Кто не работает, но ест?

В Англии недавние беспорядки уже назвали «революцией Black Berry». Восстали люди, которые отнюдь не помирали с голоду. Система пособий не только не дает помереть (эти не работающие по разным причинам люди получают от 300 до 500 фунтов в месяц плюс бесплатное для них жилье), но и позволяет покупать дорогие «гаджеты». Среди смутьянов попадаются и дети из состоятельных семей. Считается, что они «не нашли себя». Некоторые учатся десятилетиями. Другие десятилетиями бьют балду. Как отличить тех, кто искренне желает начать зарабатывать честным (пусть скучным и непрестижным) трудом, от тех, кто прикрывает разговорами про «буржуазную пошлость» собственное нежелание работать вообще? А почему, собственно, одни должны кормить других, если критерии различия между теми, кто способен работать, но не хочет, и теми, кто хочет, но действительно ничего не нашел, оказались столь размыты?

Нет ответов. Вернее, нет политкорректных ответов.

В той же Англии со времен XVII века действовали законы против бродяжничества. Тех, кто не работал и не имел соответственно средств к существованию, не церемонясь, отправляли в работные дома. Содержание там было сродни каторге. Работы там предоставлялись принудительные и самые грязные (собирать экскременты, очищать шкуры на живодерне и пр.), выбора не было. Попав туда, люди уже не возвращались в нормальную жизнь. Лишь в начале ХХ века, с развитием системы соцпомощи, система работных домов изжила себя. Но, как ни крути, они стали частью воспитания в нации современной трудовой этики. Впрочем, многие прибывшие в Англию иммигранты такой школы были лишены. То же столкновение разных, мягко говоря, трудовых этик, наблюдается по всей Европе.

В нашей стране работных домов не было. Но в советское время была статья за тунеядство: не работавший более трех месяцев имел все шансы получить уголовные неприятности, если не принадлежал к творческой профессии. Скажем, не был членом Союза писателей. Будущий нобелевский лауреат Иосиф Бродский не был и неприятности получил, как известно, по полной программе. Но это так, к слову.

В новые демократические времена сталинские порядки отменили. И правильно - негоже возвращаться в XIX век, к тому же английский. Не работать теперь разрешено официально. Но и вопросы, на что живет гражданин, задавать перестали. При том, что система социальных пособий наша - не чета английской, на пособие (очень даже временное) по безработице не прожить даже в самой бедной провинции. Зато в криминальной хронике часто можно прочитать про «временно неработающего на «Лексусе». В той же провинции, где «живые деньги» в наиболее депрессивных местах можно видеть разве что лишь в виде бабкиной пенсии, на эти «живые деньги» «внучки» славно пьют несколько дней, пока их семья ведет натуральное хозяйство, а официальная пресса причитает про «моногорода», с которыми непонятно, что делать, но делать надо непременно за государственный (то есть за счет налогоплательщиков) счет.

Да, есть колоссальная проблема тех же моногородов. Есть проблема уродливого советского наследия, оказавшегося неконкурентоспособным полу-ВПК. Есть также проблема безмозглой «промышленной политики» всех 20 постсоветских лет, в результате которой догнивающую инфраструктуру и промышленность не заменяют новые предприятия. Но это - лишь часть правды. И часть совокупной вины - государственная часть. О другой же части говорить у нас не принято. Имя ей - социальное иждивенчество.

Можно прочитать множество рассуждений о том, что, мол, россияне не идут работать на непрестижные места и поэтому те места заполняются миллионами азиатских гастарбайтеров. Но их огромная численность - это в том числе и косвенное свидетельство нежелания многих наших соотечественников вообще что-то предпринимать для зарабатывания на жизнь.

У этой ситуации есть, конечно, объективные причины: система прописки делает нашу рабочую силу неповоротливой, разрушенная система социальных гарантий не перестроена под мобильные трудовые ресурсы. Но есть и другая сторона - субъективная.

При том, что полунищее, но пассивное существование где-то в депрессивной глубинке на самом деле бывает ничем не более «престижно», чем поднять свой вполне крепкий мужицкий зад и двинуть зарабатывать на собственную семью хотя бы тем, чем зарабатывают неграмотные таджики, - таких охотников среди россиян сегодня немного. Куда меньше, чем безвольно сетующих на обстоятельства и отсутствие «помощи» со стороны государства. Недавно социологи подсчитали: более 6 миллионов мужиков даже не собираются искать работу, пару лет назад таких было на миллион меньше.

Да, государство часто ведет себя бездарно, не имея внятной политики создания новых современных рабочих мест. Но оно ведет себя не менее безответственно, не спрашивая строго с тех, кто при почти нулевом официальном доходе проводит сутки за просмотром вполне приличного телевизора под пивко и матерщину в адрес крутящихся под ногами полубеспризорных деток.

Вопрос, собственно, тут один: а все ты сделал, голубчик, чтобы начать самому кормить семью и на какие, собственно, «бабки» ты прикупил этот телевизор и вот это пиво?

Помогать надо тем, кто сир, убог и действительно не может зарабатывать. Помогать в куда бОльших размерах, чем сегодня предусмотрено издевательскими пособиями. Но не пора ли начать все-таки спрашивать с тех, кто не работает (и не платит налоги) по причине собственной лени, прикрываемой нытьем про то, что ему государство что-то там «должно», и только? При этом нужно не только спрашивать, но и стимулировать, в том числе установлением нормальных зарплат, которые бы сделали возможным нормальное существование (включая возможность покупки движимости и недвижимости) для любого среднестатистического работника, а не только для воров, предпринимателей и служащих крупных компаний. В том числе это достигается путем установления минимальной почасовой ставки оплаты труда (соответствующей реальному прожиточному минимуму).

В стране не должно остаться работающих бедных - таких сейчас полно. Но для этого надо в том числе сократить число тех, кто не работает по причине врожденного безделья. Тем более что мы не Англия и такую прорву иждивенцев не прокормим.

Давайте обсудим!