Ярослава Танькова: Как я была колхозницей. Часть 20

Продолжение. Предыдущие части читайте здесь...

В прошлых частях мы рассказали, как Ярослава работала скотницей и дояркой в колхозе им. Ленина под Рязанью. Тяжелый грязный труд, жилья нет - еле сняла угол, героические колхозницы вкалывают круглые сутки за 4000 рублей в месяц. Ярослава испытала на себе эти и прочие особенности жизни в селе... Но внезапно пришлось уехать - по ТВ показали сюжет с ее участием и работать инкогнито стало невозможно. Однако случай свел ее с жителем соседнего колхоза «Шелковской». Мужчина рассказал ей, что жилья там навалом, хозяйство огромное, а вот работать некому, так как село почти вымерло. Ярослава отправилась туда. И в этот раз ей повезло остаться неузнанной. Журналистка выяснила, что хозяйство держится в основном за счет украинских и узбекских гастарбайтеров, и устроилась работницей на току...

ТОК

Огромная бетонно-асфальтовая площадка посреди полей. Несколько длинных сараев - ангаров для хранения зерна, какой-то гудящий агрегат, пара гуртов зерна, перемешанного с репейником, прямо на асфальте и тишина. Ни души.

- Ну слава богу, хоть кого-то прислали! - кричит издалека старшая смены и единственный сегодня работник тока тетя Надя. - А то у меня Девяткин запил, Люба не пришла, школьники - в школе. Работать некому! Бегаю тут одна и с лопатой, и за сушилкой слежу...

- А как же наемные узбеки и украинцы?

- Так они ж деньги приезжают зарабатывать! Все по коровникам-свинарникам распиханы, где платят больше. А сюда только в свободное время приходят.

- Как же вы работаете?

- Ну летом дети заработать на сигареты приходят. Алкашей пара есть. Пока не запьют - работают. Клубных работников периодически обязывают. Ну и бабки-пенсионерки... Но они ненадежные: захотят - придут, не захотят - не придут, заставить нельзя. Да что ты так удивляешься-то? Так везде.

- А почему бы сюда просто не приписать каких-то рабочих на постоянную работу на току, чтобы это их основной обязанностью было, а не нагрузкой сверх нормы?

- Для этого нужно, чтобы платили нормальную зарплату. А тут платят только механизаторам. А рабочим от 16 до 21 рубля за час выписывают, потому что так издревле повелось. Старые установки, что зерно люди должны любить не за деньги...

- То есть работа на току - это такая добровольно-принудительная общественная нагрузка, а вовсе не профессия?

- В принципе это всегда было «общим делом», а не принудиловкой. После войны изголодавшиеся люди знаешь как хлеб берегли! А зерно-то общее было, колхозное. Как соберешь-сохранишь, так и кушать целый год будешь. Добровольцев было хоть отбавляй. А теперь колхозников добровольно только на водку зазвать можно, - посмеивается Надя. - Вот ток и пустует. Сегодня ты в вечернюю смену: с двух до девяти вечера, значит, назавтра - в утреннюю, с семи утра до часу дня. Но ты, сказали, пока никуда не приписана больше. Так что, если хочешь, можешь даже в две смены работать.

Схема работы такова: грузовики привозят сюда с поля обмолоченное комбайном зерно и разгружают прямо на асфальт. Если его сразу сунуть в хранилище, оно заплесневеет, прорастет и пропадет. Поэтому его предварительно загружают в сушилку, где с помощью газа зерно прожаривается при 80 градусах. А уже из сушилки оно снова пересыпается в грузовик и слой за слоем закладывается на хранение в ангары. Так вот, соединить все эти действия в единую цепь с помощью разгрузок-загрузок-подбираний-подметаний высыпающегося с транспортеров зерна - моя работа. Для этого мне выдают широкую деревянную лопату (от нее-то и пошел глагол «лопатить», то есть кидать лопатой зерно), веник и командуют ждать распоряжений.

ХЛЕБНЫЙ «БИСЕР»...

Если не считать короткого посещения весовой в колхозе им. Ленина, на току я впервые. Раньше о том, как растет хлеб, только в книжках читала. Поэтому даже горсть зерна - это что-то из детства, из сказок. А горы зерна, да еще с двухэтажные дома величиной - это нечто вообще выходящее за рамки понимания городской девушки. Поэтому, презрев лавочки, я жду распоряжений на куче зерна, с тихим восторгом детсадовца погружая руки в золотистую россыпь хлебного «бисера». В каждом ангаре оно разное. И я болтаюсь по току, как по музею. Пшеничное зернышко овальное и голое, с бороздкой. Ячмень - в кожуре идеальной формы лодочкой. Рожь тонкая и длинная, а овес - еще длиннее и с хвостиком-ворсинкой...

Хорошо понимаю скептицизм, с которым любой деревенский житель прочтет эти строки, потому что для него горы зерна - это вовсе не сказка, а тяжелая пыльная реальность. Вот и Надя-Дюймовочка смеется: «Что ты там руками все елозишь? Чесаться будешь! Давай поднимайся работать».

Грузовик привез очередную порцию зерна с сушилки. Молодой парень-механизатор включает «Ветерок» - вертикальный транспортер, который должен закидывать зерно в глубь ангара. И рывком открывает зад кузова. Зерно шумной пыльной волной обрушивается на бегущую ленту, но большей частью на асфальт. Кузов запирается, машина уезжает. А вокруг транспортера образовались целые барханы, которые я должна перекидать на транспортер вручную. Бойко машу лопатой. Натренированные скребком руки почти не болят. Настроение отличное: зерно - не дерьмо. Краем глаза наблюдаю за механизатором. Здоровый детина лет 23 флегматично наблюдает, как девчонка в одиночку работает грузчиком, и не шелохнет пальцем. У него своя работа - кнопки нажимать.

- И как не стыдно тебе, Миш? - скажут ему позже пришедшие тетушки-пенсионерки. - Ты, мужик, сидишь, а бабки работают. Хоть бы помог!

- Учиться надо было! - хмыкнет Миша, намекая на свой техникум. И не двинется с места.

Вечером подошли еще какие-то мужики. Не работать, так покурить и выпить с нашими механизаторами. До меня долетают обрывки разговоров:

- Серегин хранилища новые для зерна построил, комбайны новые закупил, трактора - по тринадцать плугов тащат! Правда, все, говорят, в кредит, по государственной программе.

- Что тебе-то те комбайны? В бухгалтерии говорят, нам за те машины теперь много лет отдуваться, потому что наценки бешеные. Из твоей же зарплаты вычитать будут.

- А выход? «Доны» оставить, так на них еще мой дед горел постоянно.

Впервые за все время моего крестьянства я услышала слово «государство» без последующего мата и даже в связи с рациональным понятием «кредитование». И это было бы прекрасно, если бы не слова колхозников про «очень дорого» и постоянные скандалы вокруг монополизировавшего эту сферу Росагролизинга. Например, Счетная палата насчитала, что их техника в кредит обходится крестьянину аж на 40% дороже, а Генпрокуратура выяснила, что госкомпания тратит более миллиарда рублей на одни только зарплаты и корпоративы. И что? Поговорили - и забыли. Тишина. Не понять мне этой системы...

...И ПШЕНИЧНЫЙ КОСМОС

Днем было жарко, и мы плескались под ледяной струей воды, бьющей из крана прямо в заросли лопухов за сушилкой. А вечером начал моросить холодный дождь, подул ветер, и теперь я сидела на лавочке промокшая и уставшая, дрожа от холода. До окончания смены было еще часа полтора.

- Иди в зерно грейся, а то еще простудишься, - сжалились мужики.

- Как это - в зерно? - не поняла я.

- Вот бестолочь городская! Пойдем...

Сердобольный механизатор Юрка запустил меня в ангар, забрался на самый верх гурта, разрыл яму, скомандовал мне садиться в нее и потом по самую шею, как Саида из «Белого солнца пустыни», закидал зерном. Там, внутри многометрового бархана, пшеница оказалась даже не теплой, а горячей!

- Внутри тепло еще долго хранится, - рассказывал Юрка. - Даже зимой, когда на току работаем - разгружаем что-то, мы с мужиками приходим сюда с мороза и греемся. Только поглубже рыть приходится. И там внутри точно такая же печка остается. Ты отдыхай! Мы тебя потом, если надо, позовем.

Очень трудно описать сказочное чувство, когда все ваше тело плотно и нежно сжимает какая-то теплая душистая бесконечность. Наверное, именно так младенцы чувствуют себя в руках мамы, когда она еще может обнять и прижать их целиком. В объятиях пшеницы я продремала до конца смены. Вокруг, как сказочные снежинки, парили кусочки зерновой шелухи, снаружи еле-еле долетали голоса, а вокруг царил бесконечный хлебный космос, и я была абсолютно счастлива.

Завтра, 24 марта, Ярослава расскажет, как ее поселили с узбеками-гастарбайтерами и как односельчанин пытался ограбить ее, приняв в темноте за одну из узбечек. А также о том, почему местные стремятся работать в соседней - зараженной радиацией - зоне.

Все части смотрите ниже: