну, и критики на нем периодически оттаптывались – особенно после «Жестокого романса». Сейчас невозможно даже представить, какую бурю возмущения вызвал этот фильм. «Литературная газета» в дни демонстрации ленты организовала попросту травлю каждый номер выходил с огромными – в целую полосу – статьями, где от картины не оставляли камня на камне». Да и остальные издания не отставали. Паратова-Михалкова называли «чувствительным суперменом», про пьесу Островского «Бесприданница» говорили, что она теперь выглядит на экране плоской, упрощенной, вульгарной и игривой…
Эльдар Александрович воспринимал все это крайне болезненно. Дело еще в том, что он был настоящим большим автором. Он тщательнейшим образом продумывал в своих фильмах каждый характер, каждую реплику, каждую монтажную склейку. Забавно, но в воспоминаниях он приводит два кулинарно-ресторанных (и при этом очень точных) сравнения.
Сначала пишет, что фильм должен напоминать изысканный коктейль, в котором разные напитки смешаны «в очень метких пропорциях, дабы получился ароматный, вкусный, неповторимый напиток». А потом добавляет, говоря о сочетании разных жанров и стилей (в первую очередь драмы и комедии): они «могут слиться воедино только в том случае, если роль кастрюли будет выполнять душа художника и там разнородные элементы «проварятся», «прокипят», «соединятся» и получится вкусное, неповторимое блюдо, совмещающее в себе признаки различных деликатесных вкусов и запахов…»
Несмотря ни на что, у него это получалось. И мы ему всегда будем за это благодарны.
Спасибо, что вы с нами!
