Двор Николая Иваныча
«В нашем селе были сплошь Золотухины».
Птичий двор, состоящий не из одних только кур, это большой, интересный и красочный мир. Бок о бок живут в нем куры, цесарки, гуси, индюшки, утки, павлины. У всех свой норов, все хотят вовремя есть, купаться, дремать, развлекаться, сидеть на гнезде, отстаивать свои права во дворе.
Голова кругом пойдет у того, кто правит этим хозяйством, - кому-то рубить голову, кого-то лечить, подкармливать, наказывать за строптивость. Тут, кроме трудолюбия и ощущения постоянной занятости, постоянной нужности в пестром таборе, важна еще к этому миру большая любовь. Не всё во дворе служит экономике, проще сказать, добыванию хлеба насущного, кое-что держат тут красоты ради.
Таким хозяином является давний мой друг - работящий, знающий своё дело, веселый, жизнерадостный человек Николай Иванович Золотухин. «Я из-под Курска. Есть там село Золотухино, станция Золотухино, район Золотухинский. Всё названо в мою честь». Николай Иванович щурит глаз, поправляет берет, делающий его похожим на живописца, и, довольный шуткой, смеется.
«Знают вас во дворе?» - «А как же! По голосу знают, по свисту, походке, по этому вот комбинезону с куриными пометками. Все поднимают головы, как только я скрипну дверью и брошу кому-то горсть зёрен. Все хотят получить свою «горсть» - гогочут гуси, когда я иду, утки, виляя задом, спешат навстречу, важный, похожий на старого генерала индюк удостаивает вниманья, всех растолкает - подобраться ко мне поближе. Путь к сердцу каждого в этом маленьком мире лежит через желудок. Вон, посмотрите, цесарки бегут с окраин этого царства. И все своё получают. Даже овцы, объедающие копёнку сена, поворачивают головы - не принёс ли я что-нибудь и им тоже. Корочки хлеба с солью вполне довольно, чтобы овца тебя знала».
Я не первый раз в гостях у Николая Иваныча. Ходим мимо загонов и клеток, заглядываем в закоулок, где живут японские перепела. Живут в ящиках метр на метр. «Не могу объяснить чуда, которого добились восточные птицеводы. Если на этом «квадратном метре» держать их сотню - все исправно несутся, чуть меньше их в ящике - несутся уже экономнее. Почему?»
О каждой породе птиц Николай Иваныч знает что-нибудь интересное. «Вот поглядите - гусыня. Ведь правда, дородная, как боярышня? После меня это второе лицо во дворе - всех помирит, успокоит и поставит на место. Её супруг, тоже гусак заметный, сделает то, что захочет гусыня. По силе обоих превосходит индюк - видите, хвост распустил? - но туповат, до гусиного интеллекта ему далеко. Силу его гусыня - старшая во дворе - хорошо знает и в конфликты с индюком не вступает. А вот притихли у забора индюшки - существа кроткие и пугливые. Держу полтора десятка их - для чего, думаете? Сидеть на яйцах. Нет более прилежной наседки, чем эти птицы, которых в Америке называют почему-то «туркен». Кладу под них яйца гусынь. Те тоже матери аккуратные, но с индюшкой сравнить их нельзя. Индюшка два месяца будет сидеть даже на «мёртвых» яйцах, покуда силой не стронешь её с гнезда. Своих индюшат птицы тоже выводят, но те обычно к зиме и кончают свой срок бытия - индюшиное мясо на редкость вкусное.
«А чему обязаны пребыванием тут цесарки?» - «Красивы! Вы поглядите на это сизое, в белых крапинках оперенье, на эти грациозные маленькие головки, в которых мозгов, правда, немного. Цесарки всё норовят со двора скрыться в лесу - природная дикость в них не исчезла. И яйца летом отказываются класть во дворовые гнёзда - убегают куда-нибудь в бурьяны и делают кладку одну на троих. Может, в Африке, на их родине, в этом есть какой-то смысл, а тут - никакого: покапал дождик - наседка прибегает во двор, бросив огромную кладку».
«Дикость, кажется, даже и куры иногда вспоминают. У вас на курской земле, в деревне Зелёный Гай близ Льгова, снимал я несушек, даже зимой ночующих на деревьях». - «Точно! Это и тут бывает. И не только у кур. Индюшки, павлины, цесарки на ночь взлетают на дерева, причем у каждого свой любимый сучок. Это наследие памяти - ночью лучше всего спастись на дереве, даже в сарае куры предпочитают сидеть не на полу, а подымаются на насест. В Абхазии курятников даже и нет. Собирают яйца в мандариновых садах, а куры ночуют, соседствуя с висящими мандаринами. Там и свиней тоже не держат в загонах. Спихнут их в лес, и гуляют хавроньи на воле. Лишь осенью влечёт их двор - скучают по соли. Поросятки у них часто пегие - это следы якшания с дикими кабанами».
«Есть ли у вас любимцы?» - «Конечно! Гуси. Вот полюбуйтесь - это бойцовые, клювы, как у орлов, а тело - боксёры в тяжелом весе. Люблю гусей с детства. В России раньше водили прорву гусей. До 1913 года страна снабжала Европу гусятиной, пером и пухом. Не удивлюсь, если узнаю, что Моцарт писал волшебную свою музыку пером гусака, жившего, скажем, где-то у нас под Курском. Есть российские породы гусей: холмогорские, курские, орловские, тульские. Еще замечу: разведенье гусей во многих местах всегда было делом не женским - мужским. Мужик на ярмарку вез гусей на продажу, а часто просто их гнал по дороге. Чтобы не сбивали ноги, приклеивал на лапы им подушечки из смолы.
Я свою жизнь начинал с пастьбы гусей. Летом положишь в сумку бутылочку молока, ломоть хлеба - и за речку, на луг, с хворостиной. Берег гусей от лисиц. Люблю эту птицу за ум, несуетность, за верность в супружеской жизни. Помните, с вами смотрели гусиный бой у Оки? Когда-то повсюду эту забаву любили. На глазах подруги гусь жизнь за неё в драке готов отдать. И люблю еще кур, таких вот - нарядных. Яиц от них мало, но оперенье - глаз оторвать невозможно! И поглядите, сколько достоинства у хохлаток - словно бы сознают, что красивы.
«Иваныч, а лес-то близко. Знают его обитатели, сколько всего вкусного во дворе?» - «Знают и совершают сюда набеги. Лисы и вороны больше всего донимают. Одна лиса в 97-м году даже поселилась рядом в овраге - удобнее, видите ли, близким путём носить лисятам добычу. Таскала ночами то куру, то утку. Вырыла ход под забором. Я его закопал. Так она небоязливо сделала новый подкоп и в июле привела к нему выводок. Шестьдесят пять утят порешила лисья семья - съедали только головы, остальное бросали. Пришлось капканчик поставить.
И вороны. Птица умная, осторожная, сильная - утку «долотом» своим убивает. И не уносит, а где-нибудь тут спрячется и обедает - после только перья да кости утиные видишь. Пришлось за пятьсот рублей охотника нанимать. Двух воронов он порешил, а я их выставил на шестах у забора - и сразу разбой прекратился».
«А как с мышами справляетесь? Тут при зерне-то их, поди, много?» - «Держим на хорошем довольствии десять кошек. Вон сидят сейчас взаперти. Утят и цыплят не трогают - приучены. А мышей по ночам жучат».
Выражая почтенье своему другу, я назвал его «исключительным птицеводом». Забастовал: «Нет, нет, Михалыч. Прибедняться не буду, но нас, таких фанатиков, только в Московской области десятка четыре, а по России не счесть. Знаем друг друга, встречаемся, интересуемся птицей, дарим и в подарок что-нибудь получаем. Мы народ дружный - любовь к птице нас всех сближает. Помогаем, если видим, что кого-то нужда прижала. Вот в тёплом доме сейчас сидим. А заметили: это ведь не тот дом, что вы видели раньше. Он лишь на прежний фундамент поставлен. Представьте картину: в декабре 1999 года иду я из села Красного и вижу, кто-то горит в моей деревеньке. Батюшки, да ведь это мой дом горит! Пока, хватаясь за сердце, добежал вот сюда, от дома одни головешки остались (короткое замыкание электричества). Три дня сидел на пепелище, сжав руки перед собой, - что делать, как жить? И вдруг - дошла молва о беде - стали съезжаться друзья. И не с пустыми руками - кто сколько мог. Поставили сруб, всё отделали, всем заново обзавелся (птицы, слава богу, не пострадали), а в мае уже перебрался в готовый дом. И это в наше волчье время. Разве можно такое забыть! Не буду называть имена, кого-нибудь пропустим - обидится. Все очень хорошие люди!»
«Еще один важный вопрос. Как относитесь к разговорам о птичьем гриппе?» - «Очень серьезно. Для меня напасть эта стала бы катастрофой. В Подольске записался в очередь за лекарством. Буду вакцинировать птиц поголовно».
Допоздна сидели мы с Николаем Ивановичем за чаем. Потом с фонариком обошли отходивший ко сну птичий двор. «Хочу еще страуса завести...» - «Зачем?» - «Для куража - очень уж самобытен. Мы, «птичники», любим покрасоваться друг перед другом».