Дарья АСЛАМОВА
ПОЧЕМУ ТАК ХОТЯТ УБИТЬ СИРИЮ
Спецкор «Комсомольской правды» Дарья АСЛАМОВА побывала в охваченной огнем стране и убедилась, что линия фронта там проходит практически повсюду
«Разворачивайся! Это дорога на ДАИШ (ИГИЛ)*» Размахивая руками, к нам бежит сирийский солдат. Вокруг столбом стоит красная пыль, сквозь которую солнце кажется горящим кровавым шаром. Песок забивает легкие, и если я открою рот, то начну каркать как ворона. От ужаса я глотаю виски прямо из бутылки и дрожащим голосом спрашиваю моего переводчика и нового друга Назира: «Мы чуть не уехали прямо в ДАИШ?!» «Ну, ведь не уехали, — спокойно отвечает он. — Тут просто развилка: направо — ДАИШ, прямо — «Джебхат Ан-Нусра»*, налево — Алеппо».
Солдаты просят у нас бутылку воды. Но как только мы останавливаемся на открытом месте, резкие щелчки пуль загоняют нас обратно в машину.
* организации запрещены в России.
Солдаты просят у нас бутылку воды. Но как только мы останавливаемся на открытом месте, резкие щелчки пуль загоняют нас обратно в машину.
* организации запрещены в России.
ТРУДНЫЙ ПУТЬ В АЛЕППО
Еще два часа назад мы подъехали к Алеппо, из которого поднимался черный дым и слышался грохот взрывов. Предчувствие опасности заставило меня навести лоск на свои доспехи. Я напудрила лицо и накрасила губы, что совершенно бессмысленно при пятидесятиградусной жаре. Пудра спеклась комками, помада расплылась, и через пять минут я похожа на клоуна. Мое легкое платьице прилипло к телу. Но Назир пообещал мне лучший кебаб на свете, арак (местная водка и отличное средство от дизентерии, — если не разбавлять водой, совершенно выжигает внутренности) и даже парикмахерскую, если в городе будет электричество. Главное, прорваться в Алеппо.
Но прекрасная новая дорога перерезана боевиками, прямо на ней идут отчаянные бои, и солдаты отказываются нас пускать. «Но ведь до Алеппо всего десять километров! — умоляю я. — Может, прорвемся?» Две мины, взорвавшиеся неподалеку от нас, разом охлаждают мой пыл. Ситуация безвыходная! Бензин на исходе и добыть его можно только в городе (в Сирии за бензином люди стоят в очереди сутками). Ближайший безопасный город Хомс — в трехстах километрах. Даже если мы чудом достанем бензин, через пару часов стемнеет, и дорога станет смертельно опасной. С одной стороны — террористы из «Ан-Нусры», с другой — ИГИЛ. Каждую ночь они пытаются перерезать единственную дорогу на Алеппо. Это тот самый участок пути длиной в 150 километров, на котором водители выжимают из машины все. «Ялла! Ялла!» («Быстрей, быстрей!»). Только бы не попасть в лапы к шайтанам.
Жители пригорода Алеппо не кажутся мне приветливыми. Исчезли сирийские флаги и вездесущие портреты президента Асада. Всюду валяются внутренности баранов, разлагающихся на солнце.
— Может, нас кто-нибудь приютит? — робко спрашиваю я Назира. — Москва передает, что дорогу на Алеппо уже отбила сирийская армия. И завтра мы проскочим, а?
— Даже не думай! Приютят тебя с удовольствием, а ночью продадут ИГИЛ. И ты кому веришь? Москве, что дорога освобождена, или своим глазам?
— Москве, — говорю я, чуть не плача. — Но ведь есть же обходная дорога вокруг города.
— Это два часа. Песок и камни. Там только джипы пройдут. А у нас низкая машина. Если застрянем, снайперы из нас котлету сделают.
— Но попробовать-то можно? — спрашиваю я.
— Можно, — меланхолично говорит Назир. Я обожаю это «можно». В самой трудной ситуации, когда все летит к чертям, Назир всегда говорит неизменное «можно».
— Может, нас кто-нибудь приютит? — робко спрашиваю я Назира. — Москва передает, что дорогу на Алеппо уже отбила сирийская армия. И завтра мы проскочим, а?
— Даже не думай! Приютят тебя с удовольствием, а ночью продадут ИГИЛ. И ты кому веришь? Москве, что дорога освобождена, или своим глазам?
— Москве, — говорю я, чуть не плача. — Но ведь есть же обходная дорога вокруг города.
— Это два часа. Песок и камни. Там только джипы пройдут. А у нас низкая машина. Если застрянем, снайперы из нас котлету сделают.
— Но попробовать-то можно? — спрашиваю я.
— Можно, — меланхолично говорит Назир. Я обожаю это «можно». В самой трудной ситуации, когда все летит к чертям, Назир всегда говорит неизменное «можно».
УНИЧТОЖЕННОЕ СОКРОВИЩЕ
Спустя почти три часа мы въезжаем в Алеппо, но чувство триумфа сметает ужас отчаяния. «Боже мой! Боже мой! — бессмысленно шепчу я. — Жемчужина Ближнего Востока! Мираж в пустыне! Город, которому восемь тысяч лет! Не умирай! Я видела во сне все твои базары и мечети, я мысленно прошла твоими улицами и закоулками! Ты — отдохновение для усталого путника и мечта предприимчивого торговца. О, что с тобой стало?!» Все декорации к фильму ужасов бледнеют перед реальностью. Настоящий Апокалипсис! Скелеты высотных домов, их мертвые глазницы, стены, которые вопиют: «Мы все видели!»
Но вдруг битое стекло перестает скрипеть под колесами. Крепкий асфальт, чистые улицы и бьющаяся жизнь в конце мертвого тоннеля. Какой-то доброволец окатывает нашу красную от пыли машину водой из шланга. И я вижу оазис: дома благородной восточной архитектуры из удивительного желтого камня, кафе, где продают мороженое, детей, ныряющих в реку с моста. Женщины в одеждах из плотных синтетических тканей, в черных шерстяных штанах, перчатках, носках и в солнечных очках (настоящие марсианки!) придирчиво рассматривают мое беспечное платье. Никто не обращает внимания на звуки недалеких взрывов. Смерть — слишком привычная часть местной жизни.
Я вижу витрины магазинов с драгоценностями с нахальными надписями «Тиффани». Отели, еще сохранившие лоск прежней роскоши, где электричество дают с шести вечера до часу ночи (только благодаря генераторам в холле светят тусклые лампы, и вентиляторы месят жирный горячий воздух). Нету льда, не работают холодильники, даже простыни кажутся десятипудовыми. Ночью от жары кровь свертывается в жилах. Я мечусь голой по кровати и слышу, как российская авиация бомбит пригороды и восточную часть города, где засели террористы. Для местных жителей, живущих в западной части, контролируемой сирийской армией, — это самый успокаивающий звук. «Наши прилетели, — с гордостью говорят они, — русские».
Утром я просыпаюсь от ожесточенной автоматной стрельбы под окнами отеля. Выглянув в окошко, вижу, что прохожие никак не реагируют. Даже женщины с детьми. «Так у нас провожают мертвых героев, — объясняет портье. — Из морга госпиталя только что забрали тело погибшего солдата».
Утром я просыпаюсь от ожесточенной автоматной стрельбы под окнами отеля. Выглянув в окошко, вижу, что прохожие никак не реагируют. Даже женщины с детьми. «Так у нас провожают мертвых героев, — объясняет портье. — Из морга госпиталя только что забрали тело погибшего солдата».
БИТВА ЗА ЦИТАДЕЛЬ
Я иду вместе с бойцами сирийской армии по пустынным узким улочкам старого города Алеппо, словно специально созданных для засад и нападений из-за угла. Древний город, объект Всемирного наследия ЮНЕСКО — главная арена битвы между сирийской армией и террористами. После трех лет боев от города остались лишь стены. Я спотыкаюсь об табличку с надписью «бельгийское консульство». По названиям разбитых отелей и магазинов можно себе вообразить, в какой роскоши купался Алеппо до войны, самый богатый торговый и промышленный центр Сирии. Мы ныряем в крытый рынок, тянущийся на тринадцать километров, самый длинный в мире. Я поднимаюсь и спускаюсь по бесчисленным лесенкам, следую длинными переходами и иду через подвалы, где разбросаны тряпки, пуговицы, обувь для продажи. Мои бархатные туфельки ступают по битому стеклу, их покрывает пыль войны и разрухи. И вот неожиданно я попадаю в главный штаб, куда стащили с окрестных брошенных домов солидную мебель. Карты, кресла, настоящий кофе с кардамоном, ледяная вода из крошечного холодильника и даже вентилятор! Офицер-спецназовец по имени Надыр, красивый усталый спокойный мужчина, уже три года воюет в Алеппо. Именно он руководил операцией по взятию древней Цитадели, возвышающейся над городом на 50 метров.
— Поймите, взять и удержать Цитадель — это означает не просто контроль над главной стратегической высотой города, — объясняет Надыр. — Крепости более трех тысяч лет. Это главная гордость жителей Алеппо, ее моральный символ. Кто владеет Цитаделью, владеет городом. Мы склоняемся над картой крепости:
— Внутри держатся наши солдаты, — говорит мой собеседник. — Снаружи — все эти спевшиеся между собой банды: «Джебхат Ан-Нусра», «Ахрар Аш-Шам», «Нур ад-Дин аз-Зинки» (запрещенные в России группировки).
— Внутри держатся наши солдаты, — говорит мой собеседник. — Снаружи — все эти спевшиеся между собой банды: «Джебхат Ан-Нусра», «Ахрар Аш-Шам», «Нур ад-Дин аз-Зинки» (запрещенные в России группировки).
Я вздрагиваю: — «Аз-Зинки» — это та группировка, которая недавно казнила десятилетнего палестинского мальчика и выложила видео его казни в интернет?
— Да. Они сейчас, позабыв про распри, сражаются все вместе. («Аз-Зинки» — «умеренная» исламистская группировка, которая получает финансовую и военную помощь США и Саудовской Аравии. В связи с убийством ребенка официальные представители США заявили о «возможности пересмотра своих отношений» с бандой, члены которой, по настоянию американцев, представляют официальную оппозицию на женевских переговорах. — Д.А.)
— Древний город пуст, нет мирных жителей. Вы контролируете треть старого города и главную крепость. Почему этих крыс нельзя выкурить отсюда?
— Тоннели, — мрачнеет офицер Надыр. — Все, что у нас под ногами, пронизано сетью древних тоннелей. Террористы их контролируют, чистят, расширяют и строят новые. Мы постоянно слушаем землю, где они копают.
— Да. Они сейчас, позабыв про распри, сражаются все вместе. («Аз-Зинки» — «умеренная» исламистская группировка, которая получает финансовую и военную помощь США и Саудовской Аравии. В связи с убийством ребенка официальные представители США заявили о «возможности пересмотра своих отношений» с бандой, члены которой, по настоянию американцев, представляют официальную оппозицию на женевских переговорах. — Д.А.)
— Древний город пуст, нет мирных жителей. Вы контролируете треть старого города и главную крепость. Почему этих крыс нельзя выкурить отсюда?
— Тоннели, — мрачнеет офицер Надыр. — Все, что у нас под ногами, пронизано сетью древних тоннелей. Террористы их контролируют, чистят, расширяют и строят новые. Мы постоянно слушаем землю, где они копают.
Знаменитая древняя Цитадель Алеппо, за которую почти четыре года идут бои
Вот смотрите — Надыр показывает видео на телефоне: дырку в земле и тела убитых террористов. — Две недели назад мы их слушали и ждали. Когда они вышли на поверхность, их тут же убили. Это удача. Но ведь не всегда нам везет.
— Я хочу увидеть крепость! — умоляюще говорю я. — Говорят, она великолепна! А вдруг я больше никогда не попаду в Алеппо? Или крепости уже не будет?
— Вы ее увидите, — улыбаясь, говорит офицер. — Хотя мы уже три месяца не пускаем журналистов. Но никакой самодеятельности. Двигайтесь прямо вслед за мной.
Мы бредем в мертвой тишине, прерываемой внезапными разрывами мин. Вдруг офицер Надыр останавливается перед грудой камней. — Прижмитесь к стене! Здесь работают снайперы. Посмотрите на эти три разрушенных здания. Здесь располагался наш отряд. Два года назад террористы прорыли тоннель и подорвали снизу все три здания. Погибло 67 моих товарищей. Мы так и не смогли достать тела. Место постоянно обстреливается. Когда-нибудь... — У него прерывается голос. — Когда все закончится, здесь будет братская могила и памятник. Должны быть!
А потом я вижу крепость! Трагический шедевр, уже три тысячи лет обильно заливаемый человеческой кровью! Кто только не сражался за эту Цитадель и за этот древний город, стоявший на Великом Шелковой пути. Пролитая кровь оплодотворила сирийскую пустыню, где чудом растут оливковые и фисташковые деревья. Внезапно мы слышим неистовое молитвенное пение моджахедов и замираем. Пятница! — Как далеко они от нас? — шепотом спрашиваю я.
— Я хочу увидеть крепость! — умоляюще говорю я. — Говорят, она великолепна! А вдруг я больше никогда не попаду в Алеппо? Или крепости уже не будет?
— Вы ее увидите, — улыбаясь, говорит офицер. — Хотя мы уже три месяца не пускаем журналистов. Но никакой самодеятельности. Двигайтесь прямо вслед за мной.
Мы бредем в мертвой тишине, прерываемой внезапными разрывами мин. Вдруг офицер Надыр останавливается перед грудой камней. — Прижмитесь к стене! Здесь работают снайперы. Посмотрите на эти три разрушенных здания. Здесь располагался наш отряд. Два года назад террористы прорыли тоннель и подорвали снизу все три здания. Погибло 67 моих товарищей. Мы так и не смогли достать тела. Место постоянно обстреливается. Когда-нибудь... — У него прерывается голос. — Когда все закончится, здесь будет братская могила и памятник. Должны быть!
А потом я вижу крепость! Трагический шедевр, уже три тысячи лет обильно заливаемый человеческой кровью! Кто только не сражался за эту Цитадель и за этот древний город, стоявший на Великом Шелковой пути. Пролитая кровь оплодотворила сирийскую пустыню, где чудом растут оливковые и фисташковые деревья. Внезапно мы слышим неистовое молитвенное пение моджахедов и замираем. Пятница! — Как далеко они от нас? — шепотом спрашиваю я.
— Не более 80 метров. Несмотря на испепеляющую жару, я вся покрываюсь мурашками и холодным потом. И вспоминаю слова одного моего сирийского друга: «Эти люди — зомби. Представь себе человека, которому полностью стерли одну компьютерную программу мозга и внесли другую. Ему объяснили: жизнь на земле — пустота и ловушка для грешников, рай там, наверху. Чем быстрее ты туда попадешь, тем лучше. Смерть на войне — пропуск в рай. А теперь представь: как трудно людям, которые любят и ценят жизнь, бороться с теми, кому она безразлична?»
ПУСТЫЕ ГУМАНИТАРНЫЕ КОРИДОРЫ
Их всего четыре. Три — для гражданских лиц, один — для боевиков. Лишь нескольким семьям удалось просочиться в самом начале, и все. Я стою, несколько обескураженная, перед огромной мусорной свалкой, перегораживающей узкий проход в старом городе.
— Это гуманитарный коридор? — с сомнением спрашиваю я.
— Да, — отвечают мне сирийские офицеры. — Внутри дырка, через которую можно пройти.
Я пытаюсь сфотографировать дырку, но меня тут же отталкивают к стене.
— Осторожней. Коридор постоянно обстреливают снайперы.
— А как же пройдут гражданские? — с сомнением спрашиваю я.
— Пока будешь лезть через мусорную кучу, тебя десять раз убьют. Внезапно мы видим мужчину с мальчиком лет четырех. Он спокойно идет через открытое пространство. Оказалось, это местный житель по имени Султан, который живет прямо над мусорной свалкой. Каждый день он приходит к солдатам за хлебом.
— Это гуманитарный коридор? — с сомнением спрашиваю я.
— Да, — отвечают мне сирийские офицеры. — Внутри дырка, через которую можно пройти.
Я пытаюсь сфотографировать дырку, но меня тут же отталкивают к стене.
— Осторожней. Коридор постоянно обстреливают снайперы.
— А как же пройдут гражданские? — с сомнением спрашиваю я.
— Пока будешь лезть через мусорную кучу, тебя десять раз убьют. Внезапно мы видим мужчину с мальчиком лет четырех. Он спокойно идет через открытое пространство. Оказалось, это местный житель по имени Султан, который живет прямо над мусорной свалкой. Каждый день он приходит к солдатам за хлебом.
Султан выглядит спокойным.
— А тут все ко мне привыкли: и с той, и с этой стороны. Меня никто не трогает. Знают, что мне сына надо кормить, — объясняет он.
— А много желающих с той стороны, чтобы пройти через коридор?
— За последние дни ни одного не видел. Зато снайперов — сколько хочешь.
Я думаю, все, кто хотел сбежать, давно сбежали. Западные газеты уже несколько недель рыдают над «трагедией жителей двухмиллионного Алеппо», которых бомбят «злые русские самолеты». Но давайте расставим все по местам. Даже осторожная «Википедия» сообщает, что в городе осталось меньше миллиона жителей. (И, кстати, большая их часть проживает в западной, относительно благополучной части города, контролируемой сирийской армией, и страдают там не от бомбардировок, а от ракетных обстрелов террористов.)
— А тут все ко мне привыкли: и с той, и с этой стороны. Меня никто не трогает. Знают, что мне сына надо кормить, — объясняет он.
— А много желающих с той стороны, чтобы пройти через коридор?
— За последние дни ни одного не видел. Зато снайперов — сколько хочешь.
Я думаю, все, кто хотел сбежать, давно сбежали. Западные газеты уже несколько недель рыдают над «трагедией жителей двухмиллионного Алеппо», которых бомбят «злые русские самолеты». Но давайте расставим все по местам. Даже осторожная «Википедия» сообщает, что в городе осталось меньше миллиона жителей. (И, кстати, большая их часть проживает в западной, относительно благополучной части города, контролируемой сирийской армией, и страдают там не от бомбардировок, а от ракетных обстрелов террористов.)
— О каких мирных жителях на востоке города вообще идет речь? — удивляется коренной житель Алеппо доктор Абдул Начед. — Когда три года назад все эти банды вроде «Ан-Нусры» захватили восточную часть, все мои знакомые, друзья друзей и вообще все приличные люди с той стороны давно уехали. Алеппо был самым богатым городом Сирии! У всех были накопления на черный день. Те, кто победнее, уехали в Дамаск, остальные в Турцию и в Европу. Остались только террористы и их пособники. Больше никого! А сейчас все с ними носятся и кричат, что там полно мирного населения. Да откуда? Конечно, нельзя исключать, что кто-то остался, хотя мне трудно в это поверить.
Доктор Абдул Начед, один из немногих врачей, оставшихся в Алеппо, принадлежит к богатой, уважаемой семье. Пару недель назад сирийская армия освободила еще одну часть города, где находилась знаменитая фабрика сладостей, принадлежащая его отцу. Он с горечью показывает мне видео на телефоне: разрушенные помещения, разграбленные склады. Украдено дорогое оборудование. Все надо начинать с нуля. — Если б не моя зарплата врача, просто не знаю, на что бы жила вся наша семья. Я остался здесь, потому что нужен своей стране. Половина врачей уехали из Алеппо. Каждый день я думаю о том, вернется ли мой сын из школы. И выживу ли я сам по дороге домой.
Доктор Начед — очень набожный человек, соблюдающий все заповеди ислама. «Запад и Америка финансировали ДАИШ, которые прикрывают убийства и беззакония именем ислама, — говорит он. — А потом Запад удивляется, когда террор приходит к ним в дом. Я не злорадствую. Я никому не желаю зла, а только мира. Я верующий человек. Но для меня ислам, который призывает к убийствам, — это не ислам. Таким ислам сделал Запад, спонсируя террористов.
Доктор Начед — очень набожный человек, соблюдающий все заповеди ислама. «Запад и Америка финансировали ДАИШ, которые прикрывают убийства и беззакония именем ислама, — говорит он. — А потом Запад удивляется, когда террор приходит к ним в дом. Я не злорадствую. Я никому не желаю зла, а только мира. Я верующий человек. Но для меня ислам, который призывает к убийствам, — это не ислам. Таким ислам сделал Запад, спонсируя террористов.
КОМУ МЕШАЛА БОГАТАЯ СИЛЬНАЯ СВЕТСКАЯ СИРИЯ?
До так называемой «Арабской весны» Сирия была одной из самых преуспевающих, светских, безопасных и цивилизованных стран арабского мира. В 2010-м довоенном году рост экономики составил 4,5%, государственный бюджет был бездефицитным. (И это при том, что Сирии приходилось кормить 1,2 миллиона иракских беженцев и 400 тысяч палестинских.) Туризм процветал. Сельское хозяйство было одним из самых успешных в мире. Даже пресловутая засуха, якобы спровоцировавшая «революцию», — неприятное, но обыкновенное явление для Сирии. Именно благодаря засушливому климату Сирия производит твердые сорта пшеницы, которые, к примеру, закупали итальянцы для производства макарон.
Здесь повсюду жирная, красная земля, которой только рожать и рожать. Пшеница, оливки, фисташки, виноград, смоквы. Все зреет и наливается соком под жарящим солнцем. Здесь живет предприимчивый и по-восточному хитрый народ, тысячелетиями осваивавший искусство бизнеса. До войны в стране были построены отличные дороги, принесшие в Сирию торговлю и деловое оживление. Именно эти дороги спасли государство, когда террористы захватили основные шоссе. Но осталось множество асфальтированных дорог местного значения. Даже в тяжелейший 2014 год, когда войной была охвачена почти вся Сирия, промышленный рост составил 1% (я не говорю о «сером» бизнесе, который, разумеется, не попал в официальные сводки).
Здесь повсюду жирная, красная земля, которой только рожать и рожать. Пшеница, оливки, фисташки, виноград, смоквы. Все зреет и наливается соком под жарящим солнцем. Здесь живет предприимчивый и по-восточному хитрый народ, тысячелетиями осваивавший искусство бизнеса. До войны в стране были построены отличные дороги, принесшие в Сирию торговлю и деловое оживление. Именно эти дороги спасли государство, когда террористы захватили основные шоссе. Но осталось множество асфальтированных дорог местного значения. Даже в тяжелейший 2014 год, когда войной была охвачена почти вся Сирия, промышленный рост составил 1% (я не говорю о «сером» бизнесе, который, разумеется, не попал в официальные сводки).
Мальчишки купается в реке, протекающей через Алеппо. Детство — даже на войне детство
Когда я выезжала из Алеппо, меня поразило огромное количество грузовиков, которые под угрозой обстрелов везли знаменитый алеппский текстиль. Тут же работали бульдозеры, готовившие новую дорогу взамен захваченной боевиками. Поля обрабатываются даже там, где в любой момент могут совершить нападение игиловцы. Сирийцы — неутомимые строители и потрясающие жизнелюбы. Дамаск, город, которому по самым скромным подсчетам не менее десяти тысяч лет, необычайно современен и переполнен жизнью. К обстрелам уже привыкли. В модный ресторан старого города пару недель назад залетела мина, убившая несколько человек, однако, люди по-прежнему сидят в кафе, курят кальян и наслаждаются жизнью. В Сирии, кстати, самая вкусная еда на свете. (Поверьте опытному человеку. Даже в воюющем Алеппо есть одно заведение, которому ресторанный гид «Мишлен» дал бы все три звезды.)
Люди здесь любезны и предупредительны от природы. Местная бюрократия, разумеется, невыносима, но даже с ней можно ладить. Воровство не развито, и это при том, что в Дамаске за счет беженцев в три раза увеличилось население. Люди часто оставляют машины незакрытыми. Первое ощущение от Дамаска — это великая цивилизация (в отличие, к примеру, от Каира, где бродят совершенно дикие люди). Прекрасный, влюбленный в жизнь город, терпимый, снисходительный, культурный. До войны здесь почти не носили хиджабов. Но деревенские жители и беженцы, хлынувшие в город, поменяли картину. Однако, коренные горожанки, в отличие от «понаехавших», щеголяют в узких «рваных» джинсах, откровенных кофточках с глубоким декольте и красят волосы в самые немыслимые цвета. И никто не свистит им в след, как это принято на востоке.
Кому же мешала богатая сильная светская Сирия, где бок об бок мирно уживались христиане и мусульмане, и чья экономика росла как на дрожжах? Да почти всем. Саудовской Аравии и Катару, которые мечтали не только проложить через нее нефте- и газопроводы в Европу, но и полностью обратить в ваххабизм (радикальное учение, отпочковавшееся от ислама) суннитское население страны, составляющее 78 процентов. Турции, которая в силу исторической традиции (Сирия была частью Османской империи) привыкла считать соседнюю страну чем-то вроде своей вотчины. Израилю, отобравшему в свое время у Сирии Голанские высоты (не только стратегические важные, но чрезвычайно благодатные земли с точки зрения климата, сельского хозяйства, туризма и религиозного паломничества). Воюющая в Сирии на стороне Асада ливанская «Хезболла» (один из врагов Израиля) понесла серьезные потери (по слухам, до двух тысяч человек), что опять же на руку враждебным соседям. Поэтому Израиль охотно оказывает медицинскую помощь боевикам «Ан-Нусры» и ИГИЛ, якобы руководствуясь милосердием. (Вы можете представить себе израильтянина, который из любви к ближнему лечит боевика из ИГИЛ?! Я лично не могу.)
Молитва у головы Иоанна Крестителя в мечети Омейядов в Дамаске
Кроме того, немало экспертов обратили внимание на тот факт, что ИГИЛ никогда не угрожает Израилю, и в свою очередь Израиль держит рот на замке по поводу ИГИЛ. По всей видимости, у них сложились нормальные деловые отношения. Более того, Израиль не раз бомбил колонны «Хезболлы» на территории Сирии, которые шли на помощь гибнущим сирийским войскам. Но главный враг Сирии — Америка. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы заметить основную стратегию США: они уничтожают только относительно светские, благополучные мусульманские страны, где и не пахнет исламским экстремизмом. Их цель — хаос, разрушающий мирный ислам. Так были уничтожены светский Ирак под управлением Саддама Хусейна, умеренная Ливия, умеренный Египет, контролируемый Мубараком, а теперь мишенью стала Сирия. Американцев совершенно не волнуют права человека в Саудовской Аравии и Катаре, одержимых человеконенавистническим учением ваххабизма. Их не тревожит шиитский Бахрейн (где находится американская база), власть над которым захватили горстка суннистских самозваных «монархов». Почему? Все очень просто. Ваххабизм был придуман и оплачен в XIX веке англичанами, а в Саудовской Аравии именно англосаксы возвели на престол узурпаторов Саудитов, в чьих жилах нет ни капли благородной крови потомков пророка Мухамедда. Это поддельные проклятые короли. Именно этим жалким захватчикам отдали ключи от величайших святынь Мекки и Медины. И об этом знает весь арабский мир.
КАК ЖИВЕТ ПАЛЬМИРА
Тяжко. Трудно. Нет воды, нет электричества. Хотя уже вернулось 150 семей. Сирийские офицеры пригласили меня в первое, открывшееся «кафе». Прямо на разбомбленной улице, где на всех домах написано по-русски «Мин нет», предприимчивый хозяин магазинчика выставил диваны, на которых можно посидеть за чашкой чая и покурить кальян.
Внезапно мы видим трехлетнюю девочку, и все замираем, словно увидели чудо. А это и впрямь чудо! Если в Пальмире появились дети, значит, жизнь возвращается! Чувствуя себя центром всеобщего внимания, маленькая кокетка охотно позирует для съемки и принимает позы, достойные фотомодели.
Сокровища Пальмиры все еще великолепны. И, слава Богу, уцелели прекрасные римские колоннады и амфитеатр. Но мировое сообщество, стенавшее о горестях Пальмиры, не спешит восстанавливать разрушенный город. Впрочем, их можно понять. Фронт всего в 20 километрах, и игиловцы просто мечтают вернуться в Пальмиру, чтобы устроить там свой собственный «кровавый концерт». Грабить там уже нечего, а вот отомстить русским и поднять свой престиж — это для них вопрос их варварской «чести».
— За два дня до вашего приезда началось новое наступление на Пальмиру, — говорит генерал Малик. — Наши разведчики и русская разведка определили, что на расстоянии 25 километров от города есть крупный центр боевиков, — склады с оружием, тренировочные центры и командный пункт. Все эти данные передали русскому центру авиации. Вылетело 6 самолетов-бомбардировщиков, и наступление на Пальмиру было отрезано. Опасность лишь отодвинута, но она никуда не ушла. (Позже местные офицеры показали мне ужасающие фото: сожженные трупы сирийских солдат с выколотыми глазами, застигнутых врасплох на блок-посту наступлением игиловцев.)
Внезапно мы видим трехлетнюю девочку, и все замираем, словно увидели чудо. А это и впрямь чудо! Если в Пальмире появились дети, значит, жизнь возвращается! Чувствуя себя центром всеобщего внимания, маленькая кокетка охотно позирует для съемки и принимает позы, достойные фотомодели.
Сокровища Пальмиры все еще великолепны. И, слава Богу, уцелели прекрасные римские колоннады и амфитеатр. Но мировое сообщество, стенавшее о горестях Пальмиры, не спешит восстанавливать разрушенный город. Впрочем, их можно понять. Фронт всего в 20 километрах, и игиловцы просто мечтают вернуться в Пальмиру, чтобы устроить там свой собственный «кровавый концерт». Грабить там уже нечего, а вот отомстить русским и поднять свой престиж — это для них вопрос их варварской «чести».
— За два дня до вашего приезда началось новое наступление на Пальмиру, — говорит генерал Малик. — Наши разведчики и русская разведка определили, что на расстоянии 25 километров от города есть крупный центр боевиков, — склады с оружием, тренировочные центры и командный пункт. Все эти данные передали русскому центру авиации. Вылетело 6 самолетов-бомбардировщиков, и наступление на Пальмиру было отрезано. Опасность лишь отодвинута, но она никуда не ушла. (Позже местные офицеры показали мне ужасающие фото: сожженные трупы сирийских солдат с выколотыми глазами, застигнутых врасплох на блок-посту наступлением игиловцев.)
— Вы пустили в страну не только русских, которые жизненно заинтересованы в уничтожении главного очага мирового терроризма, слишком близкого к нашим границам, — говорю я. — Но здесь также воюют «Хезболла» и Иран. Вы не боитесь, что рано или поздно вам предъявят счет?
— Нисколько. Давайте говорить откровенно. Сирия создала и поддерживала ливанскую «Хезболлу». Морально, материально и оружием, особенно во время войны Ливана и Израиля. Это они нам обязаны, а не мы им. Что касается Ирана, мы всегда были другом этой страны. Даже когда Саддам Хусейн по наущению американцев начал войну против Ирана, слишком слабого после революции, подвергнутого жесточайшим санкциям, Сирия была единственной арабской страной, которая встала на защиту Ирана. И не забывайте: Иран всячески поддерживает шиитов в Ливане, но в силу географии сделать это он может только через нас, сирийцев. Так что у нас нет неоплаченных счетов ни перед Ираном, ни перед «Хезболлой». Есть взаимопомощь.
— Путин и Эрдоган провели переговоры по сирийскому вопросу. Сократились ли караваны снабжения террористов, идущих через турецкую границу?
— Практически нет. Снабжение идет через Идлиб. И не потому, что Эрдоган этого хочет. Он уже НЕ КОНТРОЛИРУЕТ ДАИШ (ИГИЛ), который сам же создал. Все поселения на турецко-сирийской границе (там, где нет курдов) — под контролем ИГИЛ. В день переворота на границе выключили свет, чтобы дать возможность игиловским отрядам перейти границу беспрепятственно. Они собирались идти на Стамбул, чтобы спасать Эрдогана.
— Нисколько. Давайте говорить откровенно. Сирия создала и поддерживала ливанскую «Хезболлу». Морально, материально и оружием, особенно во время войны Ливана и Израиля. Это они нам обязаны, а не мы им. Что касается Ирана, мы всегда были другом этой страны. Даже когда Саддам Хусейн по наущению американцев начал войну против Ирана, слишком слабого после революции, подвергнутого жесточайшим санкциям, Сирия была единственной арабской страной, которая встала на защиту Ирана. И не забывайте: Иран всячески поддерживает шиитов в Ливане, но в силу географии сделать это он может только через нас, сирийцев. Так что у нас нет неоплаченных счетов ни перед Ираном, ни перед «Хезболлой». Есть взаимопомощь.
— Путин и Эрдоган провели переговоры по сирийскому вопросу. Сократились ли караваны снабжения террористов, идущих через турецкую границу?
— Практически нет. Снабжение идет через Идлиб. И не потому, что Эрдоган этого хочет. Он уже НЕ КОНТРОЛИРУЕТ ДАИШ (ИГИЛ), который сам же создал. Все поселения на турецко-сирийской границе (там, где нет курдов) — под контролем ИГИЛ. В день переворота на границе выключили свет, чтобы дать возможность игиловским отрядам перейти границу беспрепятственно. Они собирались идти на Стамбул, чтобы спасать Эрдогана.
— Что же будет, когда ИГИЛ поймет, что Эрдоган ведет игру против них?
— рассуждаю я. Если он пережил один переворот, это не значит, что он переживет второй. Эксперты на Ближнем Востоке считают, что американцы собираются убрать Эрдогана любой ценой. Посчитайте его врагов: курды, против которых он ведет войну, большая часть армии, арестованная и подвергнутая репрессиям (у них остались друзья, родственники, соратники), оппозиция (более ста тысяч человек потеряли работу), ИГИЛ, который чует измену и отомстит сполна Турции, если она повернется к нему спиной, и проповедник Гюлен, сидящий в США, организовавший переворот при помощи американцев.
— Вы рассуждаете верно, — замечает генерал Малик. — Если бы русские его не предупредили Эрдогана о перевороте, неизвестно, чем бы дело кончилось.
— Не оказались ли мы, Россия и Сирия, в странной ситуации? Главный враг Сирии, спонсор ИГИЛ, человек, отдавший приказ сбить российский самолет, абсолютно ненадежный партнер, — а теперь мы вынуждены помогать ему удержаться у власти.
— Точно. Мы ВЫНУЖДЕНЫ его терпеть. Из всех зол на данный момент это меньшее. Потому что если в Турции начнется гражданская война, это разрушит весь регион.
— рассуждаю я. Если он пережил один переворот, это не значит, что он переживет второй. Эксперты на Ближнем Востоке считают, что американцы собираются убрать Эрдогана любой ценой. Посчитайте его врагов: курды, против которых он ведет войну, большая часть армии, арестованная и подвергнутая репрессиям (у них остались друзья, родственники, соратники), оппозиция (более ста тысяч человек потеряли работу), ИГИЛ, который чует измену и отомстит сполна Турции, если она повернется к нему спиной, и проповедник Гюлен, сидящий в США, организовавший переворот при помощи американцев.
— Вы рассуждаете верно, — замечает генерал Малик. — Если бы русские его не предупредили Эрдогана о перевороте, неизвестно, чем бы дело кончилось.
— Не оказались ли мы, Россия и Сирия, в странной ситуации? Главный враг Сирии, спонсор ИГИЛ, человек, отдавший приказ сбить российский самолет, абсолютно ненадежный партнер, — а теперь мы вынуждены помогать ему удержаться у власти.
— Точно. Мы ВЫНУЖДЕНЫ его терпеть. Из всех зол на данный момент это меньшее. Потому что если в Турции начнется гражданская война, это разрушит весь регион.
Фотография обезглавленного ИГИЛ 82-летнего археолога, хранителя Пальмиры Халеда Асаада
На колонне древнего амфитеатра еще осталась веревка, на которой боевики повесили голову археолога, для издевательства надев на нее очки
АРМИЯ-КАЛЕКА
Сирийская армия обескровлена. Устала от войны. Лучшие кадры убиты, новые не подготовлены. Разумеется, я видела прекрасный спецназ в Алеппо и отличных бойцов в пригородах Дамаска, где идут серьезные бои. Но это НЕ ВСЯ армия. И недостатки ее очевидны даже не военному человеку. Плохое взаимодействие между частями. Слабая мотивация. Пережитки племенного сознания («моя хата с краю»). Отсутствие должного патриотического воспитания.
Помню, как я спорила с сирийскими беженцами в Ираке: «Как вам не стыдно?! Вы молодые здоровые парни, а бросили страну в трудный момент и убежали». «А почему мы должны воевать за Асада?» «Да не Асада, а за Родину!» «А нас не учили любить Родину». И в этом огромный промах местной пропаганды. Никто не втолковал детям в школе, что они граждане ЕДИНОЙ великой прекрасной страны под названием Сирия. И именно эту страну им надо защищать даже ценой своей жизни. Это как раз то, что называется патриотизмом.
Помню, как я спорила с сирийскими беженцами в Ираке: «Как вам не стыдно?! Вы молодые здоровые парни, а бросили страну в трудный момент и убежали». «А почему мы должны воевать за Асада?» «Да не Асада, а за Родину!» «А нас не учили любить Родину». И в этом огромный промах местной пропаганды. Никто не втолковал детям в школе, что они граждане ЕДИНОЙ великой прекрасной страны под названием Сирия. И именно эту страну им надо защищать даже ценой своей жизни. Это как раз то, что называется патриотизмом.
Уровень дисциплины в армии просто плачевный. Лично видела, как на блок-постах солдаты ночью садятся в кружок, пьют чай, курят кальян и сплетничают. Едет, к примеру, генерал. Кто-то один лениво поднимается, машет приветственно рукой (солдаты даже не знают, что надо отдавать честь!) и поднимает шлагбаум.
Вот что рассказывали мне российские офицеры на условиях анонимности: « Моральный дух крайне низок. Множество случаев дезертирства. Мы говорим сирийцам: в условиях войны за дезертирство расстреливают. А нам в ответ: да как же расстреливать! У нас так вся армия разбежится! И вот ловят дезертира и садят в тюрьму месяца на три. Он там отдыхает, кушает три раза в день, потом его снова посылают на фронт. Игиловцев боятся до смерти. Много бывших крестьян, которых посылают на фронт плохо обученными. Один крик «Аллах акбар!» способен обратить их в бегство. Были позорные случаи: двенадцать исламистов одержали победу над сотней вооруженных солдат, которые еще и побросали оружие при бегстве. Спокойны они лишь тогда, когда знают, что рядом русские. Как обороняться их никто не учил. Всю армию надо переучивать и перевоспитывать. Даже девчонки, которые идут в армию, куда более дисциплинированны и ответственны, чем пацаны. Вот из них могут получится хорошие солдаты.»
Вот что рассказывали мне российские офицеры на условиях анонимности: « Моральный дух крайне низок. Множество случаев дезертирства. Мы говорим сирийцам: в условиях войны за дезертирство расстреливают. А нам в ответ: да как же расстреливать! У нас так вся армия разбежится! И вот ловят дезертира и садят в тюрьму месяца на три. Он там отдыхает, кушает три раза в день, потом его снова посылают на фронт. Игиловцев боятся до смерти. Много бывших крестьян, которых посылают на фронт плохо обученными. Один крик «Аллах акбар!» способен обратить их в бегство. Были позорные случаи: двенадцать исламистов одержали победу над сотней вооруженных солдат, которые еще и побросали оружие при бегстве. Спокойны они лишь тогда, когда знают, что рядом русские. Как обороняться их никто не учил. Всю армию надо переучивать и перевоспитывать. Даже девчонки, которые идут в армию, куда более дисциплинированны и ответственны, чем пацаны. Вот из них могут получится хорошие солдаты.»
Дело осложняется тем, что местные власти отказываются проводить всеобщую мобилизацию. По улицам Дамаска разгуливает множество крепких, упитанных молодых людей, которые тренируются в престижных фитнес-центрах или с утра распивают чай в старом городе. Чем они заняты? Непонятно. Почему не в армии? Всех их палкой надо гнать на фронт. Их родина в опасности!
Но у властей свои резоны, которые озвучил мне политолог Али ал-Ахмад: «Это длительная и тяжелая война. Бывали дни, когда одновременно шло до 200 военных операций! Линия фронта сильно растянута. Но страна хочет, чтоб жизнь продолжалась. Гражданские учреждения должны работать. Университеты, школы, больницы, — это признак того, что государство существует несмотря ни на что».
Но у властей свои резоны, которые озвучил мне политолог Али ал-Ахмад: «Это длительная и тяжелая война. Бывали дни, когда одновременно шло до 200 военных операций! Линия фронта сильно растянута. Но страна хочет, чтоб жизнь продолжалась. Гражданские учреждения должны работать. Университеты, школы, больницы, — это признак того, что государство существует несмотря ни на что».
МИРОВАЯ ВОЙНА С ТЕРРОРИЗМОМ
Действительно, линия фронта проходит практически повсюду. Безопасных мест не существует! Даже Дамаск постоянно обстреливается из трех разных точек. Я впервые пожалела о том, что не ношу бронежилет, в городке Дарайя в двух шагах от Дамаска. Городок полностью разрушен. Сирийская армия освободила большую часть территории и окружила со всех сторон боевиков, засевших в высотных бетонных домах с добротными подвалами. Террористов пытаются взять измором.
— Поймите, брать эту территорию штурмом — значит, бессмысленно погубить огромное количество солдат, — объясняет командир 4-й дивизии генерал Хасан. — Там сидит до двух тысяч смертников с запасами оружия и продовольствия в подвалах. Мы очень благодарны России за помощь, но через вас хотим попросить: нам нужны авиационные бомбы, способные насквозь пробивать бетон. Иначе этих гадов не достать.
— Вы считаете, что в Сирии идет гражданская война? — спрашиваю я.
— О какой гражданской войне идет речь, если недавно английские газеты опубликовали официальное число наемников, проникших в Сирию за последние 5 лет: почти четыреста тысяч человек с бюджетом в 45 миллиардов долларов, потраченных на их переброску и снабжение! Откуда у англичан такие цифры? Кстати, я уверен, заниженные.
— Поймите, брать эту территорию штурмом — значит, бессмысленно погубить огромное количество солдат, — объясняет командир 4-й дивизии генерал Хасан. — Там сидит до двух тысяч смертников с запасами оружия и продовольствия в подвалах. Мы очень благодарны России за помощь, но через вас хотим попросить: нам нужны авиационные бомбы, способные насквозь пробивать бетон. Иначе этих гадов не достать.
— Вы считаете, что в Сирии идет гражданская война? — спрашиваю я.
— О какой гражданской войне идет речь, если недавно английские газеты опубликовали официальное число наемников, проникших в Сирию за последние 5 лет: почти четыреста тысяч человек с бюджетом в 45 миллиардов долларов, потраченных на их переброску и снабжение! Откуда у англичан такие цифры? Кстати, я уверен, заниженные.
— Это война, навязанная нам извне, — вторит генералу политолог Али ал-Ахмад. — Эту войну никак нельзя назвать гражданской! Сначала западные медиа пытались представить это революцией против режима, потом столкновением суннитов и алавитов, позже борьбой суннитов и шиитов. Но это чушь! Большинство местного населения составляют именно сунниты. Если бы сунниты восстали против государства, оно пало бы в течение нескольких месяцев! А страна живет так уже более пяти лет. И именно сунниты защищают страну от иноземных захватчиков, а рядом с ними сражаются алавиты, христиане, курды, шииты. Общественная почва здесь всегда была умеренной, толерантной. Мы воюем с иностранцами: с выходцами из Чечни, Дагестана, Киргизии, Таджикистана, Ирака, Афганистана, Турции. Есть даже китайские уйгуры! Я не отрицаю, что среди боевиков есть и оболваненные сирийцы, но они не командиры, не руководители.
В сущности, в Сирии идет мировая война против терроризма. Нужно, чтоб никто из этих террористов не вернулся домой. Их надо похоронить здесь.
В сущности, в Сирии идет мировая война против терроризма. Нужно, чтоб никто из этих террористов не вернулся домой. Их надо похоронить здесь.
Текст
Дарья АСЛАМОВА
Дизайн и верстка
Рушан КАЮМОВ
Фото и видео
Дарья АСЛАМОВА
Монтаж видео
Руслан РАХМАНГУЛОВ
Павел ЯКОВЛЕВ
Павел ЯКОВЛЕВ
