Граненый стакан Довлатова как мерило русской литературы

В прошлом году в Пушкинских Горах обещали открыть туристический маршрут - по мотивам автобиографической повести Довлатова. Показывать места, где писатель жил и работал экскурсоводом в 1977 году. Порадовать публику собирались к 70-летию Сергея Донатовича - к нынешнему 3 сентября. Вышло ли что-то из этой затеи?

ПЕЧАЛЬНАЯ ДАМА В ЧЕРНОМ ГИПЮРЕ

Героя «Заповедника» ждал нелегкий выбор из двух гостиниц - хорошей и плохой. От хорошей он, как человек советский и экономный, отказался. Предпочел гостиницу «Дружба». Так что мне оставалось лишь следовать его примеру.

Правда, комнаты под номером 231, указанным в повести, здесь не оказалось. Но администрация отеля тут же поклялась, что писатель ночевал в номере 213. Тесная комнатка действительно похожа на «узенькую лодку», в которой предавался ночным раздумьям довлатовский герой Борис Алиханов. Но листья фикуса мне сосчитать не удалось - за неимением оного.

Ужинать, разумеется, отправляюсь в легендарный ресторан «Лукоморье». «Здесь пил сам Довлатов», - шепчутся у двери двое туристов, не решаясь, впрочем, войти. Вывески над входом нет. Но есть траурного цвета табличка с многоэтажной золотой надписью. В центре - «Лукоморье». Выше - «Российская Федерация». Еще выше - «В единстве сила». А под всей этой этажеркой зачем-то - «Пушкиногорское райпо».

Внутри явно в разгаре чей-то юбилей. «Не Довлатова ли уже?» - подумала я мимоходом. Но мужчинам в мятых рубашках и их женам в вечерних туалетах, отплясывавшим посреди большого зала под «Зеленоглазое такси», было явно не до писателя. От деревянной отделки стен с довлатовских времен ничего не осталось, стойка бара слепила разноцветными огнями. Но предпочтения посетителей не изменились ничуть: приезжие так же ужинают, местные так же пьют.

Печальная дама в черном гипюре, видимо, барвумен, минут 15 смотрела на меня краешком глаза, копаясь в мобильнике. Наконец не без труда добрела до моего столика и еле слышно пошевелила губами. «И замолчала, совершенно обессилев» - как и ее предшественница в повести... Все-таки есть у нас вечные ценности. По словам другого героя Довлатова, «уже не хамство, но еще не сервис».

ПОРТРЕТ МАО И ЗАГОВОРЕННЫЙ ДОМ

Назавтра меня ждал дом писателя. За 5 минут пройти от турбазы до деревни Березино (в повести - Сосново, хотя в поселке ни единой сосны) можно лишь широким довлатовским шагом. Но путь приятен - вокруг те же «типично псковские дали», что вдохновляли туристов 70-х.

Саму избушку отыскать несложно - она, как в повести, жутковата, но по-своему уютна. Дом, построенный в начале прошлого века, сменил не одного владельца. В 1993-м его купила москвичка Вера Хализева - не подозревая, с чем имеет дело.

- Как-то мы всей семьей ужинали, пригласили и Евдокию, бывшую хозяйку дома, - рассказывает Вера Сергеевна. - «Как здесь хорошо. Не заходил ли сюда Довлатов?» - вдруг спросила моя дочь. «Сережка? - среагировала Евдокия. - Так он же тут жил!»

Евдокия оказалась родной сестрой Ивана Федоровича Федорова, хозяина дома, с которого списан обаятельный пропойца Михаил Сорокин из повести. В деревне уверяют, портрет не сильно отличался от оригинала.

Вера Сергеевна 12 лет была хранительницей неформального музея, но в прошлом году, выбившись из сил, продала поклонникам Довлатова - советнику губернатора Псковской области Игорю Гаврюшкину, реставратору Юрию Волкотрубу и еще двоим совладельцам.

Дом аккуратно укрепили, не выходя за рамки литературного образа, - и он по-прежнему выглядит так, будто развалится от любого чиха. Знаменитые щели в полу заделали фанерой - и бездомные собаки в гости больше не заходят. Зато через открытую дверь вбегают соседские дети - поглазеть на старую печку, граненые стаканы на столе, большую пружинную кровать, на которой спал Сергей Донатович.

- А это, наверное, друг Довлатова? - восторженно спрашивает девятилетний Сережка, показывая на висящий на стенке портрет Мао Цзэдуна.

На окне рядом с кроватью болтается белый лифчик - видимо, штрих к богемному образу писателя. Впрочем, бывшая хозяйка дома свою причастность к лифчику отрицает, сваливая все на новых владельцев. Те ссылаются на шуточки рабочих. Но может, это одна из поклонниц решила так вот выразить свою любовь к Довлатову - дом не включен в экскурсионные маршруты, но народная тропа к нему не зарастает.

А вот Эдуард, хозяин соседнего коттеджа, не разделяет симпатии туристов:

- Несколько раз пытался перекупить этот дом, снести его и построить новый. Вы бы видели, что здесь творилось - избушка заросла травой до потолка, везде ползали змеи... Да и у меня семья большая, расширяться надо. Но дом стоит как заговоренный - и мне его так и не продали. А теперь сюда туристы будут мотаться, въезжать чуть ли не на порог на «Мерседесах». Никакого покоя. А Довлатов - разве это писатель? Диссидент!

Но вообще-то на юморные зарисовки «Заповедника» местные не обижаются - относятся к ним со здоровой самоиронией. Может, потому что в посвященных им довлатовских «байках» все-таки чувствуется искренняя теплота. В деревне искренность уважают.

- Довлатов был мой дядя, - на прощание шепнул мне фантазер Сережа. - Мы с ним много играли.

«МЫ СМОТРЕЛИ НА НЕГО СКВОЗЬ ПАЛЬЦЫ»

В научно-культурном центре Пушкинского заповедника про писателя говорят кротко, но снисходительно - как учителя про шаловливого школьника. И все время подчеркивают: что бы он там ни написал, надо отличать творчество от жизни. При этом довлатовский маршрут разработать - никак руки не дойдут. К тому же методисты уверяют, что речь в будущей экскурсии пойдет не столько о Довлатове, сколько о жизни музея в 70-х годах. Кто бы сомневался.

- На поверхности, конечно, лежит дом в Березине, злачные места Довлатова, - рассуждает Елена Ступина, замдиректора по научной части. - Но это за рамками интересов музея. Мы включим в маршрут только места, связанные с историей заповедника. Конечно, Довлатов - яркая страница, но с ним работали замечательные люди, которые были ему примером. Все знали, что он писатель, которому не дают публиковаться. Понимали, что суперэкскурсовода из него не сделать. И смотрели сквозь пальцы на его выходки.

...Мне показалось, какие-то комплексы научных сотрудников все же одолевают - и проигнорировать Довлатова нельзя, и чествовать эту язву не очень хочется.

- Довлатов прислал своему другу Андрею Арьеву экземпляр повести с подписью: «На память о лучших местах на земле (а я, между прочим, побывал в 12 странах)». Это его слова, понимаете? - уговаривает не столько меня, сколько себя Ступина.

Но, как ни верти, байки о довлатовских проделках до сих пор гуляют среди сотрудников заповедника.

- Помню, как вел экскурсионную группу следом за Сергеем, - рассказывает сотрудник НКЦ Виктор Никифоров. - И вижу, застряли они с группой в одном из залов. Я уже всю программу успел рассказать, а они все не выходят. Открываю дверь, а там Довлатов читает: «Ты еще жива, моя старушка, жив и я, привет тебе, привет!» Думаю: что же он делает, это ж стихи Есенина! Но он как-то выкрутился. А потом и описал этот эпизод в повести... Еще он часто играл в такую игру: за время экскурсии ни разу не упомянуть имя Пушкина. И получалось! А вообще к нему все относились тепло...

СТАКАН НА ПАМЯТЬ ОТ ДОВЛАТОВА

Елизавету Федорову, вдову Ивана Федоровича (в повести - Лизка), здесь знают хорошо. «На Пушкинской улице ее дом любой покажет», - пообещали продавщицы сувениров. И правда показали.

В квартире Елизаветы Михайловны преобладают яркие цвета - столы и кресла украшают салфетки ручной работы с радужными узорами. Да и сама 78-летняя бабушка Лиза выглядит оптимисткой. Своего мужа пережила на 18 лет.

- Помню, как Довлатов к нам приехал, - вспоминает. - Рослый такой, красивый, веселый. Потом к Сереже приехала жена, а я переселилась в Воронич - жить в березинском доме было невозможно. Пили постоянно. Хотя оба добрые, ни с кем не скандалили. Непутевые просто. У нас была лошадь Альма, они на ней разъезжали везде...

- А Иван Федорович действительно бегал за вами с ружьем, как в повести?

- У него было охотничье ружье, да. И как-то раз пришел пьяный и стал его искать. Я спрятала, но он нашел. И сказал: «Ты что, я бы никогда тебя не пристрелил!» Мы с ним прожили 40 лет. По характеру он был сложный. Трезвый - золото, с пьяным лучше дела не иметь. Но он меня любил, и я его тоже.

Фотографий с Довлатовым у бабушки Лизы, увы, не осталось.

- Сережа их у меня отбирал, говорил: «Не хочу, чтобы ты на меня смотрела такого, непутевого». Я ведь знала, что он писатель. Он мне все время надоедал, говорил: «Лизавета Михайловна, давай я напишу про тебя книжку». И ведь все-таки написал.

На прощание Елизавета Михайловна подарила мне граненый стакан, из которого Довлатов пил в Березине. Сама она бережно хранит другой стакан, подаренный ей самим писателем, - Довлатов специально для нее украл его с турбазы.

- Много ли присочинил Довлатов о жизни в деревне? - спрашиваю напоследок. Бабушка Лиза задумывается.

- Нет, почти ничего не приврал, - твердо говорит она. - Но и правды сказал немного.

И я ей почему-то поверила - такой парадокс вполне в довлатовском духе.

О Чем была повесть?

«Заповедник», основанный на впечатлениях о жизни в Михайловском, Довлатов написал уже в эмиграции - повесть опубликована в 1983 году. Непризнанный питерский писатель Борис Алиханов, устроившись в заповедник экскурсоводом на лето, подмечает абсурдность и противоречивость окружающей его жизни - и жеманных сотрудниц музея с их пылкой страстью к Пушкину, и деревенских чудаков. История одинокого экскурсовода-диссидента перекликается с биографией гения, о котором он рассказывает...

Пройди наш тест на знание афоризмов Довлатова!