Ярослава Танькова: Как я была колхозницей. Часть 9

Продолжение. Предыдущие части читайте здесь...

Ярослава приехала в колхоз им. Ленина Рязанской области и устроилась скотницей за 4000 рублей в месяц чистить коровник от навоза. Ее посвятили в местную традицию воровать молоко, дрессировать коров скребком, принимать роды с ломом и объяснили, что быть скотницей - все равно что жизнь «в навоз закопать». Приютил новую колхозницу дядя Леша - вынужденный вернуться в деревню из-за кризисных сокращений. Уже и слухи - обязательное сельское «приложение» к биографии - про нее пошли, и женихов ей подбирать стали. В общем, обосновалась...

КРАСИВЫЕ РУКИ - ЭТО НЕПРИЛИЧНО

«Одни рождаются с ридикюлем, а другие - с рюкзаком!» - шутит тетя Нина, имея в виду, что судьба деревенских женщин, конечно же, «рюкзак». И я все больше убеждаюсь, что это правда. Ночью они на ферме, утром детей и мужа по школам-работам отправить надо. Потом хозяйство и огород. Потом - домашние дела. Потом вернувшихся домой детей-мужа надо обрядить (деревенское словечко, означающее любую разновидность работы). А там, глядишь, и снова на работу. Когда спят? Многие живут с печным отоплением - пока растопишь... Без водопровода - пока из колодца воды натаскаешь... И не в Гребневе, а в соседнем селе. Пока за три-четыре километра на работу дотопаешь... Над моей фразой «Я сегодня всего пять часов спала, сил совсем нет» все хохотали как резаные: «А два с половиной урывками не хочешь?!»

В один голос все твердят, что работать и жить на селе безумно трудно, гораздо труднее, чем в городе.

- Может, просто трудности другие? - пытаюсь спорить я.

- Какое там! В городе хотя бы после работы можно отдохнуть, даже если домашними делами заниматься. Батарею-то топить не надо. Весь огород - кактусы и из скотины - только кошка с канарейкой. А в деревне ты без хозяйства с голоду сдохнешь!

Но дело даже не в голоде. По городской логике чем удачливее человек, тем комфортнее и легче он живет. В деревне же напротив: чем тяжелее обязанности ты на себя взваливаешь, тем больше тебя уважают. Легко жить неприлично, нельзя! Домашняя работа за работу не считается. Как выражаются мои кумушки: «А я сегодня бездельничала - банки да полы перемывала».

- Переехала тут одна в колхоз из города, - вспоминала главбух, представитель местной элиты. - Посмотрела на мои руки и давай воспитывать: «Руки женщины - это ее визитная карточка! Нельзя так ногти запускать». А через пару месяцев, когда у самой ногти от земли пожелтели и заусенцы с мозолями задеревенели, стыдно стало.

- Я как домой на лето приезжаю - прощай, маникюр! - подхватила дочка председателя. - Если у женщины в деревне руки красивые, значит, она просто лентяйка!

У деревенских жителей действительно всегда квадратные, мозолистые ладони с тупыми пальцами и широкими, но очень короткими, как бы перевернутыми набок ногтями. Причем мужские мало чем отличаются от женских. Специалисты по хирогномии (наука, изучающая личность человека по строению рук) считают это признаком того, что человек вспыльчив, склонен к поспешности и чувственности, несимпатичен другим и поэтому так же критически настроен к себе, однако ни на кого не держит зла. Но прежде всего это просто рабочие руки. Результат тяжелого физического труда, воспаленных суставов, вездесущих мозолей и всегда под корень состригаемых ногтей.

«В ГОРОД? НИ ЗА ЧТО!»

Здесь у каждого огород и сарай с живностью, а то и два. Причем птица не считается за хозяйство, потому что с ней трудностей мало. Вот поросята и бычки - это уже что-то. А если дойная корова, которую содержать и кормить сложнее всего...

У нас во дворе таких сараев несколько десятков. Самый большой - у семьи передовика Ивана Капустина. Тут и бычки, и птичий двор, обтянутый сеткой-рабицей, из-за которой важно булькают огромные индюки...

У моего дяди Леши тоже есть сарай. Пустой. Но теперь, вернувшись из города да еще заполучив меня в помощницы, он заводит разговор о том, что надо бы завести гусенят (гусят по-местному), а то и бычка и вообще пора огород сажать. «А то перед людьми неудобно... Чего зря землю топчем?» Именно так ставится вопрос в деревне. Нет хозяйства и огорода - лодырь!

Кстати, большинство односельчан считают мой переезд из города в деревню большой глупостью. «В грязь такую? Я бы ни за что не поехала!» Однако сами в город не хотят. Мои знакомые в городе искали домработницу с проживанием, питанием и зарплатой 35 тысяч в месяц. Я рассказала про это место скотницам, тяжело вкалывающим в дерьме за четыре тысячи. И что вы думаете? Отказались! Все до единой!

Отговорки самые разные: и хозяйство, и здоровье не то, и «в городе наркотики, там страшно», и вообще «прислуживаться тошно»... Но настоящая причина - привычка жить на земле. Потому что это «по совести», «как жили деды». Вторая причина - дикий страх, взлелеянный десятилетиями рабской философии, когда от людей ничего не зависело! А сейчас зависит, но страх перебороть невозможно. Казалось бы, поработай годик в городе со всеми удобствами и возвращайся, обеспеченная деньгами на десяток лет вперед. Так нет же! И, возможно, этот страх - единственное, на чем в последние годы держится наше сельское хозяйство.

СПРАВКА О СМЕРТИ ПО ТЕЛЕФОНУ

Я отправляюсь в райцентр. Мне надо в больницу на обязательное медобследование. Наши хохотушки называют это «съездить показать дяде пипиську», потому что гинеколог в поликлинике - молодой мужик. Для города норма, но для села - сочетание, опасное для здоровья. Говорят, мужья деревенских беременных периодически поколачивают несчастного доктора, видимо, по принципу «не все коту масленица».

Ехать в Старожилово минут тридцать. В самом Гребневе есть медпункт, но нет аптечного киоска. «Скорую» из центра вызвать - целая эпопея. Делать это имеет право только фельдшер, который работает в сельском ФАПе (фельдшерско-акушерском пункте). Но днем он не всегда на месте, а ночью ФАП вообще не работает, и фельдшер спокойно спит дома. Причем телефон его не всегда вам известен и необязательно включен. И даже если вы сами прибежите его звать к больному, не факт, что он поторопится.

- У меня сын заболел, - вспоминает сосед. - Температура высокая подскочила... Мы с другом в 12 ночи к Вере (местный фельдшер) прибежали, а она: «Куда вы днем смотрели? Не пойду. Потерпите до завтра». И пока друг не пригрозил, что пожалуется куда следует, не пошла.

Но даже если фельдшер до вас дошла и позвонила в районную больницу, «Скорая» может ехать часами.

- У нас дед от рака умирал, - рассказывают деревенские. - Так часа два в «Скорую» звонили. Не дождался, помер. Сообщили туда. А они говорят: «Ну тогда мы не поедем. Вы на бумажечке время кончины запишите и челюсть ему бинтом подвяжите. А за справкой сами приедете».

Но нашей деревне еще повезло: у нас фельдшериц аж две! А тетушки из соседней деревни рассказывали: у них фельдшер один, и болезненный. Чуть что, сам лечиться уезжает.

- У нас Никитична померла весной, таблетки у нее сердечные кончились, - вспоминали бабки. - Так она до прихода фельдшера недотянула, ей глаза закрывал местный ветеринар. А что? Тоже врач...

Я сразу вспомнила: покойная балерина Ольга Лепешинская рассказывала, как ей ветеринар вывих вправлял, а когда дергалась, говорил: «Тпру-у...» Словом, выживает в деревне сильнейший - кто заранее запасся таблетками на все случаи жизни и смог сам приехать в больницу на автобусе или накопил на такси. В этой компании я и оказалась в полседьмого утра у пенька и лавочки, символизирующих автобусную станцию.

Следующую часть читайте далее...