Но это не совсем забор… А если уж прямо — категорически не забор. В землю воткнута доска с гигантской запятой, которая — как считает Юра — на самом деле висит на невидимом заборе.
— У меня была идея написать на доске «забор» и успокоиться. Но скажут же — бред..
— Ну если честно, скажут, да, — облегченно вздыхаю.
— Разумеется! В России к написанному на заборе никакого доверия. Мало ли что там напишут, — объяснял Юрий, поглаживая зажмурившегося от удовольствия гигантского белого кролика. — Поэтому я сделал проще. Так как это трава (показывает на обычную придорожную) «забористая» — значит это забор. Ведь забористая трава растет только у заборов. То есть получается (поднимает палец) я решил задачу с другой стороны.
Улыбка инопланетянина. Кролик задумчиво грыз останки книги.
Владимир Ворсобин
Хиппи 21 века:
Бросил Москву и выкопал квартиру с баней и вай-фаем
Чтоб понять «зачем?»
наш обозреватель Владимир Ворсобин
переночевал в землянке на 106-ом километре
Ярославского шоссе
наш обозреватель Владимир Ворсобин
переночевал в землянке на 106-ом километре
Ярославского шоссе
Дрова догорели еще ночью. За стеклом мерзость. Чахоточное утро.
И тошнотворно-пряный запах сырой земли…
На свою беду я еще неудачно выбрался из землянки — на 106-ой километр Ярославского шоссе упал первый снег, нагло влезая за шиворот, вгрызаясь в ноги.
От чего в подземной «Усадьбе» стало совсем тоскливо.
Отсюда хотелось уже не просто уехать. Бежать. В пятистах метрах отсюда авто-заправка с магазинчиком, где тепло, где под ногами, не земля, а — аллилуя! — блестящий пол, белый потолок, здесь люди в чистой — трижды аллилуя! — одежде…
А ты, оказывается, раб комфорта. Ты всего лишь сутки под землей, и уже так горячо и постыдно влюблен в цивилизацию.
— Вот, как о тебе, Юр, написать… — грустно спросил я на прощание хозяина «многокомнатной» подземной Усадьбы 25-летнего «старца» с косматой головой, бородой и в дредах.
— Главное, чтоб тебе самому репортаж понравился, — потусторонне улыбается Юра.
— Исключено, — ворчу. — Разве нормально опишешь этот дурдом?
И снова, уже проклиная себя, очарованно смотрю на Усадьбу, на этот прекрасный сюр, по которому я уже на следующий чистенький цивилизованный день начал… скучать.
Ах да…. (это я вспомнил о читателе). Ему же придется все это как-то объяснить.
И тошнотворно-пряный запах сырой земли…
На свою беду я еще неудачно выбрался из землянки — на 106-ой километр Ярославского шоссе упал первый снег, нагло влезая за шиворот, вгрызаясь в ноги.
От чего в подземной «Усадьбе» стало совсем тоскливо.
Отсюда хотелось уже не просто уехать. Бежать. В пятистах метрах отсюда авто-заправка с магазинчиком, где тепло, где под ногами, не земля, а — аллилуя! — блестящий пол, белый потолок, здесь люди в чистой — трижды аллилуя! — одежде…
А ты, оказывается, раб комфорта. Ты всего лишь сутки под землей, и уже так горячо и постыдно влюблен в цивилизацию.
— Вот, как о тебе, Юр, написать… — грустно спросил я на прощание хозяина «многокомнатной» подземной Усадьбы 25-летнего «старца» с косматой головой, бородой и в дредах.
— Главное, чтоб тебе самому репортаж понравился, — потусторонне улыбается Юра.
— Исключено, — ворчу. — Разве нормально опишешь этот дурдом?
И снова, уже проклиная себя, очарованно смотрю на Усадьбу, на этот прекрасный сюр, по которому я уже на следующий чистенький цивилизованный день начал… скучать.
Ах да…. (это я вспомнил о читателе). Ему же придется все это как-то объяснить.
Семь миллиардов соседей
Думаю, те кто ездит в сторону Ярославля, видел это чудо на обочине шоссе. Чуть не доезжая до Переславля-Залесского, просто посмотрев налево, водители обычно чуть притормаживают. Там вот уже года четыре стоит что-то вроде вигвама (на самом деле библиотека — стеллажи с сотней книг, циновка и место для костра). Рядом елка украшенная компакт дисками, гамак с навесом, чуть дальше Главная Землянка с подземной баней, вай-фаем и туалетом, за ней еще одна... И над всем этим солнечные батареи. У входа — на территорию Усадьбы красный телефон и надпись: «Не стесняйтесь уведомлять о своем явлении дабы избежать недоразумений»
Рядом с «не стесняйтесь» стоит забор.
Вчера здесь я и принял боевое крещение.
Услышав, что какой-то чудак уж слишком просто решил жилищный вопрос — в чистом поле вырыл себе квартиру, я по журналистки нагло ворвался в Усадьбу. Как потом мне скажет Юра, я вел себя как типичный безмозглый репортер. Ну, то есть, как нормальный человек.
— Вы здесь один живете? — деловито спросил тогда я. (мы были еще на «вы»)
— Нет, — отвечает Юра. — Нас тут достаточно.
— Трое-четверо?
— Семь миллиардов. Мы ж с вами не на другой планете — в одном мире живем.
— А это что?
— Забор, конечно.
— Угу, — вежливо соглашаюсь, глядя на…
Вчера здесь я и принял боевое крещение.
Услышав, что какой-то чудак уж слишком просто решил жилищный вопрос — в чистом поле вырыл себе квартиру, я по журналистки нагло ворвался в Усадьбу. Как потом мне скажет Юра, я вел себя как типичный безмозглый репортер. Ну, то есть, как нормальный человек.
— Вы здесь один живете? — деловито спросил тогда я. (мы были еще на «вы»)
— Нет, — отвечает Юра. — Нас тут достаточно.
— Трое-четверо?
— Семь миллиардов. Мы ж с вами не на другой планете — в одном мире живем.
— А это что?
— Забор, конечно.
— Угу, — вежливо соглашаюсь, глядя на…
В тот день я еще был нормальным цивилизованным человеком, поэтому я потер глаза, покачнулся… И глупо спросил.
— А она точно забористая?
— У-у-у-у! — подмигивает Юра. — Еще какая забористая. Я ее даже сушу, рассыпаю в коробочки и причащаю желающих. (вручает спичечные коробочки с обычной засохшей травой)
— Что?
— А она точно забористая?
— У-у-у-у! — подмигивает Юра. — Еще какая забористая. Я ее даже сушу, рассыпаю в коробочки и причащаю желающих. (вручает спичечные коробочки с обычной засохшей травой)
— Что?
— Это же (взмахом руки охватывает то ли на Усадьбу, то ли весь белый свет) произведение искусства. И я причащаю. От слова «Причастный». То есть делаю людей причастными к искусству .
Тут мой мозг сдался. Засбоил. Кролик подошел ко мне. И внимательно посмотрев красными глазами, стал грызть шнурок.
И вижу я висящую на веревке гайку.
— Стругацкие! Сталкер! — ухватился я за спасительную идею. Ну конечно все это перфоманс. Представление. Театр. Я надеялся, что хозяин вот тут наконец-то рассмеется, хлопнет мне по по плечу и скажет — «все нормально, старик, извини за представление — просто скучно вот тут, у дороги, без шоу».
— Конечно, Сталкер, — Юра мрачнеет. — Там у дороги (показывает на юг), есть два туннеля. Я их называю туннелями выбора. Я часто стою перед ними. Не знаешь — по какому из них войти, по какому выйти. Известно только, что нельзя вернуться туда, где раньше был. Мир меняется. Разве вы не заметили?
Я потер виски. И решил больше не задавать вопросов, просто слушать. Чтобы там не произошло.
Тут мой мозг сдался. Засбоил. Кролик подошел ко мне. И внимательно посмотрев красными глазами, стал грызть шнурок.
И вижу я висящую на веревке гайку.
— Стругацкие! Сталкер! — ухватился я за спасительную идею. Ну конечно все это перфоманс. Представление. Театр. Я надеялся, что хозяин вот тут наконец-то рассмеется, хлопнет мне по по плечу и скажет — «все нормально, старик, извини за представление — просто скучно вот тут, у дороги, без шоу».
— Конечно, Сталкер, — Юра мрачнеет. — Там у дороги (показывает на юг), есть два туннеля. Я их называю туннелями выбора. Я часто стою перед ними. Не знаешь — по какому из них войти, по какому выйти. Известно только, что нельзя вернуться туда, где раньше был. Мир меняется. Разве вы не заметили?
Я потер виски. И решил больше не задавать вопросов, просто слушать. Чтобы там не произошло.
«Зачем тебе всё это?»
Вся юрина усадьба завалена книгами. Их тут, кажется, тысячи. Каких угодно — от Пелевина до Марининой, от Пушкина до справочников по физике. Питаясь от россыпи аккумуляторов, подпитываемых солнечной батареей и в случае чего — дизельным генератором, в подземелье светится компьютер с десятками закладок всевозможных соцсетей и электронных библиотек.
Пригнувшись осматриваю землянку — хаотической нагромождение изображений каких-то лиц. Много Чехова. Натыкаюсь на комнатку. Туалет.
— Крикните что-нибудь. Или хлопнете в ладоши, — советует из-за компа хозяин.
Хлопаю. Свет включается.
— Крикните что-нибудь. Или хлопнете в ладоши, — советует из-за компа хозяин.
Хлопаю. Свет включается.
— Заказал в Китае объемный датчик, а там перепутали — прислали звуковой, — огорченно ворчит Юра. — Тут еще с водой история. Заказал отличный китайский насос — такой российский стоил бы долларов 200, да и то — хуже по характеристикам, а там — 30. Поставил на реке качать воду, но украли. Шел наверное охотник какой-нибудь, и взял. Идет, наверное, и думает — а почему бы не взять…(Юра опять как-то нехорошо задумывается) А может и не думал даже — взял и все. Бездумно. Видит — лежит…
— А пошли за дровами, — главное Юру вовремя «сбить» с размышлений. Иначе разрыв мозга.
— Пошли, — легко соглашается он и вот мы уже в лесу с пилой и топором, где он рассказывает, что гектар леса легко обеспечивает сухостоем не то что землянку, целый дом. Что год назад к нему вот так, как я, заехал московский эколог, увлеченный идеей пересадить Москву на электро-велосипеды, да и остался.
— А пошли за дровами, — главное Юру вовремя «сбить» с размышлений. Иначе разрыв мозга.
— Пошли, — легко соглашается он и вот мы уже в лесу с пилой и топором, где он рассказывает, что гектар леса легко обеспечивает сухостоем не то что землянку, целый дом. Что год назад к нему вот так, как я, заехал московский эколог, увлеченный идеей пересадить Москву на электро-велосипеды, да и остался.
За месяц вырыли вместе еще одну землянку — накрыли хорошим утеплителем, поставили печку. Эколог в ней перезимовал, сейчас бывает наездами.
Да кто здесь только не бывает. Редкий день без гостей. Иностранцы, экологи, туристы, священники, знакомые, знакомые знакомых. Участковый зайдет. Начальник местной полиции, который никак не может оставить подозрений о наркотическом притоне. Как-то владелица земли пожаловала.
Да кто здесь только не бывает. Редкий день без гостей. Иностранцы, экологи, туристы, священники, знакомые, знакомые знакомых. Участковый зайдет. Начальник местной полиции, который никак не может оставить подозрений о наркотическом притоне. Как-то владелица земли пожаловала.
— Милая женщина, — говорит Юра. — Видимо, земля ей пока не нужна. Покачала головой и уехала.
И почти все что-то везут. От чего у Юры уже целые залежи круп, печенья и артиллерия хорошего виски.
Например, «заехал незнакомый мужик, принес пять литров медицинского спирта (показывает здоровенную пластиковую бутыль). И что мне с ней делать? Я ж не пью, возьми ее пожалуйста, хоть ты!» (не взял).
— Или приходит один мужичок из соседней деревни — говорит с женой поссорился, — припоминает Юра, — Я ему — вон землянка эколога, живи сколько хочешь, только надо дров нарубить, протопить ее… Потоптался-потоптался ну и поехал к жене (смеется).
Я слушал и думал — как бы спросить «а ты чего не едешь?», «тебе-то зачем все это?»...
Но прямой вопрос здесь под запретом. Пробовал уже. Сморщится: «слишком по-журналистски» и пойдет «отшельник» дрова колоть, чтоб кофе сварить.
Или переключится на рассказ о своем любимом Чехове, чью пьесу «Вишневый сад» он знает наизусть и даже мечтает преподавать Чехова в «каком-нибудь европейском университете»).
Или заговорит о «бук-кроссинге», мировой программе по обмену книг, которую он изо всех продвигает в России, видя в этом чем-то вроде служения обществу.
И почти все что-то везут. От чего у Юры уже целые залежи круп, печенья и артиллерия хорошего виски.
Например, «заехал незнакомый мужик, принес пять литров медицинского спирта (показывает здоровенную пластиковую бутыль). И что мне с ней делать? Я ж не пью, возьми ее пожалуйста, хоть ты!» (не взял).
— Или приходит один мужичок из соседней деревни — говорит с женой поссорился, — припоминает Юра, — Я ему — вон землянка эколога, живи сколько хочешь, только надо дров нарубить, протопить ее… Потоптался-потоптался ну и поехал к жене (смеется).
Я слушал и думал — как бы спросить «а ты чего не едешь?», «тебе-то зачем все это?»...
Но прямой вопрос здесь под запретом. Пробовал уже. Сморщится: «слишком по-журналистски» и пойдет «отшельник» дрова колоть, чтоб кофе сварить.
Или переключится на рассказ о своем любимом Чехове, чью пьесу «Вишневый сад» он знает наизусть и даже мечтает преподавать Чехова в «каком-нибудь европейском университете»).
Или заговорит о «бук-кроссинге», мировой программе по обмену книг, которую он изо всех продвигает в России, видя в этом чем-то вроде служения обществу.
И все-таки однажды Юра не стерпел.
Только что из землянки уехал очередной гость — застигнутый дождем байкер. Говорит, вышел с работы и настроение такое, что вот непременно надо доехать из Москвы до Ярославля на мотоцикле... Нельзя было не ехать. Выпил в землянке с нами кофе, тяжело вздохнул и поехал дальше. Наш человек.
Только что из землянки уехал очередной гость — застигнутый дождем байкер. Говорит, вышел с работы и настроение такое, что вот непременно надо доехать из Москвы до Ярославля на мотоцикле... Нельзя было не ехать. Выпил в землянке с нами кофе, тяжело вздохнул и поехал дальше. Наш человек.
— Ты здесь словно под стеклом, — говорю. — Люди проезжают мимо смотрят, дивятся.
— Это они под стеклом! — вдруг заволновался Юра. — Это я за вами наблюдаю. И мне жалко вас.
— Жалко?! — изумился я.
— Ну конечно. Раве вам не тошно? — удивился Юра.
— Это они под стеклом! — вдруг заволновался Юра. — Это я за вами наблюдаю. И мне жалко вас.
— Жалко?! — изумился я.
— Ну конечно. Раве вам не тошно? — удивился Юра.
Теория о настоящей свободе
Оказывается, когда-то Юра был хорошим программистом, потом преуспевающим московским юристом. Жил, говорит, очень неплохо, «на рестораны хватало». Но стал задумываться — зачем? Почему он должен тратить жизнь на то, что ему неинтересно? На работе он стал появляться все реже.
— Но мои работодателями были прекрасные люди. Они меня никак не хотели увольнять. Просили — приходи хоть раз в неделю, на четыре часа. Но и эти четыре часа для меня были в тягость. И однажды я приехал сюда с подругой, поставили здесь типи (теперь этот «шалаш» — библиотека) и отправились в Москву. И праздновали «освобождение» — ходили по театрам, я спал в машине. Это был прекрасный день, когда я уволился и поселился здесь.
— Но мои работодателями были прекрасные люди. Они меня никак не хотели увольнять. Просили — приходи хоть раз в неделю, на четыре часа. Но и эти четыре часа для меня были в тягость. И однажды я приехал сюда с подругой, поставили здесь типи (теперь этот «шалаш» — библиотека) и отправились в Москву. И праздновали «освобождение» — ходили по театрам, я спал в машине. Это был прекрасный день, когда я уволился и поселился здесь.
— И ты называешь это свободой?
— Вы не принадлежите себе, — качает косматой головой Юра. — Вы так привыкли к несвободе, к работе на хозяина, что не понимаете — как жить по другому. Я вот иногда думаю — не поехать ли мне в город на концерт. Но это ж надо одевать костюм, покупать билеты, потом возвращаться… Вот если бы щелкнуть пальцами и я в театре. А так, зачем тратить время? Суетиться? Я щелкну мышью и послушаю Спивакова или Гергиева здесь…
— Вы не принадлежите себе, — качает косматой головой Юра. — Вы так привыкли к несвободе, к работе на хозяина, что не понимаете — как жить по другому. Я вот иногда думаю — не поехать ли мне в город на концерт. Но это ж надо одевать костюм, покупать билеты, потом возвращаться… Вот если бы щелкнуть пальцами и я в театре. А так, зачем тратить время? Суетиться? Я щелкну мышью и послушаю Спивакова или Гергиева здесь…
— Но самое главное не это… — задумчиво сказал Юра давя на себе клеща. (его собрат в этот момент незаметно ввинчивался мне в ногу)
— Ты ни от кого не зависишь. И никому не обязан, — киваю.
— Тут хорошая стартовая позиция, — вдруг как-то очень деловито ответил Юра. — Ничего не жаль оставить, и перед тобой весь мир.
— И это все?
— Нееет, — снова инопланетно заулыбался Юра. — Слышал бы ты, как тут соловьи поют…
— Ты ни от кого не зависишь. И никому не обязан, — киваю.
— Тут хорошая стартовая позиция, — вдруг как-то очень деловито ответил Юра. — Ничего не жаль оставить, и перед тобой весь мир.
— И это все?
— Нееет, — снова инопланетно заулыбался Юра. — Слышал бы ты, как тут соловьи поют…
КСТАТИ
На что живет затворник Юра?
Мы, например, привезли ему гречку и сосиски. Так как Юра принимает гостей каждый день, не удивительно, что круп, печений и других продуктов у него много.
Но. Даже вне цивилизации Юре приходится платить ей «дань». Можноне брать в расчет строительство землянки — а она по скромным прикидкам обошлась тысяч в 20-30 (утеплитель, солнечные батареи, насос, аккумуляторы) — но все равно «отшельнику» приходится платить за бензин (рядом с шалашом припаркована его старая «Тайота»), плюс ежегодный транспортный налог. Кроме того приходится менять множество аккумуляторов, так как электроэнергии от солнца хватает лишь на освещение диодными лампочками, на работу маленького компьютера уже может не хватить. Срок действия аккумуляторов не больше года, а значит Юра платит за их замену в среднем 1,5 — 2 тысячи в месяц.
Юра утверждает, что в таких условиях вполне способен прожить на 300 рублей, питаясь горохом, который он варит в котелке. Но признается — что так никогда не жил.
Думаю, потому что подруга Юры — Полина, девушка состоятельная. Работает она в очень известном московском рекламном агентстве, и приезжает к свободолюбивому «затворнику» каждую неделю.
Но. Даже вне цивилизации Юре приходится платить ей «дань». Можноне брать в расчет строительство землянки — а она по скромным прикидкам обошлась тысяч в 20-30 (утеплитель, солнечные батареи, насос, аккумуляторы) — но все равно «отшельнику» приходится платить за бензин (рядом с шалашом припаркована его старая «Тайота»), плюс ежегодный транспортный налог. Кроме того приходится менять множество аккумуляторов, так как электроэнергии от солнца хватает лишь на освещение диодными лампочками, на работу маленького компьютера уже может не хватить. Срок действия аккумуляторов не больше года, а значит Юра платит за их замену в среднем 1,5 — 2 тысячи в месяц.
Юра утверждает, что в таких условиях вполне способен прожить на 300 рублей, питаясь горохом, который он варит в котелке. Но признается — что так никогда не жил.
Думаю, потому что подруга Юры — Полина, девушка состоятельная. Работает она в очень известном московском рекламном агентстве, и приезжает к свободолюбивому «затворнику» каждую неделю.
