Нулевые были для меня уютными, забавными и бескомпромиссно этичными, ибо сказано ушедшим в вечную тень поэтом Вознесенским: «Человек – это не то, что сделало из него время, а что сделал из себя он сам».
Нулевые, если говорить об архетипах, это крах Брюса Уиллиса и триумф спасающего людей мизантропа доктора Хауса.
Если учесть все качества, что наши люди ищут во времени, в которое им выпало жить, шансы устроить счастливую жизнь изначально невелики.
Потому что все жалуются на зеркало, а я смеюсь. Над собой в зеркале.
Все косятся друг на друга, а я смотрю в глаза, потому что в нулевые я положил за правило раз в год перечитывать Евгения Онегина, пить только с приятными людьми, полюбил частые дожди и перестал смеяться над пророками, потому что людям нужна вера.
Да хоть в Боно и группу U2, что заехали к нам в исходе нулевых.
В нулевые мои старшие, устав от своей и чужой болтовни, взялись за Бродского, и это моя маленькая, но важная победа.
В нулевые я понял четыре абзаца из Борхеса, который, когда его читаешь, разливается горячей волной, учащая дыхание.
В нулевые я еще раз убедился, похоронив троих друзей, что уходить в мир якобы безобидной психоделики значит приговорить себя к могильным червям.
Кто в нулевые выбирал между равнодушием и превосходством, закончил поражением.
Я же отдался любопытству и, как мне кажется, победил. Потому что не грубил нулевым, но учился у них.
Исходил из: «сбудется, простится, улыбнется». А это, как ни крути, вневременная установка.
Владимир Шахрин, группа «Чайф», вечный романтик, заявил, что нулевые обманули его ожидания. Они были завышенными: он провел в разговоре со мной аналогию с ХХ веком; тогда все обратились в зрение и в слух, а теперь эпоха ограниченных интернет-юзеров с их монстрообразными излияниями и ничем не подкрепленными амбициями.
На что я ему ответил, что я свой гобелен плету из приятных эмоций.
Поэтому мне попадаются хорошие люди, книги, диски.
Приятные, эмоциональные нулевые, спасибо!